Ло решительно закивал своей круглой головой, и судья Ди продолжал:

– Я, склонен допустить, что после того, как Сун снял, свою ермолку и верхнюю одежду и надел, готовясь ко сну, ночную рубашку, он услышал стук в садовые ворота. Он снова надел ермолку на голову и вышел спросить, кто там.

– Именно так! – сказал Ло. – Ты тоже заметил, что на его домашних шлепанцах были следы присохшей грязи?

– Да, заметил. Посетителем был человек, знакомый Суну. Студент снял засов с ворот и впустил гостя во двор. Вероятно, даже пригласил его в библиотеку, пока сам надевал верхнее платье. Когда Сун повернулся к нему спиной, посетитель ударил его сзади. Я уверен в этом, потому что рана находится ниже правого уха жертвы. Но как бы все ни происходило, я согласен с тем, что было большим просчетом оставить ермолку там, где она упала на пол. Ибо ни один мужчина не раздевается с шапкой на голове. Убийце следовало отмыть ермолку от пятен крови и положить ее на свое место, на столик у изголовья кровати, рядом с подсвечником.

– Верно! – воскликнул Ло. – Но пока, тем не менее, мы будем официально называть это убийством с целью грабежа, чтобы не встревожить нашего преступника. Что касается мотива преступления, то я думаю, Ди, это мог быть и шантаж, Судья Ди резко выпрямился.

– Шантаж? Почему ты так думаешь, Ло? Сняв с полки книгу, коротышка-начальник раскрыл ее на заложенной исписанным листком странице.

– Посмотри, старший брат. Мать Мена была любившей порядок старой дамой и тщательно следила за своими книгами. Теперь же книги перепутаны, порядок нарушен. Далее, каждый раз, когда она читала понравившееся ей стихотворение, она на листочке комментировала его и вкладывала запись в страницу, на которой находится полюбившееся стихотворение. Однако, перелистывая книгу при разговоре со стариком Меном, я заметил, что многие записи перепутаны и оказались не там, где следовало бы, причем иной раз даже не в своих томах. Конечно, я допускаю, что в этом может быть повинен и студент. Однако я также увидел свежие следы на пыли за книгами на полках. Думаю, что убийца разгромил комнату только для того, чтобы создать впечатление, что бродяга искал деньги. А истинной целью поиска была какая-то бумага. И скажи, разве можно найти лучшее место, чтобы укрыть важный документ, чем между книжных страниц, на полках богатой библиотеки? И если этот парень столь сильно хотел заполучить документ, что не остановился ради него перед убийством, то начинаешь думать, что он уличал его в чем-то, и тогда на ум приходит шантаж.

– Ло, твои доводы очень убедительны. Похлопывая по небольшой стопке писчей бумаги на столе, судья продолжал:

– Эти заметки подтверждают твое предположение, что убийца разыскивал какой-то документ. Это записи Суна о его исторических изысканиях. Первые шесть страниц исписаны им, мелким почерком ученого, но остальные пятьдесят или около того чисты. Видишь ли, Сун был методичным человеком и пронумеровал все страницы. Но стопка бумаги растрепана, на некоторых страницах следы грязных пальцев. Что подтверждает: убийца тщательно просмотрел эту стопку. А зачем бродяжке вору забивать себе голову целой пачкой рукописных заметок?

С глубоким вздохом Ло поднялся.

– У мерзавца была в распоряжении целая ночь, чтобы найти проклятую бумагу, и, вероятно, он ее все-таки нашел! Но боюсь, Ди, нам все равно придется прочесать как следует это место. Просто чтобы увериться.

Встал и судья Ди. Вместе они внимательно обыскали библиотеку. Собрав разбросанные по полу бумаги и уложив их снова в ящики, он заметил:

– Все эти документы: счета, расписки и тому подобное принадлежат семье Мена. Единственный предмет самого Суна – этот томик, озаглавленный «Мелодии для прямой флейты» и написанный его рукой, со знаком его личной печати. Насколько я могу судить, это сложное музыкальное произведение, записанное сокращенными иероглифами. Здесь около двенадцати мелодий, но их названия и тексты опущены.

Ло заглянул под циновку. Выпрямившись, он сказал:

– Да, Сун играл на флейте. В его спальне висит длинная бамбуковая флейта. Я заметил ее, потому что и сам в прошлом играл на этом инструменте.

– А ты когда-нибудь видел такой способ нотной записи?

– Нет, я всегда играл на слух, – горделиво ответил Ло. – Но это все в прошлом, Ди. А теперь давай лучше займемся спальней.

Судья сунул музыкальную книгу в рукав, и они перешли во вторую комнату. Стоя за туалетным столиком, лекарь старательно сочинял отчет о вскрытии. Переносной письменный прибор стоял у его локтя. Судья Ло снял с гвоздя на стене висевшую на шелковой лямке флейту. Решительным жестом он завернул рукава и поднес флейту к губам. Но смог произвести только несколько удручающе пронзительных звуков. Отложив флейту, он со вздохом сказал:

– Да, когда-то я играл неплохо, но давно не было практики. К слову, неплохое место, чтобы спрятать документ. Плотно свернутый.

Он поднес флейту в глазам, потом огорченно тряхнул головой.

Они тщательно обыскали рундук для одежды, но единственными найденными бумагами были удостоверение личности Суна и немногочисленные документы, относившиеся к литературным экзаменам. Ни писем, ни личных записей.

Отряхивая пыль с платья, судья Ди сказал:

– По словам его домовладельца, Сун никого в уезде не знал. Но Мен признает, что почти не видел своего жильца. Ло, нам следует опросить служанок, приносивших ему еду.

– Старший ират, займись этим сам. Мне, право же, пора поторопиться домой. Понимаешь, обязан выказать уважение своим почтенным гостям. А мои первая, седьмая и восьмая жены еще утром предупредили меня, что хотели бы со мной посоветоваться о покупках к празднику Луны.

– Хорошо, Ло, я опрошу служанок.

Провожая коллегу до дверей, судья снова заговорил:

– Праздник станет радостью для твоих детей, Ло. Сколько их у тебя?

Ло широко усмехнулся.

– Одиннадцать мальчиков и шесть девочек, – гордо объявил он. Но тут лицо его помрачнело, – Видишь ли, у меня восемь жен. Нелегкое бремя, Ди. Свою административную карьеру я начал только с тремя женами, но ты же знаешь, как бывает. На стороне завязывается дружба, и начинает казаться, что удобнее поселить даму в домике на своем дворе. А потом не успеваешь опомниться, как она уже формально заняла положение второй жены! И грустно видеть, как изменения в положении влияют на женский характер, Ди. Когда я вспоминаю, какой милой и уступчивой была моя восьмая жена, пока танцевала в «Сапфировом приюте»…

Внезапно он хлопнул себя по лбу.

– Боже мой! Совсем вылетело из головы! По пути домой должен заскочить в «Сапфировый приют». Отобрать танцовщиц на сегодняшний вечер. Мой принцип – всегда самому их выбирать. Считаю своим долгом по отношению к гостям, чтобы они получали только самое лучшее. Ну что же, к счастью, «Сапфировый приют» всего в двух кварталах отсюда.

– Это дом свиданий?

Ло с упреком взглянул на него.

– Дружище! Конечно, нет. Назови это центром местных дарований. Или учебным заведением свободных искусств.

– Будь то центр или учебное заведение, – сухо заметил Ди, – но студент Сун, живя здесь в одиночестве, мог вечерами туда заглядывать. Ло, стоит спросить, не припоминают ли там человека, похожего по описанию на Суна.

– Да, я этим займусь.

Неожиданно коротышка начальник засмеялся.

– Должен подумать и о небольших сюрпризах сегодня вечером. Особенно для тебя, Ди.

– Никоим образом! – кисло возразил судья. – Не понимаю, как ты можешь заигрывать с женщинами, пока это дело об убийстве…

Ло махнул рукой.

– Старший брат, ты меня неправильно понимаешь. Мой сюрприз состоит из захватывающей юридической проблемы.

– Ах так! Ясно… – сдержанно сказал судья. И быстро заговорил вновь:

– В любом случае, думаю, нам вряд ли нужна еще одна юридическая проблема, Ло. Убийство Суна достаточно захватывающе! Если бы этот несчастный студент был хотя бы местным жителем, мы бы знали, где искать улики. Но этот Сун, можно сказать, с неба сюда свалился, и я боюсь…