Облегченная рама, усиленные передняя и задняя оси, немецкие рессоры и самое главное – кузов. Пять драгоценных пород дерева, резьба, лак, два лобовых керосиновых фонаря, складывающаяся крыша и внутренняя облицовка кабины – дуб, бук, граб! А колеса! Тонкие металлические спицы, каучуковое покрытие! Втулки ему сделали на заказ, а вот за подшипниками пришлось ездить в столицу. Фулл вложил в свою повозку больше, чем в свою квартиру на Запрудной и ничуть не жалел об этом, справедливо полагая, что является владельцем лучшего экипажа в городе. Нет, конечно же, ему было далеко до элегантных заводных фаэтонов от «Фродо и СынЪ» или изящных паровых ландо мануфактуры Жаклин Мерседес, но уж среди конных экипажей он, наверняка, был первым.

…За окнами клубилась снежная кутерьма; в тонкие стены деревянного домика то и дело начинал зло стучать снег. В углу потрескивала печка, на куче старых рогож и мешков с фуражом спали перепившиеся кучера, которых непогода застала на станции. Адам Фулл примостился у стены на старой диванной подушке и, время от времени подбрасывая в печку уголь, читал измазанный маслом «Тудымский Техник». Его внимание полностью поглотила статья, посвященная недавно представленному на столичной выставке четырехцилиндровому двигателю внутреннего сгорания, где вместо масла высокой очистки использовалась смесь керосина и алхимических катализаторов нового поколения. «Новый двигатель, читал Фулл, собран из деталей, отлитых из облегченных металлов и, по словам создателей, развивает мощность до двадцати лошадиных сил. При этом сам двигатель умещается на кухонном столе и весит всего два пуда».

Извозчик мечтательно вздохнул. «Двадцать лошадей, а вместо фуража лопают керосин, которому цена – копейка! Эх, скопить бы денег…»

Тут произошло что-то странное: комната перед глазами Фулла сделала кувырок.

Это было не то ощущение, о котором иногда говорят «надрался так, что забор колесом». Чувство было не физическим; просто на миг мир перед глазами извозчика перевернулся вверх тормашками.

«Что за…», успел подумать Фулл, а потом начался смертный ужас.

В голове у извозчика разверзлась бездна, и он рухнул в нее.

Странно – больше всего это падение напоминало какой-то необычный разговор: Фулл скользил в длинную черную трубу, а мысли его сами собой складывались в последовательные цепочки, которые рот озвучивал, точно площадной «брехач»-глашатай последние новости. Предназначались слова извозчика для высокого человека в белом костюме, который находился с Фуллом в трубе, но, почему-то, не падал.

«Твоя повозка доедет до города?», спросил человек.

«Не знаю», отозвались мысли Фулла против его воли. «Я не думал, что пойдет такой снег. Иначе бы взял сани»

«Я спрашиваю: доедет или нет?»

Человек в белом был рассержен; извозчик это чувствовал и понимал, что надо немедленно отвечать, иначе… «А что иначе?»

Ответ пришел незамедлительно: в голову Фулла ворвалась черная волна. Извозчик задыхался, захлебываясь в душных образах: люди со змеиными головами, вороны, кружащие над кладбищем, ланцет вскрывает вену, и кровь течет на серый песок, где-то в глубине темного коридора плачут дети, а огромное зубчатое колесо вращается в пепельных небесах.

Когда все закончилось, Фулл понял, что сделает для человека в белом все что угодно, лишь бы пережитый им только что кошмар снова не повторился. Он был готов ехать хоть на край света, даже если бы ему пришлось переплывать океан, прицепив повозку к собственной шее.

«Так доедем?»

«Да, простонал Фулл, скорее всего, доедем. Главное – перебраться через заносы на холмах. Дальше все будет путем…»

«Отлично! Через десять минут ты должен запрячь повозку и ждать у ворот. Все ясно?»

Фулл бешено закивал. Ему все было ясно.

…- и вот я, как последний дурак, прождал этот долбанный поезд на ветру под снегом и все для того, чтобы уехать обратно в город. Пол-империала содрал, черт! Иначе, говорит, с места не сдвинусь, мне по шарабану, где ночевать.

Следователь Департамента Других Дел Фигаро прервал возмущенную тираду для того, чтобы подцепить вилкой пельмень, обмакнуть его в сметану и отправить в рот. Пельмени были – высший класс: ароматные, напоенные мясным соком и здоровенные – не чета мелким мерзавчикам из столовой лавки, которые больше напоминали крупные белые горошины. Тетушка Марта готовила – объедение. Она была – золото.

Во дворе шаркали лопаты: Куш и Хорж убирали снег. Фигаро это казалось самым бесполезным занятием на свете: за ночь на улицах выросли настоящие снежные бастионы, причем некоторые из сугробов доходили до брюха взрослой лошади. Ветер, стенавший под стрехами всю ночь, почти стих, но снег все еще сыпал с низкого светло-серого неба. Хотя братьям такое времяпровождение даже нравилось: судя по звукам, доносящимся со двора, уборка, время от времени, перерастала в забрасывание друг друга снежками. Было холодно, и снег почти не слипался, но братьев это не останавливало.

Марта Бринн, хлопотавшая у печи, возмущенно воскликнула:

- Но как же прогноз погоды? Столичные синоптики телеграфировали: «Ясно, холодно». Может быть, кто-то просто спутал телеграммы?

- Синоптики! – Фигаро фыркнул. – Эти студенты-заочники из Коллегии, которые сперва курят листья конопли, а потом пялятся в хрустальный шар?  Бросьте! Этих дармоедов давно пора разогнать.

- Неужели они так часто ошибаются с прогнозами?

- О, нет, что Вы! Их предсказания всегда точны. Просто даты не всегда совпадают…

Следователь покончил с пельменями, и тетушка Марта поставила перед ним чашку чая и тарелку с печеньем. Фигаро немедленно приступил к уничтожению съестного, чавкая и роняя крошки на скатерть. Марта Бринн, не выдержав, рассмеялась.

- Да, Фигаро, теперь я верю, что Вы были студентом! Вы едите так, словно через секунду эта тарелка испарится!

- Умгу… Так Вы не будете против, если я задержусь еще на пару дней?

- Господи, ну конечно нет! Ваша комната свободна. У нас в городе сдать комнату – настоящее чудо. Сюда мало кто приезжает – половина гостиниц пустые. Так что живите, Фигаро, живите сколько хотите.

- Мне, право, неудобно…

- Бросьте!

…Дверной колокольчик мелодично затренькал, и Марта Бринн поспешила в прихожую. Фигаро положил в рот печенье и принялся меланхолично жевать. Застрять в Нижнем Тудыме не входило в его планы, но, с другой стороны, деньги у него есть, а, стало быть, можно не торопится. Работа может подождать. Он потер пальцами плечо, еще слегка побаливавшее после недавнего приключения, когда ему пришлось отстреливаться от шаровых молний и гонятся за колдуном, которого никогда не существовало. Да уж, работа может и подождать.

- Фигаро! – Марта Бринн ворвалась на кухню, словно теплый, пахнущий сдобой смерч. – Это к Вам!

- Ко мне? – удивился следователь. – Все думают, что я вчера уехал.

- Это господин начальник городской жандармерии.

- Вот как? И что ему надо?

- Он не сказал. Говорит только, что это очень важно.

Фигаро пожал плечами. ДДД и жандармерия, обычно, не вмешивались в дела друг друга. «Кесарю кесарево, а слесарю слесарево», как любил говаривать его начальник, комиссар Андреа Пфуй. ДДД занималась преступлениями, связанными со случаями злоупотребления колдовством, а жандармерия – поддержанием правопорядка в более приземленных сферах. Поэтому интерес главжандарма к младшему следователю Александру Фигаро был непонятен.

«Жанжарм», думал Фигаро, направляясь в прихожую. «Начальник. Наверняка здоровенный жирный мужик с усами до подбородка. В мундире, понятное дело. И чтобы аксельбанты. Куда без них…»

Усов у начальника тудымской жандармерии не было. Впрочем, как и толстого брюха, затянутого в мундир. В прихожей Фигаро встретил элегантный мужчина лет сорока-сорока пяти, опирающийся на тонкую тросточку черного дерева. На жандарме было кремовое пальто с меховым воротником, светло-серые брюки с такими тонкими стрелками, что, казалось, о них можно порезаться, лимонная рубашка с полосатым галстуком и аккуратные черные туфли не по сезону. Его гладко выбритое лицо наверняка являлось во фривольных снах многим городским кумушкам, а в больших светло-серых глазах было что-то детское.