– Или же врыть сюда подводную лодку с перископом.

– … Чтобы не морочить себе головы с наземными и подземными казармами, а также с многочисленными рубками и хозяйственными отсеками, – завершил этот замысел Гродов.

– Однако что с отрядом: как он все-таки появился, каковым было его истинное назначение?

– Насколько мне известно, он должен был стать костяком одного из батальонов новой бригады морской пехоты, но с бригадой у командования не получилось: все подразделения, которые удавалось формировать и вооружать, тут же приходилось отправлять в виде пополнения в те части, которые уже сражаются в виде отдельных батальонов морской пехоты.

– Понятно, о том, что вы поступаете в мое распоряжение, вы узнали только сегодня…

– Буквально два часа назад, хотя мы были уверены, что нас вольют в полк морской пехоты Осипова, и тогда вяжи узлы…

– Короче, все, как я и предполагал… – остался доволен своими расспросами Гродов.

Майор удивленно взглянул на комбата и великодушно пожал плечами: дескать, какое это имеет значение, с какой целью нас формировали? Главное, что теперь мы здесь.

В потерне было влажно и прохладно. Идти порой приходилось почти по щиколотку в грунтовой воде, тем не менее казалось, что ревматическая сырость, которая здесь царила, ниоткуда не появлялась и никоим образом исчезнуть не могла, поскольку давно стала климатической сущностью этого подземного мира, угнетающе действующего на любого пришельца. Вот и сейчас, чем глубже они спускались под землю, тем шаги их становились приглушеннее, а неофит батареи майор Денщиков – молчаливее и замкнутее. Впрочем, Гродова это уже не удивляло, так вели себя почти все, кто попадал в потерну впервые.

– Надеюсь, мы уходим не в сторону моря, то есть не под морское дно? – с плохо дающейся ему иронией спросил командир добровольцев, как только они вошли в очередную выработку, в которую вода проступала уже не только сквозь пол и пропитанные влагой стены, но и с потолка.

– Нет, эта потерна ведет в сторону степи, но можем свернуть и войти в совершенно секретный ход, пролегающий под морским дном.

– Не надо, – упреждающе процедил Денщиков. – С меня хватит и прогулки под степью. И вообще, вся эта сырость не для моих старых костей и расшатанных нервов.

– Важно, что вы нашли в себе мужество признать это, майор, – сдержанно прокомментировал Гродов. – Причем признать вовремя, поскольку случались в этих подземельях ситуации и посложнее.

– Не удивился бы, если бы стал свидетелем одной из них, – процедил командир добровольцев и, может быть, для того, чтобы развеять настроение комбата, поинтересовался:

– Самого все это подземелье не угнетает? Чувствую, что нет, привык.

– Попадая сюда, я всякий раз мысленно отрабатываю те или иные варианты исхода боя, который может возникнуть, когда войска противника ворвутся сюда, так что предаваться всем прочим эмоциям некогда.

Они как раз подходили к большой «казарменной» выработке, в различных отсеках которой располагались подразделения подземной базы батарейного комплекса – казарма, электростанция, камбуз, арсенал и все прочее.

– Неужели и здесь тоже намерены сопротивляться?

– Еще как! Не зря же все это создавалось когда-то; явно не для того, чтобы мы могли преподнести врагу этот подземный бастион в виде победного трофея.

Майор быстро, но тем не менее внимательно осмотрел сооружения этого бастиона, поражаясь той основательности, с которой проектанты и строители отнеслись к устройству быта артиллеристов, но все же отметил, что к боям непосредственно в подземелье комплекс подготовлен мало: нет дотов у входа, не позаботились о каком-либо вале, в казармах нет амбразур.

– Совершенно с вами согласен, – поддержал его Гродов. – Для проектантов и военных инженеров главным было защитить гарнизон от артиллерийских снарядов и авиации. Никому и в голову не приходило, что противник может оказаться в пяти километрах от орудий и возникнет опасность рукопашных боев на огневых позициях. Причем исправлять что-либо уже поздно.

– Постой, капитан, а где, собственно, сама батарея? Говорят, это огромные, мощные пушки, какие обычным артиллеристам даже померещиться не могут.

– Не могут, это уж точно. Не зря же любой из вражеских офицеров многое отдал бы за то, чтобы знать, где конкретно расположено каждое из орудий моей батареи, – вежливо улыбнулся комбат.

– Настолько удалось ее засекретить?

– Можно утверждать, что вся румынская разведка усиленно охотится за языками тех, кто это знает.

– Понял, капитан, – тут же сориентировался в ситуации Денщиков, – вяжем узлы.

– Нет-нет, лично вам эти мои «крошки» откроются. Но командиры уже собрались в кают-компании, и надо бы провести «военный совет накануне Ватерлоо».

– В таком случае нужно определиться с рубежами обороны. Наша кухня с запасом продовольствия должна прибыть, – взглянул он на часы, – теперь уже через час.

– Позиции займете в полутора километрах от батареи, – тут же извлек карту капитан, – во втором, пока что во втором, эшелоне общей обороны Восточного сектора. Сейчас я дам задание по этому поводу своему заместителю, старшему лейтенанту Лиханову, который затем превратится в вашего хоть инструктора, а хоть куратора, как хотите, так и считайте. И мой вам совет: как только зароетесь в землю, все свободное время посвящайте отработке штыкового и рукопашного боя. Здесь это очень даже пригодится.

– Я в курсе, что морских пехотинцев румыны уже называют «черной смертью», «черными комиссарами»… Постараемся их не разочаровывать.

Рослая фигура майора выглядела бы еще внушительнее, если бы к ее костлявости добавить немного веса. Тем не менее человек это был жилистый и, как представлялось Дмитрию, физически крепкий, выносливый. Такой, в самом деле, «разочаровывать» не должен.

Определившись с позициями добровольческого отряда, комбат представил Денщикова командному составу гарнизона батарейного комплекса, объявив, что тот будет командовать отрядом заслона, которому поручено заниматься ликвидацией небольших прорывов противника. В случае же фронтального прорыва линии обороны отряд обязан отойти на последний рубеж прикрытия, который занимают сейчас бойцы младшего лейтенанта Кириллова и за которым находятся позиции огневых взводов противотанковой батареи «сорокапяток», минометчиков и зенитных пулеметных спарок.

– Не исключено, что тогда уже нам придется держать круговую оборону. У меня есть договоренность с полковниками Осиповым и Всеволодовым, что последний рубеж ныне существующего Восточного сектора обороны мы создаем по линии обороны береговой батареи, – показал он на висевшей на стене большой карте Одесской области, – упираясь южным крылом этого нового укрепрайона в кромку моря, в двухстах метрах от батарейного причала, а западным – в берег Большого Аджалыка, имея при этом в тылу деревню Новую Дофиновку с ее рыбацким причалом. Судя по всему, на западном берегу Большого Аджалыка такой же укрепрайон будет сформирован с 29-й береговой батареей в тылу.

– Но когда противник подойдет к последнему рубежу обороны, орудия главного калибра окажутся почти бесполезными, – вступил старший лейтенант Лиханов, решив, что самое время воспользоваться предоставленной ему комбатом паузой.

– Что скажешь на это, командир огневиков? – обратился капитан к Куршинову.

– Какое-то время отдельные участки мы сможем простреливать прямой наводкой, хотя, конечно, эффективность огня при этом будет меньшей, разве что под стволы нам будут попадаться танки или столь любимые Антонеску кавалерийские эскадроны королевской гвардии.

– Но другого выхода у нас не будет, – заметил Гродов. – Понятно, что «сорокапятки» тоже станут бить прямой наводкой, – обратился он к старшему лейтенанту Владыке.

– Всенепременно, – по-архиерейски пробасил тот, стараясь соответствовать тайному смыслу своей фамилии. – Тем более что для противотанковых орудий это естественный способ ведения боя.