Полина была свидетельницей на Лизиной свадьбе и пришла, когда ту выписывали из роддома. Не забывала поздравить подругу с днем рождения и Новым годом. Лиза могла и забыть, но это ничего не значило. Они так дружили с детства – Лиза звала, Полина приходила. Лиза звонила, Полина ехала. Лиза сообщала о новостях, Полина слушала. Когда Полина приглашала подругу в гости – на новоселье или на день рождения, Лиза – как правило, отказывалась. У Полины, которая рано вышла замуж и родила двоих детей, Лизе было тесно. Там всегда толпились родственники, дети кричали, взрослые спорили, пахло на весь дом холодцом, который Полина варила двое суток. А Лиза терпеть не могла запах холодца – ее выворачивало. Полина могла попросить разложить хлеб или заправить салат майонезом, а Лиза ненавидела хлеб в хлебнице, а не на специальной рифленой доске и уж тем более не терпела даже вида майонеза. Лизу раздражали застольные разговоры, дешевое вино, которое разливали женщинам. Полина все чувствовала, поэтому звать подругу перестала. По молчаливой договоренности они или встречались в кафе, или Полина приезжала к Лизе. Полина прекрасно знала, что она единственный человек, которому Лиза может позвонить среди ночи и вызвать к себе. Не попросить приехать, а вызвать. Срочно. А Лиза была уверена, что подруга приедет. Полина по голосу понимала, что стряслось. И знала, что Лиза вряд ли заметит, что из шатенки Полина перекрасилась в блондинку, что поправилась на десять килограммов, что потяжелела в ногах, но это наследственное, в мать, Марию Васильевну.
– Вот, ноги совсем тяжелые стали. Опухают, – пожаловалась Полина.
– Как Мария Васильевна? – спросила Лиза.
Этот вопрос был неизбежен в их беседах. Они были связаны матерями. Это тоже сложилось само собой.
– По судьбе, – говорила Полина.
– Просто они рядом живут, – отвечала Лиза.
Да, жили они рядом, ходили по одной дороге к садику, потом к школе, но детство их было разным. И девочки были разными. У Лизы было то, чего не было у остальных, – красивые платья, цветные колготки, банты, туфельки. И очень красивая кроличья шубка с капюшоном и шапочка, тоже кроличья, с помпончиками. Ее родители были докторами биологических наук. Мама Полины тоже была доктором – участковым терапевтом в местной поликлинике. Работала по четным и нечетным. Ходила по вызовам. Приходила домой и говорила: «Все, я спать». Полина не могла понять, почему доктора такие разные. Но она была послушной, самостоятельной девочкой. И, что важно, независтливой. Ей нравились шубка Лизы и шапочка с помпонами, но она никогда бы не посмела попросить такие у мамы. У Лизы был папа, а у Полины не было. Но она считала, что так тоже надо, и не завидовала. Девочка росла хозяйственной, деловитой, кумовитой – любила дежурить по группе, расставлять тарелки на столах, помогать застилать кровати после тихого часа. Следила, чтобы Лиза не забыла положить шапочку на полочку в шкафчике, и вешала аккуратно сначала Лизину невесомую шубку, а потом свою – коричневую, тяжелую, из искусственного меха, которую нужно было перетягивать на талии мальчиковым ремнем с бляшкой.
Лиза имела в садике больше преимуществ, чем остальные дети, – если она не хотела гулять, ее оставляли с нянечкой в группе, где она могла рисовать, играть одна во все игрушки и расставлять тарелки для полдника. Пока другие дети мокли и мерзли на террасе, прыгали зайчиками под руководством воспитательницы и делали куличики, Лиза сидела в группе и рисовала принцесс. Иногда она просила оставить в группе и Полину, чтобы не было скучно и одиноко, – воспитательница позволяла. Полина была просто счастлива – деловито поливала из большой красной лейки цветы, кормила попугайчика и расставляла аккуратно стульчики. Возилась по хозяйству, пока Лиза, задумчиво глядя в окно, продолжала рисовать принцесс.
Полину в сад мама приводила раньше всех, а забирала последней. Полина не плакала, а сидела на качелях и покорно ждала маму. Иногда она помогала нянечке мыть полы и вешать чистые полотенца. Потом грызла выданный за помощь сухарик, посыпанный сахаром, и была рада лакомству. Она никогда не капризничала, зная, что мама задержалась у пациента, которого надо вылечить. Полина очень гордилась мамой, ведь ее знали все. Здоровались на улице и дарили конфеты на Восьмое марта. Лизу же приводила и отводила в сад специальная женщина. Не бабушка, не мама. Лиза называла ее няней, но Полина не понимала, кто такая няня. Не нянечка, какие бывают в поликлиниках и больницах, не их нянечка, баба Клава, у которой всегда есть вкусные сухари, а няня. Эта женщина была строгой и важной, но Лиза ее не слушалась и могла закатить истерику, отказываясь идти домой. И няня ничего не могла сделать, даже голос повысить. Полина не понимала, как Лиза может не слушаться. Иногда няня забирала их обеих, но делала это без удовольствия и даже с раздражением. Но Лиза могла устроить такой скандал, требуя забрать Полину, что няне приходилось подчиниться. Полина пыталась понравиться этой женщине, но Лиза ей сказала:
– Не бойся ее. Я пожалуюсь маме, и она ее уволит.
– Как это? И тебе ее не жалко?
Лиза дернула плечом. Полина же все равно решила слушаться няню – она знала, что если кого-то увольняют, то это очень страшно. Ее мама очень боялась потерять работу, прибавляя с надеждой: «Где они найдут еще такую дуру, которая на полторы ставки…» Полина не понимала про ставки, но знала, что полторы – лучше, чем одна.
Иногда Лизу приводила и забирала мама – Ольга Борисовна. Полина сразу чувствовала сладкий и долгий запах духов в раздевалке и старалась повнимательнее рассмотреть эту женщину, похожую на королеву. У Ольги Борисовны было все королевское – пышная прическа, шуба, к которой было страшно прикоснуться, платок на шее или тончайшая шаль на голове. Сапожки на каблуках. У ее мамы никогда не было сапог на каблуках, а были ботики – на устойчивой подошве, всесезонные. Ольга Борисовна всегда забирала Лизу вместе с Полиной и разрешала покататься на качелях перед домом, что няня делать всегда запрещала. Ольга Борисовна так нравилась Полине, что она ее даже любила.
– Вот бы у меня была такая мама, – призналась она однажды Лизе.
– Ничего особенного, – равнодушно ответила Лиза.
Но Ольга Борисовна была особенной. Она знала ответы на все вопросы, которые задавала Полина. Почему звезды то появляются, то исчезают, почему так рано темнеет и наступает ночь, хотя еще вечер, почему дует ветер, а потом не дует. Ольга Борисовна всегда отвечала – подробно, интересно рассказывая целую историю. Лиза никогда не слушала, убегая вперед, зато Полина старалась подойти поближе к Ольге Борисовне, чтобы все услышать, не пропустить. Когда Полина задавала вопросы маме, та всегда отмахивалась или отделывалась дежурным: «так устроено», «так надо», «пойдешь в школу – узнаешь». Они с мамой всегда бежали – из садика в магазин, из магазина – домой. Всегда бегом. А Ольга Борисовна даже ходила по-другому – медленно, прогуливаясь, аккуратно ступая, наслаждаясь вечерним «моционом». Про моцион Полина не понимала, но ей нравилось слово. Ольга Борисовна никогда не спешила. И раскачивала качели медленно, улыбаясь куда-то в сторону. Мама Полины качала быстро, рывком, три раза и говорила: «Все, домой пора». Ее ждали пациенты, приходившие на дом – сделать укол, поставить капельницу. Эти пациенты были очень нужны, потому что давали деньги. Оставляли на тумбочке в коридоре. Иногда дарили Полине конфеты или шоколадку. А то и тортик приносили. Один раз вообще целую связку бананов подарили, зеленых, которые нужно было положить на подоконник, чтобы они пожелтели. Но Полина не вытерпела и съела зеленые. Бананы ей не понравились. Она мечтала о том, чтобы ее мама была другим доктором, таким, как Ольга Борисовна.
Полина была сметливой девочкой и видела, как начинала улыбаться воспитательница, когда Ольга Борисовна передавала ей пакет с подарками. Ее мама, Мария Васильевна, тоже приносила воспитательнице подарки – коробки шоколадных конфет, которые ей дарили пациенты. И воспитательница всегда отдавала их нянечке, бабе Клаве.
