Когда мы приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию, к горе Елеонской, Иисус послал Фому и Матфея, сказав им:

— Пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко мне.

— Но нам могут надавать тумаков, — возразил Матфей, обладавший большим опытом по этой части. (Действительно, этот эпизод всегда вызывал у меня сомнение, и я удивился, обнаружив его реальным, а не выдуманным зачем-то евангелистами.)

— Если кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что они надобны Господу, — пожав плечами, сказал Иисус.

— А откуда он наверняка знает, что там будет осел? — спросил Варфоломей у кого-то за моей спиной.

Голос Петра ответил:

— Тоже мне, чудо. В любой деревне так или иначе есть ослы и ослицы. Вон ревет один, отсюда слышно.

Через четверть часа апостолы вернулись невредимые и с ослами. Матфей успел шепнуть мне, что скотину они увели качественно, никто и не заметил. Впрочем, никто и не интересовался подробностями кражи — на ослицу быстренько устелили запасные одежды кого-то из апостолов, на них сел Иисус, и процессия тронулась к своему пункту назначения.

Народ, шедший с нами, действительно верил.

Я — прожженный циник и знаю, что церковь — прежде всего своего рода коммерция. В бога там мало кто верит, потому, собственно, и послали меня сюда — проследить, чтобы все совпадало с канонами, независимо от присутствия или отсутствия небесных сил. Но зрелище людей, срывающих себя одежды и расстилающих их на дороге перед копытами Иисусова осла, забрасывающих пыль свежей зеленью, вызвало у меня умиление и очередную дикую мысль: «А что если Иисус на самом деле Господь?» Чем черт не шутит… Но это было слишком страшно, чтобы рассуждать всерьез. Нет, точно, к психотерапевту. И отпуск, отпуск! На Кипр или в Афонский санаторий, погонять в бильярд, сходить в кегельбан… Водные лыжи, холодное пиво, стереокино, полутемный зал, а рядом — девушка… Вон как та большеглазая красавица, которая вопит:

— Осанна сыну Давидову! Благословен грядущий во имя господне!

Как они его любят, а?

Жители Иерусалима дивились столь пышной процессии и спрашивали:

— Кто сей?

— Иисус, пророк из Назарета Галилейского, — отвечали мы.

Как и следовало ожидать, в храме Иисус устроил настоящий погром, разогнав покупателей и продавцов. Грохотали опрокинутые столы менял, звенела по камням мелочь, клокотали испуганные голуби, а среди всего этого бедлама возвышался Иисус и кричал, грозно подняв сжатый кулак:

— Написано: дом мой домом молитвы наречется! А вы сделали его вертепом разбойников!

Набившийся в здание храма люд уделял значительно больше внимания раскатившимся по полу монетам, кое-кто из апостолов, как я успел заметить, тоже соблазнился.

Ночевали мы в Вифании. Отойдя по естественной надобности за кусты, я неожиданно натолкнулся на Иисуса.

— Куда собрался на ночь, Иуда? — спросил он.

Сумерки скрадывали черты его лица, угадывалась только короткая бородка и поблескивающие глаза.

— Животом страдаю, Господи, — ответил я.

— Что, таблетки закончились? — насмешливо спросил Иисус. — Могу поделиться.

— Буду благодарен, — сказал я, стараясь держаться как можно более непринужденно.

Он запустил руку под одежду и, покопавшись там, положил мне в ладонь нечто маленькое и круглое. Капсула-шарик, видимо, какой-то антибиотик. Я сунул ее в рот и подождал, пока лекарство, пузырясь, растает под языком. Иисус молчал.

— Спасибо, — сказал я. — Чертова местная еда.

— Нужно было взять больший запас, — равнодушно сказал Иисус. — Как это сделал я. Так тебя прислали мне в помощь?

— Давай уточним вначале, кто тебя сюда отправил.

— Ватикан.

— Вот оно что! Как интересно получается: значит, Патриарх ничего не знал о том, что Папа послал сюда своего человека. И так всегда: не знает правая рука, что творит левая.

— А меня — Москва. Проследить, чтобы все произошло так, как должно произойти… Могу тебя обрадовать — тут шляется агент АК, а может быть, и двое.

— Я подозревал, — кивнул Иисус. — Петр и Андрей?

— Думаю, да.

— Попробуем направить их усилия в нужное русло… Кстати, меня зовут Дэвид. Или Давид. Давид Мейер.

— Олег. Олег Дивонис.

— Еврей?

— Ну неужели Москва послала бы в Иудею русского?

— Москва способна на всякое. — Он коротко рассмеялся. — Надо полагать, ты отбываешь после распятия?

— Согласно Библии, я должен повеситься. Вешаться я, само собой, не собираюсь, но должен еще присмотреть, чтобы все было в порядке с воскресением… Кстати, что ты там придумал на сей счет?

— Все продумано: перед казнью я приму биоконсервант, очень большую дозу, спокойно умру на кресте, а потом, через три дня, заработает вшитый вот сюда, — он похлопал себя по животу, — регенератор Прайори, который восстановит нормальную жизнедеятельность. Как видишь, Ватикан не поскупился.

— А если что-то пойдет не так?

— Я сижу здесь уже очень много лет. И годы не прошли для меня даром. Знаешь, ведь никто не мог знать, что я — человек. Постепенно я и сам начал верить, что я — сын божий. И Ватикан действовал, направляемый рукой господа нашего, когда посылал меня… Ведь не сказано, из какого времени должен прийти мессия, так отчего же не из будущего? Как ты думаешь, русский?

Ничего удивительного, я и сам бы сошел с ума, сиди здесь столько лет. Исцеления, пусть и при помощи лекарств грядущего, чудеса, толпы верующих. Он почувствовал себя сыном божьим.

— А что если он и есть сын божий? Ведь в самом деле… Мессия, пришедший из будущего…

— Хорошо, пусть все идет как идет.

— Да, хотел спросить, — вспомнил я. — Если ты из Ватикана, откуда знаешь песню Бернеса?

— Я родился и вырос в Калуге, — коротко ответил Иисус-Давид.

— Ясно… Ну, и что мы будем делать?

— Ты же знаешь евангельский текст, вот и делай свое дело. А я буду делать свое.

— Вы знаете, что через два дня будет пасха и сын человеческий предан будет на распятие, — напомнил Иисус апостолам.

В эти дни, насколько я помнил, иерусалимские первосвященники, книжники и старейшины собрались у Каиафы, где судили и рядили, как взять Иисуса хитростью и убить его. Стало быть, мой выход. Оставив ящик с казной на попечение Матфея, я сослался на живот и сказал, что пойду в город поискать лекаря.

— Что же ты не обратишься к Господу? — недоуменно спросил Матфей. — Он исцелил бы тебя мановением руки.

— Зачем утомлять Господа в том, от чего есть средства простые? Я скоро вернусь, а если кто спросит, куда пошел Иуда, так и скажи: в Иерусалим к лекарю.

Найти двор Каиафы оказалось несложно — я спросил дорогу у попавшегося на пути гончара, подкрепив вопрос монеткой. Стражник дома первосвященника довольно грубо остановил меня, но я поведал, что являюсь одним из учеников пресловутого Иисуса и имею что сказать почтенному Каиафе. Тогда меня препроводили в его покои, где Каиафа сидел в окружении своей шайки.

Первосвященник был стар и толст. Ноги его, украшенные синими варикозными венами, возлежали на скамеечке, а сам Каиафа сидел в огромном кресле и что-то прихлебывал из глиняной чашечки.

— Кто ты, что посмел явиться сюда? — вяло спросил он.

— Я — Иуда из Кериофа, ученик и казначей человека, прозванного Иисусом, царем Иудейским.

— И что ты хочешь сказать, Иуда?

— Что вы дадите мне, если я вам предам его?

Каиафа хмыкнул:

— Ты думаешь, что мы не обойдемся без твоих услуг? Завтра же я пошлю стражу, и она притащит Иисуса прямо сюда. Убирайся.

Так не пойдет, подумал я. Первосвященник рассуждает логично, но тогда зачем нужен я?

— Почтенный Каиафа, но остальные ученики скроют Иисуса, будет драка, возможно, ненужные жертвы. А я все проделаю тихо и быстро.

Каиафа поставил свою плошку и оглядел присутствующих, явно ожидая услышать их мнение. Какой-то долговязый книжник заметил:

— Он говорит дело, почтенный Каиафа.