Что же касается самой батареи главного калибра… Не то чтобы раздвинуть железобетонные заслонки, дабы вступить в дуэль с батареями противника, а хотя бы снять с орудийных капониров маскировочные тенты и сети капитан в эти минуты не мог: пилоты тут же засекли бы расположение его орудий. Почти незащищенная с воздуха, его батарея по-прежнему могла существовать лишь до тех пор, пока она оставалась невидимой для врага; пока вражеские артиллеристы и пилоты знали, что орудия врыты в землю где-то в этом квадрате, но не могли установить, где именно; понимая при этом, что поразить ту или иную пушку этого артиллерийского монстра можно только мощным снарядом и только прямым попаданием.

Но как только вражеские штурмовики вернулись на аэродром, Гродов тут же приказал оголить батарею и накрыть огнем ринувшуюся в атаку пехоту, поддерживаемую танками и кавалерийскими эскадронами. Тактику румын он усвоил очень хорошо: пехота и танки должны были вывести противника из окопов, после чего в действие вступала вооруженная пиками, саблями и карабинами кавалерия, сводившая на нет всякие попытки моряков навязывать пехоте противника штыковой бой.

Впрочем, в этот раз многие кавалеристы и кони полегли во время первой же атаки.

– Подтверждаю, что сработали твои комендоры отлично, – тут же сообщил по телефону Гродову командир полка.

Старый моряк, в тактике полевого боя Осипов все больше полагался на этого молодого капитана, тоже облаченного во флотский мундир, но прирожденного быть по-настоящему сухопутным офицером.

– Я только одного опасался: как бы ваши моряки снова не поднялись в контратаку или не бросились преследовать отходящего противника.

– Ты, комбат, превращаешься в такого же моралиста, как наш командующий базой. Хотя по чину тебе еще не положено.

– Так для общего же дела, а главное, со всем моим философским почтением. Рота пограничников к юго-восточной возвышенности уже подтянулась?

– И даже успела основательно окопаться.

– Вот именно: основательно. В таком случае начинайте незаметный отвод своих бойцов. Только напомните, что отходить надо скрытно и на вершины заползать со стороны лощин и оврагов, причем именно заползать. А еще предупредите: хоть один зад матросский из травы высунется – лично пальну по нему из главного калибра.

Да, действительно, во время второй атаки, предпринятой уже после полудня двумя батальонами пехоты и танковой роты, противнику удалось довольно легко овладеть долгожданным хутором, развеяв его защитников по окрестным холмам и ложбинам. Вот только командованию противника и в голову не приходило, что это всего лишь западня. Никого из старших румынских офицеров не насторожила та легкость, с которой их подчиненным удалось ворваться в Шицли, за каждую усадьбу которого еще утром моряки готовы были сражаться до последней возможности.

Многое прояснилось лишь после того, как по сгруппировавшимся в районе хутора войскам, намеревавшимся закрепить успех натиском в сторону береговой батареи, вдруг ударили из всех мыслимых орудийных и минометных стволов.

После мощного артналета моряки и пограничники окружили хутор, в то время как наводимая корректировщиками береговая батарея и орудия канонерки «Красная Армения» перенесли свой огненный вал на позиции врага в районе Булдынки и Свердлово, откуда к «хуторянам» могло прийти подкрепление. На этом этапе в дело вступила и 29-я береговая батарея, еще более мощная, нежели 400-я.

Поняв, что сопротивление бессмысленно, румынские подразделения, еще час назад торжествовавшие по поводу овладения хутором, начали сдаваться. Как со временем стало известно комбату, в тот день в плен попало до семидесяти пехотинцев, кроме того, были захвачены три легких танка, бронеавтомобиль и восемнадцать орудий.

– Орудия и танкетки мы с пограничниками поделим по-братски, – распоряжался сразу же после боя своими трофеями полковник Осипов. – Здесь, на передовой, они нам ох как нужны, а зачем они вам в подземельях?

– Никогда не сомневался в справедливости вашего дележа, – озорно откликнулся комбат, которого сама эта процедура, точнее попытка втянуть в нее батарею, настроила на иронический лад.

– Но знаю, что давно мечтаешь о персональном бронеавтомобиле, – демонстрировал свою хозяйственную жилку полковник. – Так вот, он у нас таки да, имеется. Правда, с легкой осколочной вмятиной в левом борту, но при всех колесах и на вполне моторном ходу, – уже сугубо по-одесски рекламировал комполка свой «товар». – Машина, судя по всему, чешская, трофейная, которую после захвата Чехии немцы то ли продали, то ли попросту подарили румынам. Но броня надежная, несмотря на «ранение» в левый бок, да и конструкция оригинальная. Остальное сам увидишь и пощупаешь.

– Во время очередной поездки к вам на броневике буду держаться правым бортом к противнику, чтобы не замечал изъяна.

– И я о том же, комбат. Присылай своих, в технике что-либо смыслящих, и получай в пользование.

– А то до сих пор в гости к вам езжу на мотоцикле. Понимаю, что несолидно.

Усадив ординарца Пробнева за руль, а сержанта Жодина на заднее сиденье, комбат тут же поспешил к хутору. Вся трофейная техника моряков находилась в ложбине за южной оконечностью хутора, рядом с руинами колхозного коровника и еще каких-то хозяйских построек. Здесь же, в небольшой пристройке, расположенной рядом с мощным, прямо в каменном материке выдолбленным подвалом, в свое время, очевидно, служившим и складом, и холодильником, устраивал сейчас свой новый командный пункт флотский батя Осипов. Танкетки и орудия уже были разбросаны по батальонам, и только бронеавтомобиль, от которого начальник штаба полка только что сурово отогнал очередную группу зевак, все еще ждал своего хозяина.

Подарок и в самом деле оказался царским. Никогда раньше подобной машины Гродов не видел. Направляясь сюда, он был уверен, что речь идет о какой-то бронированной легковой машине, на самом же деле это была небольшая походная крепость на колесах, немного смахивающая на тот трофейный английский броневик времен Гражданской войны, фотографию которого капитану когда-то приходилось видеть в пособии по бронетанковым войскам.

Оборудованный по принципу бронированного трехосевого микроавтобуса, он предполагал рядом с водителем место пулеметчика; дальше, в двух боковых полубашнях, у щелей с заслонками, теснилось по стрелку, и, наконец, в задней средней части возвышалась башенка, похожая на небольшую корабельную рубку. Под куполом этой башни, на турели, располагался небольшой пулемет с круговым обстрелом, а в нижней части ее – удобное командирское сиденье, на пульте перед которым покоились рация, внутреннее переговорное устройство и нечто среднее между перископом и стереотрубой, позволявшее вести круговой обзор местности.

Еще одного стрелка-автоматчика можно было пристроить у щели в «кормовой» дверце, на том месте, где сейчас в беспорядке громоздились два запасных колеса, ящики с патронами и гранатами и даже два ящика с трофейной тушенкой, которые полковник приказал своим краснофлотцам оставить в виде застольного – «от нашего стола – вашему столу» – подарка пушкарям.

– Странно, что румыны не вывели этот броневик из строя, – молвил Гродов, оставшись очень довольным осмотром чуда бронетехники.

– Мы взяли его на хуторе вместе с полуэскадроном кавалеристов, – объяснил полковник, – которым уже было не до бронеавтомобиля. Причем экипаж, судя по всему, погиб во время артобстрела, находясь вне машины. Или, может, бежал, считая, что бурьянами пробиться к своим проще, нежели на броневике. Ты же знаешь цену «стойкости» этих вояк-мамалыжников.

Пока командиры разговаривали, «моторный самородок», как называли теперь на батарее Пробнева, уже разобрался в моторе и в управлении броневика и внимательно осмотрел его, а сержант Жодин осваивался рядом с ним на месте пулеметчика.

– Не возникало соблазна превратить этот броневик в свой передвижной штаб, в эдакий бронеблиндаж на колесах? – прямо спросил капитан, удивляясь тому, что Осипов так легкомысленно расстается с этой во всех отношениях удобной машиной.