Одно такое озарение настигло следователя незамедлительно: он развернулся и побежал, в считанные секунды наверстав все отставания по университетским нормативам. Нырнул в первую попавшуюся щель между складами, свернул в какой-то особо темный переулок, и, наконец, выскочил на широкую улицу, ярко освещенную газовыми фонарями. Сердце колотилось, как паровой молот, одышка заставляла хватать сырой воздух ртом, словно Фигаро был рыбиной, выброшенной на берег. «Вот тебе отбивные под соусом, вот тебе и английский табачок», пронеслось у него в голове.
Но заупокойная по здоровому образу жизни длилась недолго. Потому что воздух в конце улицы сгустился, скрутился в тугой кокон и лопнул, оставив на брусчатке знакомую фигуру в черном.
Они рванулись одновременно: колдун вскинул руки, между пальцев которых танцевало карминовое пламя; Фигаро поднял револьвер.
Следователь успел первым.
Он выпустил все пять пуль, оставшиеся в барабане.
Он не попал. Фигура в черном даже не дрогнула. А затем с пальцев колдуна потекла ярко-оранжевая струя, закручивающаяся тугой желтой лентой. Как будто убийца бросил вперед себя спираль светящегося серпантина.
Фигаро знал, что это такое. «Напалмовая Змея», высший курс обормага, каскадное заклятие пятого уровня сложности. «Температура в зоне действия заклинания, – припомнил Фигаро, – может достигать двадцати тысяч градусов по Цельсию, а плотность воздуха в потоке – миллионы паскалей. Поэтому классические методы сопромага в случае применения «Змеи», как правило, имеют весьма низкие показатели по Кельвину-Брунэ и являются малоэффективными…»
…Справа от следователя брусчатка начала плавится. Истошно вопя, Фигаро попытался отпрыгнуть в противоположную сторону, в последний момент заметив алый протуберанец, пересекающий ему путь. Пламя весело ревело, спрессовывая воздух в нечто напоминающее жидкую сталь в тигле, а инерция прыжка влекла следователя прямо в огонь.
Фигаро зажмурился и приготовился умирать.
…Гранит бордюра больно ударил в плечо. Он был холодным, и гореть, похоже, не собирался.
Фигаро приоткрыл правый глаз.
Над ним клокотала, пыша жаром, «Змея». Каким-то чудом он умудрился не попасть в убийственный огненный поток, но это, конечно, не значило, что он уже спасся. Вокруг по земле хлестали пламенные кнуты, превращая улицу в извергающийся вулкан. Следователь поднялся на ноги и побежал, куда глаза глядят, стараясь как можно быстрее покинуть конус поражения.
Ему снова не повезло: он выскочил прямо между огненными струями. Фигаро слепо рванул в сторону… и пламя прошло над его головой. Он мог бы поклясться, что в последний момент убийственный поток сам по себе поднялся кривой аркой, пропуская его, но сейчас не было времени думать об этом – любая секунда промедления могла стать последней.
Следователь выскочил из пылающего потока и нырнул в кусты сирени, растущие по обеим сторонам дороги. Он перезарядил револьвер – для этого надо было лишь сунуть его в кобуру и утопить до щелчка: хитроумная пружина сама откидывала барабан, меняя стреляные патроны на новые.
Пламя за его спиной угасало, растворяясь в мировом эфире. После такого заклятья колдуну тоже было необходимо «перезарядится», сбросив остаточное напряжение и дождавшись, пока энергия вновь не потечет в его контроль-узлы, которые некоторые все еще по старинке называли «чакрами».
Это давало Фигаро драгоценное время. Он выскочил из своего убежища и быстро осмотрелся, держа оружие наизготовку.
Улицы больше не было. Теперь вокруг разливалась река застывающей лавы, словно минуту назад здесь произошло извержение вулкана. Там, где раньше стояли фонари, из земли били вялые газовые «гейзеры», а в черных дымящихся остовах можно было распознать останки парковых скамеечек.
Колдун стоял в конце аллеи и мерно водил руками на уровне груди. Не тратя времени, следователь прицелился в черную фигуру и выстрелил.
И снова промазал. Человек в черном замер, сунул руку в карман, и выхватил нечто, напоминающее школьную указку.
Трах! Голубая дуга разорвала влажный воздух, озоновая вонь ударила в ноздри. Колдун снова взмахнул «указкой», но Фигаро не сдвинулся с места. Странная и жутковатая догадка сверкнула у него в голове: «громоотвод» бьет не промахиваясь. Так какого…
Очередная молния превратила кусок газона в паре футов от его ног в озерцо горячего стекла, но следователь даже не дрогнул. Он аккуратно поставил на землю саквояж, на котором за последние несколько минут появились несколько новых пятен и подпалин, открыл его и достал… очки.
Это были необычные очки: одно из стекол сверкало холодной непрозрачной голубизной, а другое заменял многогранный кристалл в сложном когтистом зажиме. Фигаро сдул с очков пыль и нацепил их на нос.
Несколько секунд они так и стояли, глядя друг на друга: колдун в черном и следователь, взирающий на колдуна через странное устройство. А затем Фигаро шагнул вперед и встал напротив человека в черном.
И повернувшись к нему спиной, стал стрелять в темноту.
Он посылал пули широкой дугой, не целясь, но после четвертого выстрела из темноты в дальнем конце аллеи раздался задушенный вопль. В нем слышались изумление и боль, а затем все вдруг закончилось.
Крик перешел в яростный кошачий мяв; что-то упало, и воцарилась тишина.
Следователь обернулся.
Черная фигура в широкополой шляпе таяла, рассыпалась, превращалась в пар, в ничто, исчезала, как морозный узор на стекле тает от горячего дыхания. Секунда – и она исчезла без следа, растаяв в облачке легкого серого дыма.
Фигаро без сил повалился на траву.
Голова гудела, ноги не слушались. Во рту стоял отчетливый привкус крови и пепла, болело плечо. Пальто следователя выглядело так, будто по нему прошла маршем рота солдат, а ботинки сплавились с калошами в однородную массу. Следователь уткнулся лицом в траву, наслаждаясь прохладой ночной росы и запахом земли. Он был жив, жив, черт возьми, и ему было жизненно необходимо выпить. Даже не выпить, а напиться в хлам, до зеленых чертей, до рвоты. Руки тряслись, сердце колотилось, как сумасшедшее.
…Где-то за рекой орали жестяные глотки ревунов: это спешили кареты жандармерии. Фигаро встал и, подхватив саквояж, побрел в сторону Большой Жестянки. За окнами домов загорались огни, лаяли собаки во дворах, плакал ребенок. С низкого мрачного неба сорвались первые холодные капли осеннего дождя и через минуту на тротуар обрушились потоки воды. За спиной следователя догорал колдовской пожар.
До глубокой ночи он просидел в грязной забегаловке недалеко от Развала, глотая теплую водку и закусывая квашеной капустой. А когда последние извозчики загнали повозки на ночной постой, отправился домой.
Пешком.
Утро выдалось на редкость мерзким. Ночной дождь прекратился, сменившись гадостной туманной моросью, липнущей к коже и холодной сыростью забирающейся за воротник. Людей на улицах было мало и даже неизменные лихачи не нарезали круги с криками «эх, прокачу!», а толкались под навесами у пивнушек, пыхтя вонючими папиросками и заливаясь разбавленным пивом.
Фигаро сразу же поймал большую крытую коляску, хозяин которой был настолько пьян, что даже не стал торговаться. Но даже будучи практически невменяемым, извозчик не потерял профессионализма, поэтому минут десять покружив кривыми закоулками, они выехали к Восточной дороге. Гастон, припомнил следователь, даже трезвый ехал гораздо дольше.
Вскоре коляска остановилась перед домом Метлби. Фигаро сунул извозчику серебряную монетку и тяжело спрыгнул в грязь. Все тело болело, суставы ломило, а особенно досаждало плечо. Утром оказалось, что половина спины следователя превратилась в огромный синяк и добрая тетушка Марта, охая и ругаясь, долго мазала Фигаро пахучей мятной мазью. Но гаже всего было на душе.
Метлби не отзывался на стук минут пять. Когда следователь уже хотел попытать удачи с черного хода, дверь открылась, и дипломированный колдун появился на пороге. Метлби выглядел ничуть не лучше Фигаро: серое осунувшееся лицо, темные круги под глазами и странный потухший взгляд. Даже великолепные волосы магистра растрепались и космами свисали на плечи. Он коротко кивнул и жестом пригласил следователя войти.