Сидней. Черт побери. (Жене.) Кто бы мог подумать?
Айрис (еще не оправившись от неожиданности). Никто.
Сидней. И что же она сказала: «да» или «нет»?
Элтон. Ничего. Сказала, что подумает, в отъезде… (Словно подчеркивая свои слова, берет несколько струнных аккордов.) Вот и живу две недели в напряженном ожидании. (Внезапно прекратив бренчанье, запевает, аккомпанируя себе, «Полночный поезд». После нескольких фраз замолкает. Тягостная пауза. Встревоженно.) В чем дело?
Сидней и Айрис молчат; неловкость положения усугубляется тем, что оба они понимают, как превратно истолковано их молчание. Сидней делает вид, что занят чем-то за столом. Айрис застыла на стуле, не зная, что сказать. Закипающий гневом Элтон останавливается прямо перед Сиднеем и, не сводя с него взгляда, говорит раздраженно.
Я спрашиваю, в чем дело, черт побери! Что-то вы невеселы, мои бледнолицые братья, ну-ка, выкладывайте все начистоту. Надо, видно, поговорить по душам. А ну, карты на стол!
Айрис. Не надо, Элтон.
Сидней (просто). Тебе пе надоело носиться со своим проклятым комплексом? Честное слово, от этого даже как-то неловко становится.
Пристально смотрят друг другу в глаза; Элтон, поняв, что обидел Сиднея, смягчается.
Элтон. Извиняться пе собираюсь… Я вправе думать о людях что угодно. В этом мире. Даже о тебе, Сид…
Сидней. Есть недоразумения, которые дорого обходятся, Элтон.
Айрис. Да и кто мог ожидать, что вы с Глорией… Ты понимаешь, что я имею в виду: святой Павел Пролетарий и живой дух Мэдисон-авеню…
Элтон. Что ж, говорят, крайности сходятся. Кроме того… (медленно) мы нашли с ней общий язык!
Сидней (с напускным безучастием). Вот как?
Элтон (торжествующий любовник). Да, так!
Сидней. Еще одного красного вышибло из седла.
Айрис (многозначительно смотрит на мужа). Все ясно, правда ведь, Сидней?
Сидней (поняв, что жена хочет прекратить разговор). Абсолютно.
Айрис. Где мой «Вэрайети»[2]?
Сидней. Под яблоками.
Айрис (запоздалая мысль). Я подумала и должна сказать, что мне не нравится это выражение.
Сидней. Какое выражение?
Айрис (шутливо грозит пальцем). Насчет седла. Я знаю, откуда оно идет, и выражаю протест от имени моего краснокожего деда-чероки…
Элтон. Я все понял, и хватит.
Айрис (поворачиваясь к Элтону). Ну и зануда же ты, Элтон. На твоей негритянской проблеме свет, что ли, клином сошелся? Липа все это.
Элтон (резко). Я родился с этой проблемой.
Айрис. Вот-вот! Тешишь себя всяким вздором. Человек как все, так нет, ему доставляет удовольствие разыгрывать из себя бедного негра.
Элтон. Я и есть негр, и не я изобрел правила игры. И пока думают, что быть негром — плохо, я буду твердить: да, я негр. Понятно?
Айрис (с богемной легкостью). Потому и липа, что твердишь. В стране полно люден, которые при первой же возможности забросили эту игру… Ты воображаешь, что ты какой-то особенный?
Элтон. Раз ты не поняла, ничего тут не поделаешь. (Пожимает плечами.)
Айрис. Конечно, каждый по-своему избавляется от комплекса вины.
Элтон (снова загораясь). Вина тут ни при чем!
Сидней. Да, бросьте вы. Будь хоть марсианином, если угодно.
Айрис (усаживаясь с «Вэрайети» в руках, свистящим шепотом). Герои, кругом герои — и ни одной выигранной битвы!
Элтон резко поднимается, идет к двери.
Ты куда?
Элтон (оборачивается, ворчливо и словно виноватым тоном). Пойду возьму хоть вина к ужину. Больше ничего не надо? Может, сигарет?
Сидней (усмехаясь). Больше ничего.
Элтон. А тебе, Смеющийся Томагавк? (Выходит.)
Айрис. Пожалуйста, цветов к столу. (Открывает двери. Вслед ему.) Если намерен быть моим зятем, постарайся со мной ладить! Уж мне ли не знать, что от зятя взять Будешь каждый день приносить цветы!.. (Кричит вдогонку.) Лумумба! (Айрис увертывается, и дешевая книжка, пущенная Элтоном, со стуком ударяется в дверь. Она входит обратно в квартиру, притворяет дверь. Мужу — тоном, исключающим возражения.) Насчет Глории держи язык за зубами.
Сидней. Разве я что-нибудь сказал?
Айрис. Сказать не сказал. Но сидел бледнющий, как смерть. Пусть сами разбираются. А ты помалкивай, слышишь?
Сидней (чуть не кричит, выведенный из себя). Разве я что-нибудь сказал? Сказал, да, настырная ты женщина?
Айрис (снова уткнулась в журнал). Знаю я тебя, всюду суешь свой нос.
Сидней подходит к жене, вкрадчиво, как кошка, стянувшая сало, полает новый эскиз первой полосы и тем же церемонным жестом, что и Макс, откидывает кальку. Айрис смотрит безо всякого выражения, прищуривается, поднимает взгляд на мужа, поворачивает лист вбок, потом вверх ногами, но Сидней возвращает его в прежнее положение и ведет указательный палец вниз, в точности повторяя движения Макса.
A-а, вы интригуете читателя? Лихо!
Сидней (в ярости). Лихо, говоришь? А что это значит?
Айрис. Ты о чем?
Сидней. Я спрашиваю, что это, собственно, значит — лихо? Или это просто уничижительное словечко, поскольку ты не способна вникнуть и проанализировать…
Айрис. Я и не пыталась анализировать. Просто сказала, что думала, — лихо!
Сидней. Ты хочешь сказать, что это отличается от других изданий?
Айрис. Я хочу сказать, что это отличается от других изданий своей нарочитостью. Лихо!
Сидней. Дорогая, откуда ты взяла, что можешь судить о таких вещах, не очень в них разбираясь?
Айрис. Оттуда же, откуда ты взял, будто можешь быть редактором газеты.
Сидней. Это во всяком случае разумнее, чем воображать, будто ты актриса!
Айрис (отложив журнал, медленно, оскорбленно). Ты лучше бы меня ударил, Сид. (Убегает в ванную, оттуда слышны рыдания.)
Сидней. Прости, я не то сказал. Не надо, Айрис. Прочти что-нибудь из «Южных островов», я буду суфлировать.
Айрис. Не хочу.
Снова рыдания.
Сидней. Не надо, милая, иди сюда.
Пытается открыть дверь, но Айрис захлопывает ее. Он снова открывает дверь и почти втаскивает ухватившуюся за ручку Айрис в комнату.
Айрис (шагает взад и вперед по комнате, невольно взвинчивая себя). Зачем мне мучиться, зачем готовить роль, которую я никогда не получу? Им нужны девки, а не актрисы. (Сварливо.) А этот ваш Гарри Мэкстон, да он самый из них грязный тип, если хочешь знать. Я могу такое рассказать, что со стыда сгоришь. Я и роль пе получила потому, что сказала «нет»!
Сидней остановился, полуотвернувшись, давая Айрис — уже в который раз — выговориться.
Сидней (поворачиваясь к жене, мягко). Айрис, все знают, что Гарри Мэкстон самый знаменитый импотент в Америке.
Айрис. Ну и что? От пего всего можно ожидать. Он просто притворяется, чтобы скрыть свою истинную сущность…
Сидней (недоверчиво). Бабника?
Айрис (с отчаянием). Конечно! Ты же знаешь, какая это извращенная публика — актеры и прочие.
