Качалов. Что может быть у меня слышно? Как рабочий вол… А что Михаил Афанасьевич?
Елена. Плохо.
Качалов. Кланяйтесь ему. Передайте, пожалуйста, сердечный братский привет. (Понизив голос). Если я что-нибудь могу… Как-то помочь…
Елена. Спасибо. Мише достаточно и доброго слова. Вот передам привет от Качалова и ему сразу станет полегче.
Качалов. Ах как жаль, что не пропустили ту пьесу.
Елена. Ужасно жаль. (Понизив голос). Может, вы знаете причину? Почему он не захотел?
Качалов. Понятия не имею.
Елена. А я была так уверена, что ему понравится.
Качалов. «Турбиных» он смотрел семнадцать раз. И очень высоко ценит Булгакова.
Елена. Я сама убеждала Мишу, что писать надо. Твердила, что, как бы то ни было, Сталин все же его ценит. Искренне верила, что эта пьеса может все изменить. И она изменила.
Качалов. Так все плохо?
Елена. Ну, как-то живем.
Возвращается Ермолай. Он ставит перед Качаловым стакан с рассолом.
Качалов. Спасибо, Ермолай. А вам — чаю, кофе?
Хочет помочь Елене снять пальто, с минуту она противится.
Елена. Нет, спасибо. Мне нужно к сестре. Впрочем, ладно, присяду на минутку. (К Ермолаю). Эти банки из-под огурцов? А бывают побольше? (Показывает размер).
Ермолай. Есть и побольше. (Возвращается за стойку).
Качалов(пьет рассол). «О боги, боги мои, яду мне, яду!..» Знаете, у меня это из головы не идет. И еще — «добрый человек».
Входит Павел Петрович Берков.
Берков. Здравствуйте, здравствуйте, Елена Сергеевна!
Елена. Привет, Паша!
Берков. Нижайшее почтение, Василий Иванович.
Кланяется, но садится за соседний столик.
Качалов. Привет.
Входит Ольга Леонардовна Книппер-Чехова.
Книппер. Ну и холодина. Ермолай, чайку, пожалуйста! (Ермолай подбегает, чтобы помочь ей снять шубу). Нет. Пока не сниму. Холодно. Добрый день, Елена Сергеевна! Давно вас не видела! Чудесно выглядите. А супруг как поживает?
Елена. Да все в порядке.
Книппер. Он пишет? Работает над чем-нибудь новым?
Елена. Пишет, пишет.
Книппер. А что?
Елена. Стремится идти в ногу со временем. Начал пьесу под названием «Пирог».
Книппер. «Пирог»?
Качалов. «Пирог».
Елена. Да, «Пирог». Картины быта трудового крестьянства. Классовая борьба. Вредительство в колхозах. Страстная любовь пастуха.
Книппер. Вот как.
Елена. Но это, разумеется, секрет. Миша написал пьесу под псевдонимом. Остерегается слишком поспешных оценок его труда.
Книппер. Разумеется. Как я его понимаю.
Качалов с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться. Елена встает и идет к выходу. Обменивается понимающим взглядом с Качаловым, ее останавливает Берков.
Берков. Извините, Елена Сергеевна! Я услышал, что Михаил Афанасьевич пишет новую пьесу. Как это здорово! Передайте, пожалуйста, привет супругу!
Елена. Обязательно. Но только пока это секрет.
Берков. Конечно! Само собой! Молчу как камень.
Качалов. Лишь бы только погода не испортилась.
Берков. А вы слышали анекдот? Дочка просит маму: «Можно, я схожу в магазин за конфетами?» А мать отвечает: «Нет, детка. Погода такая, что собаку жаль выпускать. Папочка сходит!»
Елена смеется. Качалов улыбается.
Качалов. Чудесно.
Книппер остается совершенно серьезной.
Книппер. Весьма забавно.
Входит Шиваров. Ермолай подает чай Книппер.
Шиваров. Прошу прощения, мне нужен товарищ Берков.
Ермолай(указывает взглядом на Беркова). Вон стоит.
Шиваров подходит к Беркову.
Шиваров. Товарищ Берков? Можно вас на минутку?
Берков и Шиваров выходят.
Книппер. Что за нравы? Вы видели, Елена Сергеевна, заходят в театр как в сарай! Не представятся, не извинятся, что могут помешать. Анекдоты рассказывают, когда никто не просит.
Качалов. Да оставь ты.
Книппер. Театр, мой дорогой, — это храм, а буфет — ризница.
Качалов. У тебя репетиция?
Книппер. Репетиция? Так ты ничего не знаешь?
Качалов. Что?
Книппер. Сегодня же похороны.
Качалов. Чьи?
Книппер. Какого-то пожарного. Ермолай, как звали покойного?
Ермолай. Никифор Васильевич Ковалев.
Качалов. Ах этот! Вот беда! Я его лет тридцать знал!
Книппер. Я теперь только на похороны и прихожу, поскольку, конечно же, ничего не играю.
Качалов. Значит, репетиции не будет.
Книппер. Елена Сергеевна, пожалуйста, попросите мужа написать для меня аккуратненькую рольку довольно бодрой старушки.
Качалов. Колхозницы?
Книппер. Почему нет? Может быть и колхозница.
Качалов. Чехов перевернется в гробу.
Книппер. Оставь в покое моего мужа. Антон Павлович всегда старался идти в ногу со временем.
Качалов. Разумеется — только вперед. Ты прелесть.
Книппер. Бесстыдник.
Качалов. Видите, Елена Сергеевна, и вот так мы — уже лет тридцать.
Входит Ольга Сергеевна Бокшанская.
Ольга(к Ермолаю). Закрывай. Привезли покойного. Всем — добрый день.
Качалов. Приветствую, прелесть моя. Репетиция окончательно отменена?
Ольга. Окончательно, Василий Иванович.
Качалов. Один умирает, чтобы у другого не было репетиции.
Ольга. Федор Николаевич просил вас сказать несколько слов.
Качалов. Из головы, то есть — из ничего. С удовольствием.
Книппер. С удовольствием дороже.
Качалов. Плачу вперед.
Качалов и Книппер выходят в прекрасном настроении.
Ольга(берет у Ермолая ключи). До вечера, Ермолай.
Ермолай тоже выходит.
Ну, что там?
Елена(дождавшись ухода Ермолая). Послушай, Оля… перепечатаешь роман?
Ольга. Что?
Елена. Мака дописал еще две главы. И еще мы немного изменили кое-что по мелочи.
Ольга. За перепечатку тоже можно лет пять получить.
Елена. Оля, прошу тебя.
Ольга. Да что он о себе вообразил? Кто он такой? Маэстро? Гений? Мака Булгаков — величайший деятель театра.
Елена. Перепечатаешь?
Ольга. Эх сестра, сестра! А если перепечатаю, что ты с этим сделаешь?
Елена. Мы закопаем. Вложим в банки закопаем. Я их сейчас видела здесь, в буфете — такие большие, из-под огурцов.
Ольга. Даешь слово?
Елена. Клянусь.
Ольга. Этот роман — его личное дело. Он не имеет права впутывать других. Обещай, что еще сегодня вечером придешь в театр и возьмешь в буфете банки. Рукопись как раз войдет в них по высоте. В котором часу придешь?
