Лоуренс с самого начала хотел поддержать мечту Хильде и Дивы, если только это вообще возможно.

Однако сейчас им владела прежде всего другая мысль: нынешняя компания Дива не должна расти и становиться сильнее, чем сейчас.

– Конечно, кролик не отступится.

– Значит –

– Однако это еще не означает, что то, что ты хочешь сказать, – правда.

– Что же тогда нам делать?

И, услышав этот вопрос Лоуренса, Хоро отвела взгляд.

Она явно была в затруднении: ее глаза сощурились настолько, что длинные ресницы их затеняли; и она упорно избегала взгляда Лоуренса.

Вдруг дверь приоткрылась, и юнца, стоящего перед ней, буквально всосало внутрь. Несомненно, кто-то его схватил и затащил.

Глядя на это и глядя на Хоро, Лоуренс более-менее понял ситуацию и пробормотал:

– Ты же не хочешь сказать… что мы должны сбежать вдвоем?

Хоро подняла наконец глаза на Лоуренса и кивнула:

– Да.

Ее холодные, красивые глаза смотрели на него.

Лоуренс ухватил Хоро за хрупкие плечи.

– Нет! Мы не можем так поступить!

Ни за что они не могут сбежать, оставив Хильде и банду Миюри в Сувернере.

– А чего мы достигнем, если останемся? Ты. Что ты будешь делать?

Хоро взяла его за ладони, по-прежнему сжимающие ее плечи. Ее ладони были вдвое меньше, чем у него.

И пугающе холодные – просто ледяные.

Печальный взгляд Хоро опустился на грудь Лоуренса.

– Так не только я думаю. Кролик и люди из банды Миюри тоже.

Вот почему Хоро была в той комнате. Она не убеждала их – наоборот, они убеждали ее.

С их точки зрения, это было разумное решение. От Лоуренса здесь никакой пользы не будет, а если он просто исчезнет, это оставит дурное послевкусие.

Несмотря на то, что Лоуренс это понимал, он сглотнул и спросил:

– А они, значит, сбежать не могут?

Чуть поколебавшись, Хоро кивнула.

– Кролик еще не сдался. А те, кто унаследовали имя Миюри, должны остаться в любом случае.

Рувард был тяжело ранен, да и помимо него, раненых в банде было немало. Если они сейчас покинут город, их нагонят еще до того, как они доберутся до безопасного места, и тогда будет просто бойня.

Сразиться с врагом лицом к лицу лучше, чем попытаться сбежать и в итоге погибнуть от удара в спину.

Конечно, это не всегда верно, но, безусловно, остаться в Сувернере сейчас было разумным решением.

– А тебя… устроит такое?

Он сам считал, что так говорить с его стороны нечестно. Однако Хильде ведь не только гнался за своей мечтой, но и заботился о безопасности северных земель. Банда наемников Миюри терпела многие века и вот наконец смогла передать Хоро послание, унаследованное от Миюри. Не могут же сейчас Лоуренс и Хоро просто так бросить мечту Хильде и банду наемников со столь долгой историей?

Если они останутся в городе… Лоуренс, даже не будучи пессимистом, вполне мог нарисовать в воображении неприглядную картину того, что будет, если они потерпят поражение.

– Не устроит. Конечно, не устроит, – ответила Хоро. Она явно тоже страдала. Лоуренс знал, каков будет ее ответ, но все равно заставил ее произнести эти слова.

Сам Лоуренс хотел остановиться, хотел попросить прощения, однако все равно изо всех сил продолжил атаку:

– Тогда почему бы нам не остаться с ними? Почему бы не постараться изо всех сил – а там видно будет? Наемники Миюри на нашем месте не бросили бы нас и не сбежали бы, как только положение стало тяжелым. Они ведь не зря унаследовали имя твоего товарища по стае.

Лицо Хоро исказилось, точно слова Лоуренса давили ей на сердце; от последних слов на глазах наконец выступили слезы.

Только это были не слезы печали. Это были слезы гнева.

– Но чего мы добьемся, если останемся? Будем торчать здесь до самого конца и сбежим, когда все будет потеряно окончательно? Я не всемогуща. Есть многое, чего нельзя исправить, если кого-то застать врасплох. Когда кролика в конце концов убьют, ты уверен, что нам удастся бросить остальных и сбежать? Я совершенно не уверена. Я в таком положении смогу что-то поделать, но не больше. И мы погибнем впустую. Мы не должны идти на это, раз уже знаем, чем все закончится.

Лоуренс мог бы саркастично назвать поток слов Хоро «мудростью», однако на самом деле это было бы вполне правильное описание.

В ее словах было разумное зерно. И второе зерно, и третье.

Чем поможет Лоуренс, если останется? Какую роль сможет сыграть раненый бродячий торговец, когда сюда вторгнется войско, направляемое великой торговой компанией?

– Ты – ты хотя бы понимаешь, что для тебя здесь нет роли?

Он не мог сражаться, когда у него ранена нога. Если будет осада, одно то, что он здесь, будет означать, что он ест драгоценную пищу. Разумеется, голоса при переговорах у него тоже не будет. Все, что ему оставалось, – подбадривать других.

Останется он или уйдет – разницы не будет. Однако, оставшись в городе, он мало того что не сможет как-то помочь своим союзникам – в случае поражения его, несомненно, причислят к врагам компании Дива.

Иногда случается, что предыдущий король, когда у него отбирают трон, всего-навсего изгоняется; однако если прежний король замышляет отобрать трон обратно, он обречен на смерть.

Хильде затеял мятеж. Сражаться в этом городе – значит оказаться причисленным к мятежникам.

Если это сражение замыслено компанией Дива как первый шаг к покорению северных земель, то уничтожение всех, кто ей противостоит, должно стать обязательным ритуалом во имя отдаленного будущего. Те, кто знают, что погибнут, часто яростно сопротивляются, однако иногда это приводит к тому, что всего жертв становится меньше.

Разумный вывод: лучше всего для Лоуренса будет не оставаться здесь.

Хоро, глядя Лоуренсу в глаза, сказала:

– Разве ты не мечтал открыть свою лавку? Разве не говорил мне подумать о названии для нее? Я решила. Не только название, но и то, что мы с тобой будем мирно жить в этой лавке… И ты нарушишь это обещание?

Лоуренс вовсе не считал, что это нечестные слова женщины, думающей только о себе.

Он прекрасно понимал, как страдала сама Хоро от того, что вынуждена была идти прочь.

То, что Хоро казалась ему такой холодной, – это было, скорее всего, из-за жара.

Но Лоуренсу казалось, что это что-то символизирует.

– Я вправду была бы очень рада… Жить с тобой мирной жизнью было бы по-настоящему прекрасно… Ты ведь и сам понимаешь, верно? После шума городских праздников – страх остаться одному, когда все вокруг возвращаются по домам… ты понимаешь, что это? Я хочу дом. Я уже не хочу знать, что происходит с Йойтсу. Я и так это знаю. Я знаю, что с ним происходит… Я и не хотела возвращаться в Йойтсу только ради того, чтобы быть там одной. Поэтому я была так счастлива, когда ты утешал меня в Леско. Я подумала, что наконец-то я не одна, и я была действительно счастлива…

Хоро смолкла и шмыгнула носом.

Игривость, с какой, вернувшись из Киссена с запретной книгой, она повалила Лоуренса и сама на него упала, была отнюдь не напускной.

Хоро действительно скучала по нему. Она действительно нуждалась в нем.

Они ссорились и мирились уже бессчетное число раз. И нельзя сказать, что Хоро брала Лоуренса за руку два-три раза, когда его жизнь оказывалась в опасности, – нет, они вместе сумели выбраться из многих ситуаций, когда Лоуренс был уже уверен, что все кончено.

Если бы кто-то спросил Хоро, что для нее самое драгоценное в жизни, она бы ответила без колебаний. Уже отвечала. И не один раз.

И все же Лоуренс не мог сейчас обнять Хоро за плечи.

– Н-но это не значит, что… – попытался было возразить Лоуренс, но его остановил холодный голос Хоро:

– Не заставляй меня это говорить.

Лоуренс проглотил остальные слова. Хоро подняла голову и продолжила:

– Ты. Разве ты сам до сих пор не понял, что есть вещи, от которых необходимо отказаться?

Эти слова ранили Лоуренса, как если бы Хоро вонзила их ему прямо в рану.

– И ты отказывался, чтобы обрести меня. И еще будешь отказываться, чтобы обрести то, что придет в будущем. Или ты так наивен?