Гарри всегда мечтал избавиться от тирании своих родственников. Он их действительно ненавидел. Ненавидел с большой буквы. Из–за собственной беспомощности и невозможности дать им отпор. Из–за того, что Дурсли безумно любили Дадли и с таким же остервенением ненавидели своего племянника. Он был для них мальчиком для битья, ничтожным рабом, всем, кроме просто человека, личности, ребенка.
Для Снейпа он был Поттером. Продолжением собственных родителей и не более того. Он презирал своего подопечного. Иногда испытывал отвращение. Зельевар часто унижал его словесно, кидал на него пренебрежительные взгляды. Если Гарри все–таки поедет в Хогвартс, то он обязательно поступит на Слизерин, чтобы доказать Снейпу, что он достоин. Достоин быть на его факультете, что у него есть все качества для этого.
Мальчик задумчиво покрутил в руках перо и откинулся на спинку стула. Он не хотел в Хогвартс. Ему не хотелось играть роль марионетки. Это не стоило каких–либо доказательств зельевару, чувства к которому характеризовались емким и односложным — нелюбовь. Взаимная нелюбовь. Не ненависть. Но от этого было определенно не легче.
Поместье никогда не было его домом. Но комната, в которой он жил, давно получила местоимение — моя. У него появилось достаточно много своего собственного, и это было прекрасно и необыкновенно. А теперь ему придется снова доказывать право на его же вещи. Жизнь–борьба уже давно опротивела, но, видимо, таков его рок, его проклятый фатум.
Гарри подошел к зеркалу, помахал ему рукой и уселся напротив него.
— Привет! — обратился он к собственному отражению.
Зеркало благоразумно промолчало.
— Я хочу поговорить с тобой. Вслух всегда проще рассуждать, но мне нужно видеть собеседника.
Отражение воздержалось от комментариев.
— Ты хочешь в Хогвартс?
Мальчик вгляделся в собственное отражение и уверенно сказал:
— Нет!
Гарри склонил голову набок.
— А в Дурмстранг?
Мальчик задумался и кивнул.
— Почему? — спросил он у себя.
— Потому что это должно быть несколько удаленно от Англии. Там никто не будет смотреть на меня с восхищением или как на кумира. Это важно. Там я могу быть нормальным, как все.
— Что ты потеряешь, если поедешь в Дурмстранг?
Гарри задумчиво поправил очки.
— Возможно, я потеряю то, что мог бы назвать местоимением мое. Я боюсь, что привык к тому, что мне могут оказать помощь в экстренных ситуациях. Но тут я не имею выбора или свободы. Я в данный момент похож на игрушку, посаженную в кукольный домик. Если окажусь негодным, тут же отправят на свалку. Но это гораздо лучше, чем то, что было у Дурслей. Здесь я получаю книги, еду и собственное пространство.
— Ты боишься своих родственников?
Мальчик сглотнул. В этом было тяжело признаться даже самому себе.
— Да, но сейчас я думаю, что смог бы противостоять им. Хотя понимаю, что это будет тяжело.
— А если попадешь в приют?
После небольшой паузы ответил.
— Там меня волнует неопределенность. Смогу ли доказать там право на свое место. Удастся ли скрыть то, что я маг. Получится ли делать летние задания, если их зададут. Смогу ли спрятать свои вещи… Там много того, чего я не знаю. Я хотел бы все–таки в обычный приют, а не для сложных детей…
Гарри вздохнул и почти вплотную приблизился к зеркалу.
— Ты готов пойти на риск?
Мальчик улыбнулся себе.
— Да.
После высказанных вслух сомнений стало гораздо легче, и мальчик, счастливо смеясь, упал на пол.
* * *
Дамблдор пока не появлялся в поместье, но Гарри уже принял для себя решение. Мальчик спустился к завтраку и забрал у птицы выпуск «Ежедневного Пророка». Бегло просмотрев выпуск, он зацепился взглядом за небольшую статью.
«В доме Люциуса Малфоя были проведены обыски с целью обнаружения темных артефактов и запрещенных книг. На данный момент найти и изъять ничего не удалось, но авроры пока не отчаиваются. К ним в штаб были подброшены черномагические артефакты с пометкой коллекции Малфоев. Эти вещи сейчас проходят проверку».
Гарри присвистнул и принялся за свой чай. Ему пришла в голову попросить Люциуса о помощи в вопросе временного приюта. Так же мальчик рассматривал вариант останавливаться в «Дырявом котле» или в любом постоялом дворе города Шабаша. Но для того, чтобы этот вариант оказался жизнеспособным, мальчику необходимо было знать, сколько содержит денег его ячейка в банке. Пока идея просто пообщаться с Люциусом не казалась ему неразумной.
Допив свой чай, Гарри написал короткую записку:
«Добрый день, мистер Малфой.
Прочел в газете о ваших неприятностях. Очень надеюсь, что они вскоре благополучно разрешатся в вашу пользу.
С искренней обеспокоенностью, Гарри Поттер»
Мальчик привязал послание к лапке Спес и отправил ее. Вечером в поместье вернулся Снейп. Настроение у него было каким–то странным. При более близком рассмотрении зельевар оказался немного выпившим. Он оказался на редкость щедрым и собственноручно вручил Гарри «Вестник зельевара». Причина странного настроения зельевара обнаружилась на второй странице. В статье рассказывалось о том, что Северус Снейп смог усовершенствовать «Зелье Гнева» и получил за это медаль «За выдающийся вклад в зельеварение».
— Поздравляю, сэр, — произнес мальчик.
— Спасибо. Вы знаете, что самое смешное? Оказалось все дело в том, что в зелье гнева надо было добавить одну каплю «Последнего сна» и довести до кипения. А потом добавить щепотку лунной пыльцы. Я понял это после вашей неудачной попытки самоубийства. Правда, смешно?
Гарри поморщился.
— Очень, сэр.
В комнату царственно влетел филин. Мальчик отвязал от его лапки письмо.
— От кого оно? — спросил из кресла зельевар.
— От Малфоя. Оно мне.
— Вы с ним переписываетесь?! — удивленно воскликнул Снейп.
— Только начали. Хочу склонить его к мысли о том, что принять опеку надо мной выгодный для него вариант, — просто ответил мальчик, открывая конверт.
«Приветствую, мистер Поттер.
Мне приятно льстит, что такой человек, как вы, искренне обеспокоен тем, что происходит в моей жизни. Очень прискорбно, что пресса посмела придавать огласке ситуацию, происходящую на данный момент. Авроры ведут себя крайне недипломатично и покупаются на наглую ложь и явную провокацию. Я серьезно опасаюсь за безопасность нашего общества.
С уважением, Люциус Малфой»
Зельевар долго сидел в кресле и молча рассматривал Гарри.
— Ты все же решил ехать в Дурмстранг?
— Да.
— Ты так ненавидишь этот дом и меня? — спросил зельевар и посмотрел в огонь в камине.
— Нет, — произнес Гарри. — Я просто не хочу, чтобы моя привязанность к определенному месту повлияла на мое будущее. Сейчас я ищу альтернативные варианты места, где я мог бы жить. Возможно, мне удастся договориться с директором и оставаться на лето в школе или я смогу найти где–то подработку на лето. Или смогу пожить у кого–то из одноклассников или даже у нескольких из них. Существует множество неучтенных возможностей.
Мальчик еще думал попытаться узнать что–нибудь о друзьях его родителей. Возможно, кто–то из них сей час мог бы быть вполне живым и способным помочь ему. Но представления о друзьях семьи Поттеров в памяти Тома были отрывочны, в основном содержали сухую информацию, неактуальную в данный момент.
— Возможно, если вы уедете в Дурмстранг, то все равно сможете возвращаться сюда. Мы еще обсудим это с директором, — медленно произнес Снейп, все так же глядя в огонь.
Зельевар выглядел каким–то измученным и уставшим. И Гарри пришло в голову, что, возможно, профессор не заключал ни с кем никаких договоров и те слова директора были просто фарсом и попыткой заставить мальчика изменить свое решение. В таком случае Снейп ничего не знал о том, что придумал директор, пока Дамблдор не озвучил это мальчику, иначе бы зельевар сам высказал это Гарри еще тогда, когда увидел письмо из Дурмстранга. Стало как–то горько и противно. Дамблдор показался каким–то совсем грязным и низким и почти занял место рядом с Волдемортом.