- Или заставите пальнуть себе в лоб?

- Не вижу в этом необходимости. – Вивальди повернулся к своей спутнице. – И я не стану больше бегать, Марина. Никогда. Мне это осточертело. Если даже мне придется уехать – мы уедем вместе. Не убежим, а просто спокойно сядем на поезд. Я устал, понимаешь? Я больше не могу изображать загнанного кролика. Хотите, чтобы я дал показания? – он посмотрел Смайлу в глаза. – Хорошо. Я готов. Но если я увижу хоть одного инквизитора, то я ручаюсь: они пожалеют, что родились на свет.

Смайл прикусил губу и задумался.

Следователь сделал маленький глоток из бокала и принялся рассматривать свои ногти.

Марина Флер молча рвала салфетку.

А Виктор Вивальди улыбался.

Одной рукой он нежно держал Марину за плечо, а пальцами второй отбивал барабанную дробь на крышке стола. Псионик разом сбросил десяток лет; в его глазах скакали черти, словом, Вивальди был – орел.

- Ну, что задумались, господин жандарм? – весело воскликнул он, ехидно щуря глаза. – На плаху – одна дорога!

- Вы… хм… пойдете с нами без сопротивления? – Смайл, казалось, никак не мог поверить в такое чудо.

- А то! Но с одним условием: Вы не станете передавать меня Инквизиции. Я не малефик, чтобы там ни было накалякано в Черном Эдикте. Я – гражданин Королевства! И если я виновен, то требую суда присяжных, а не Непогрешимую Тройку! Вам все ясно?

- Мне все ясно, Вивальди, – Смайл поморщился. – Я не отдам Вас Инквизиции, но, скажем так, по сугубо личным причинам. Вы же копаетесь у меня в голове, поэтому должны знать, что я говорю правду.

- Знаете, – псионик усмехнулся, – мне достаточно Вашего слова. Когда читаешь людей, как открытые книги, очень приятно просто взять и поверить кому-то просто на слово. – Он встал, вытер руки салфеткой и поправил пальто. – Ну что, пошли?

- Я с вами! – Марина Флер мертвой хваткой вцепилась в рукав Вивальди.

- Дорогая, Вам лучше остаться здесь. Это для Вашей же безопасности – Смайл говорил спокойным увещевающим тоном, но Марина отрицательно помотала головой.

- Я пойду с вами!

И Фигаро понял: пойдет. Надо будет – обезоружит их со Смайлом голыми руками, вытащит руки из наручников вместе с кожей – и пойдет.

- Марина… – псионик аккуратно погладил ее по волосам, – так надо. Останься здесь, пожалуйста. А как только я окажусь в участке – сразу приезжай.

- Ты… Ты… – горло Марины перехватывали спазмы.

- Все будет хорошо, – псионик улыбнулся, а Фигаро подумал: сколько лет этой лжи? И сколько еще лет влюбленные будут говорить ее друг другу?

Пальцы Вивальди легонько коснулись шеи Марины, и девушка разом обмякла. Ноги ее подкосились, и хозяйка цветочного магазинчика рухнула на мягкий диван, согнувшись от рыданий.

- Идем, Вивальди, – начальник жандармерии кивнул на дверь. – Я думаю, наручники не понадобятся?

- Нет. Не понадобятся.

- Вот и хорошо. Фигаро – Вы идете впереди.

- Как всегда, – следователь пожал плечами.

И они пошли.

Френн не обманул: их ждали.

 Правда, Фигаро и представить себе не мог, что старший инквизитор явится лично.

Он стоял на противоположной стороне улицы, прислонившись к фонарному столбу, и лениво вертел в руках короткую черную трость, похожую на офицерский стек. Чуть ближе к «Киске» стояло еще четверо инквизиторов: два боевика в темно-серых робах и две девушки в трогательных белых шубках с пушистыми воротничками – эдакие вечно юные Снегурочки.

Светлые Сестры.

В руках девушки держали тяжелые крупнокалиберные револьверы – очевидно, в случае с псиоником, Френн не слишком-то полагался на врожденные способности Сестер.

Вивальди коротко глянул на Смайла и тот слегка поморщился, точно от булавочного укола. Псионик сощурился и незаметно кивнул жандарму. «Он понял», – подумал Фигаро. «Залез к Смайлу в голову и узнал, что тот не вызывал инквизиторов. И псионик, кажется, благодарен ему за это. Сумасшествие, сплошной дурдом…»

- Виктор Вивальди! – старшего инквизитора отделяло от них шагов пятьдесят, но Френна, тем не менее, было отлично слышно, хотя голос он не повышал. – Поднимите руки и сдавайтесь! Сейчас на Вас будут зафиксированы блокирующие вериги…

- Стоять! – заорал Смайл, размахивая руками. – Этот человек арестован! Сейчас он направляется вместе с нами в участок, где ему будут предъявлены…

 - Винсент! – в голосе Френна появились визгливые нотки, – я же сказал: не лезь в это дело! Ты думаешь, что сможешь контролировать псионика? Угомонись! Он сбежит от тебя, как только сядет в карету! Причем на вокзал его доставишь именно ты! Да еще купишь ему билеты и пожелаешь счастливого пути! Уйди с дороги и дай мне делать мою работу!

- Это не твоя работа, папаша! – Смайл явно начал выходить из себя. Твои права оговорены в Уставе! Я отвечаю за соблюдение законов в этом городишке, а поэтому сейчас ты отзовешь своих людей и свалишь отсюда с миром! Я достаточно ясно выражаюсь?!

- Не груби, подлец! – вспылил Френн. – Мне лучше знать, где начинаются мои права! Там, где заканчиваются твои! Бедная, бедная твоя маман! Она умрет от горя, узнав, как ты себя ведешь!

- Так это его отец? – Вивальди говорил тихо, но Фигаро, тем не менее, его услышал. – Да-а-а уж... Бедный мужик этот Смайл. Ладно, постараюсь оставить этого типа в живых.

Тем временем перепалка глав двух ведомств продолжалась:

- А я тебе говорю – забирай своих головорезов! У меня ордер!

- Да марал я твой ордер! У меня бумага из Управления! Сейчас же отойди от псионика!

- Да ну?! А вот этого не хочешь?! – Смайл скрутил кукиш и принялся им размахивать. – Это нарушение субординации!

- Чего?! Какой еще, в задницу, субординации?! Ты что, пьян?!

- Фигаро… – в голосе Вивальди появились тревожные нотки.

- Я вижу, – прошептал следователь.

…Пока Смайл и Френн выкрикивали взаимные оскорбления и трясли кулаками, ударный отряд Инквизиции понемногу рассредоточивался. Боевики в серых плащах медленно двигались в разные стороны, обходя их троицу с боков, а Светлые Сестры, наоборот, подошли вплотную друг к другу и взялись за руки.

- Вивальди… – начал было Фигаро, но псионик перебил:

- Рано. Вот когда они начнут действовать…

Ждать пришлось недолго.

Светлые Сестры, переглянувшись, сплели пальцы рук в замысловатом жесте, словно тоже скрутив кукиш в ответ на жест Смайла. В тот же миг оба инквизитора-боевика рванули с места.

Они не успели.

…Драться с псиониками – неблагодарное занятие. Например, целится в псионика из пистолета бессмысленно: вас приложат раньше, чем вы нажмете на курок. Получается так, конечно, потому, что псионик чутко отслеживает все «души прекрасные порывы» в вашей голове и ударит раньше, чем мысль «сейчас пальну!» успеет полностью оформится в сознании противника. Хороший же псионик вообще отдаст вам незаметную команду-запрет на применение оружия и будет просто сидеть под дулом револьвера, тихо хихикая в кулачок – мысль «стреляю!» даже не возникнет в башке горе-снайпера.

В теперешней же ситуации у Вивальди просто не оставалось времени. Да и взять под контроль сразу пятерых он бы просто не смог. Конечно, присутствие Светлых Сестер не лишало его способностей, как это произошло бы с рядовым колдуном, однако постоянный «белый шум» в мировом эфире дезориентировал. К тому же инквизиторы – крепкие орешки, каждый из которых во время обучения проходит спецкурс по ментальной защите. Даже для незаурядного псионика это пара-тройка лишних секунд до полного контроля, что в бою может оказаться фатальным промедлением.

Поэтому Вивальди не стал тратить время на сложные псионические выкрутасы, а просто ударил наотмашь.

Чистый психический удар – как ладонью по щеке, как саблей по груди – с оттяжкой! – как кулаком в челюсть. Резкая, безжалостная сила распрямившейся пружины – никаких тонких построений, никакой, как говорят колдуны, «модной завивки».

...В прошлом веке Рейх впервые испытал свои паровые танки в африканских песках. Угольно-керосиновые самоходки применяли, понятное дело, не против местного населения, а против Пятого пехотного полка Лютеции, который «случайно» пересек демаркационную линию, странным образом передвинувшуюся за ночь на пять миль южнее. Из восьми танков уцелел только один: у него прохудился котел, и машина толком не успела поучаствовать в бою. На ней-то и спасся бригадный генерал Штейн, привезший в штаб ужасные новости: пехотинцы Лютеции, находившиеся в нетрезвом состоянии, при виде паротанков не побежали в ужасе, а просто закидали их винными бутылками. Вина в бутылках не было (оно, к тому времени, полностью перекочевало в желудки солдат), зато было очищенное масло. Бутылочные горлышки солдаты затыкали рукавами от рубашек, которые использовались как шнуры-запалы, но особого смысла в этом не было – масло, попадая на вентиляционные решетки печей, вспыхивало совершенно самостоятельно.