– Не лови меня на слове, о «графине» мне известно из других источников. Впрочем, сама Валерия видит себя если не принцессой, то, по крайней мере, герцогиней.

– И все то, о чем говорит пленный, может оказаться жестокой правдой?..

– Самой что ни на есть жестокой. Причем теперь уже без «может», – резко прервал его полковник. И Дмитрий вздрогнул еще раз:

«Только не это! Неспособна была Валерия так вот взять и… предать, – так и не нашел капитан более точного определения всему тому, перед чем поставила его эта авантюристка от разведки. – И вообще, не могла вся эта блестяще задуманная операция по переброске баронессы через Дунай столь быстро и бесславно провалиться!»

– Вдруг, почувствовав провал, баронесса решила спастись именно таким образом?

– Об этом поговорим при встрече, – вновь сурово осадил его полковник, явно не полагаясь на секретность даже секретного подземного кабеля, который напрямую соединял штаб военно-морской базы и КП батареи. – Теперь главное – не упустить твоего «дунайского крестника» капитана Олтяну. Причем не только потому, что он оказался в нашем тылу в ипостаси диверсанта.

– Понимаю, – неуверенно заявил комбат.

– Вряд ли действительно понимаешь, не в упрек тебе будет сказано. Пусть твои ребята запрут его в подземелье и держат.

– Бойцы уже приступили к операции. Через несколько минут я тоже выдвигаюсь.

Румынский офицер уже сидел в коляске мотоцикла со связанными спереди руками.

– Ну это лишне, – проворчал комбат, однако Жодин оказался человеком осторожным:

– Враг – он и есть враг, даже такой хлипкий. Если не мертвый, то пусть хотя бы связанный. Румын все-таки…

У расположенного на крутом склоне оврага «лисьего лаза» Лукаш оставил четверых бойцов под началом командира взвода охраны Кириллова. При свете угасающей предрассветной луны комбат увидел, что младший лейтенант, в паре с одним из своих пехотинцев, засел в ложбинке, выше по склону; два остальных «охранника» – по сторонам. Поскольку, по словам пленного, выбираться из лаза можно только ползком, то шансов прорваться сквозь засаду у диверсантов не было, особенно теперь, когда численность краснофлотцев увеличилась.

– Пытались поговорить с этими «катакомбниками»? – едва слышно поинтересовался Гродов, присаживаясь на корточки рядом с Кирилловым.

– Приказано было вести себя тихо, чтобы не вспугнуть; дать время политруку и старшине войти в подземелье.

– А что, тактика правильная…

– Диверсанты как-то проявляли себя?

– Создается впечатление, что их там вообще нет, в степь куда-то ушли.

– Лаз этот пологий, – уточнил пленный, который уже чувствовал себя полноценным участником операции. – Тянется метров двадцать, затем еще приблизительно столько же длится узкий штрек.

– И что это нам дает? – поинтересовался Гродов.

– Представление о том, в какой местности придется действовать, – парировал Григореску. – Разве этого мало? Кстати, в конце прохода появляется выработка размером с небольшую комнатушку, с несколькими нишами и тупиковыми ходами. Сам лаз сужается метрах в десяти от выхода.

– Ты смотри, обстоятельный какой! – подозрительно покосился на пленного Жодин. – Хоть и румын.

– Я ведь уже объяснял, что не румын, а молдаванин, – отреагировал Григореску.

– Да в чем разница-то?

– В том, что румыны так же безразличны мне, как и вы, русские и украинцы, – словом, славяне. Я принадлежу к тем молдавским патриотам, которые мечтают о дне, когда и румыны, и вы оставите нашу землю в покое, позволив нам возродить собственное молдавское государство. Что тут непонятного?

– Поэтому ты готов помогать румынам в борьбе против нас, а нам – в борьбе против румын. Так? – вклинился в их разговор комбат. – Истребляйте, мол, себе друг друга, на здоровье.

– Цитируете почти дословно, господин капитан.

– Но поскольку мы не на симпозиуме молдавских националистов, то вернемся к румынской разведгруппе. Не предполагаешь, солдат, что эти «подпольщики» ускользнули от нас?!

– Некуда им здесь уходить, – возразил румын. – Операция намечена на завтрашний вечер. По подземельям к нам должно подойти пополнение. Не менее роты. И наше нападение на батарею должно было совпасть с прорывом войсками линии фронта.

– Все спланировали, сволочи, – зло сплюнул младший лейтенант.

– Война ведь, – несмело попытался оправдать свое командование пленный. – Сейчас диверсанты, очевидно, отсыпаются в выработке и проснутся только после моего появления.

– До вашего появления? – механически как-то спросил Гродов и переглянулся с Жодиным.

Поначалу тот пожал плечами: дескать, как прикажете… Но тут же обронил:

– Не ко времени это. Стоит ли ему доверять? Румынский офицер все-таки.

– Румынский, понятное дело. Тем не менее не исключаю, что возможен и такой вариант. Вы что, готовы вернуться в подземелье и вступить в переговоры? – обратился комбат к Григореску.

– Олтяну не станет выслушивать меня, тут же пристрелит, чтобы группу не разлагал.

– Не волнуйся, румын, сначала он все-таки выслушает, а затем уже пристрелит, – «утешил» его Кириллов.

Гродов на минуту замешкался, затем спустился к «лисьему лазу» и жестом подозвал пленного.

– Зови капитана Олтяну, – приказал. – Наклоняйся и зови. Они твой голос узнают, стрелять не станут.

Судя по всему, диверсанты действительно отсыпались. Григореску понадобилось почти влезть в щель и несколько раз крикнуть, чтобы из глубины тоннеля кто-то из них откликнулся. Пленный благоразумно подался назад и только потом попросил, чтобы к «лисьему лазу» подошел командир группы, с ним будут говорить русские офицеры.

– Капитан Олтяну спит, – последовал странный в этой ситуации ответ кого-то из румынских разведчиков, скорее всего, часового.

– Что значит «спит»? Тебе же сказали, идиот, – властно прокричал пленный, – что здесь уже находятся русские офицеры! Они стоят рядом со мной и требуют, чтобы Олтяну вступил в переговоры!

– В какие еще переговоры? – послышалось из лаза. – Мы уйдем отсюда – только и всего.

– Некуда вам уходить. Вы уже блокированы, в катакомбах полно русских солдат, и с ними проводник из местных.

– Передай Штефану Олтяну, – тут же подключился к разговору комбат, – что здесь его ждет капитан Гродов. И что этот капитан передает ему привет из дунайского поселка Пардина. Твой командир наверняка поймет, о чем идет речь.

Диверсант, с которым Григореску и комбат вступили в переговоры, на какое-то время умолк, очевидно, отправился в выработку, докладывать командиру. Но время шло, а капитан Олтяну все не появлялся и не появлялся.

– Что-то долго они там совещаются, – задиристо проворчал Кириллов.

– В их положении торопиться некуда, – резонно парировал комбат. – Решают, как вырваться из западни, прикидывают, можно ли в принципе отсидеться до прихода своих. Ведь прорыв намечен уже на послезавтра. И конечно же попытаются связаться по рации со штабом.

– Вот вы говорите все это, товарищ капитан, а сами мысленно ставите себя на место Олтяну, пытаясь выяснить, как поступали бы, являясь командиром румынской разведгруппы.

– И ничего удивительного в этом не вижу, – признал его правоту комбат. – Совсем недавно, на «румынском плацдарме», я, по существу, пребывал в его шкуре. Получается, что по диверсионной линии мы с этим капитаном Олтяну коллеги.

– Как же в подобном случае поступили бы вы? – оживился Кириллов.

– Действовал бы исходя из ситуации.

– Но ведь ситуация предельно ясна.

– Не совсем. Чтобы принять решение, мне нужно быть сейчас там, оценить шансы и возможности, знать настроение и степень готовности бойцов. И потом, этим вопросом логичнее было бы задаться вам самому, младший лейтенант. Действительно, как поступили бы вы?

– Наверное, сражался бы до последнего патрона. Как учили.

Прошло еще несколько минут, и как раз в то время, когда Гродов уже настроен был с помощью пленного снова докричаться до диверсантов, оттуда донеслись приглушенные подземельем звуки выстрелов. «Значит, отряд Лукаша уже на подходе к „диверсантской“ выработке, – предположил он. – Понимая, что по узкому штреку пробиваться к румынам будет трудно, комбат приказал политруку в атаку бойцов не бросать, но обязательно обнаружить себя, чтобы диверсанты понимали, что они блокированы, а еще – чтобы они начали опустошать свои патронташи. К тому же стрельба послужит знаком того, что отряд уже у цели».