Все переглянулись. Лунин предложил, не мудрствуя, просто сходить на концерт, а в антракте, вместе с другими почитателями таланта Алии, попытаться проникнуть за кулисы. Однако Мик тут же возразил, заметив, что охрана «звезды» отсекает всех любопытствующих, включая фанатов и журналистов. Тогда в разговор вступил барон, предложив вначале выслать разведку. По его мнению, не существует помещений, в которые нельзя войти через запасной вход или окно. Кроме того, считал полковник, совсем необязательно попадать за кулисы – Волкова можно подстеречь и на улице. С Корфом согласились, назначив разведку на завтра. Мику было велено озаботиться билетами, а заодно узнать свежие слухи по поводу Алии и ее окружения.

Когда все было согласовано, Келюс включил телевизор. Новости не отличались разнообразием, но внезапно все насторожились. Диктор с присущим его профессии цинизмом сообщил о двух малоприятных происшествиях: в Столице покончил с собой крупный работник аппарата запрещенной партии, а в лесу, неподалеку от города, найден обезображенный труп полковника милиции Курбяко, находившегося в розыске. В качестве комментария диктор присовокупил, что покончивший с собой функционер был связан с партийными архивами, а дни свои завершил традиционным уже способом, прыгнув с балкона. Про Курбяко ничего сказано не было.

– Лихо, – заметил Келюс. – Эти прыжки с балкона – прямо-таки стиль. Похоже, все, кто видел эти проклятые бумажки...

– Курбяко – который бензин экономил? – вспомнил дхар. – Знаешь, Француз, а нам с тобой еще повезло!

На следующее утро барон отправился в сопровождении Лунина к «Олимпийскому», где намечался концерт. Корф обошел вокруг здания несколько раз, внимательно изучая все входы, окна и люки.

Вечером все вновь собрались вместе. Совершенно неожиданно Фрол пришел в сопровождении Лиды, посему приходилось то и дело переходить на эзопов язык. Впрочем, Келюс поступил мудро, выдав Лиде несколько роскошно изданных альбомов из библиотеки деда, а заодно и семейную реликвию – рисунки знаменитого художника Ингвара, хранимые Луниным-старшим еще со времен гражданской войны. Юная авангардистка ойкнула и тут же отключилась, уйдя мыслями далеко от нелегких проблем дня нынешнего.

Первым докладывал барон, сообщив, что в зал можно проникнуть через семь входов, не считая двух весьма подходящих окон и одного люка, причем два хода ведут, судя по всему, именно за кулисы. Один из них используется постоянно, а второй обычно заперт. Хлипкий, замок не вызывал у барона особого почтения.

– В общем, господа, – резюмировал он, – если из зала проникнуть за кулисы будет невозможно, то рискну предложить свои услуги. Удобств особых не обещаю, но дверь вышибить берусь.

– Уголовщина, дядя Майкл, – поморщился Плотников. – Не знаю, как у вас, в Квебеке, но у нас за такое и повязать могут.

– У вас в Квебеке, – с достоинством ответствовал Корф. – Тоже могут, как это ты изволил выразиться?

– Повязать. То есть...

– Я понял, – смилостивился барон. – Но, любезный кузен, равно как и все присутствующие, я предложил это на крайний случай. По-моему, проникать за кулисы нет ни малейшей нужды.

– Почему? – вскинулся Келюс.

– Помилуйте, Николай, – развел руками Корф. – Представьте себе, что вы посланы в разведку и вам надо получить сведения о каком-нибудь вражеском гарнизоне. Помнится, в сентябре 16-го, недалеко от Дубно...

Барон поглядел на Мика и Лиду и осекся.

– Об этом написано в одной очень любопытной книге... Представьте себе, господа, Юго-Западный фронт, сентябрь, дожди молотят еще с середины августа, курево не подвозят. Наступление захлебывается, в штабе – ругань, и тут поручают мне... Простите, господа, увлекся... Одному капитану, перейти линию фронта и взять «языка». Против нашей дивизии... То есть той дивизии, где служил этот капитан, стояли австрийцы, бригада гонведов...

– Кого-кого? – не понял Мик.

– Венгерских солдат, – пояснил всезнайка-Келюс.

– Совершенно верно, Николай, – подтвердил Корф. – Воевали они, признаться, неплохо, но к этому времени мы, то есть та дивизия, о которой в книжке написано, измотала их изрядно. Им на подмогу перебросили два немецких батальона. И вот этот капитан, господа, с отделением был послан выяснить, что там затевается.

Полковник грустно вздохнул.

– Разболтался я что-то, извините... Обожаю, мон шер Мик, военную историю!.. Так вот, немецкий штаб стоял на хуторе и охранялся образцово. Можно было, конечно, вломиться, нашуметь, наскандалить. Но я... то есть, этот капитан, поступил проще. Там было всего две дороги, ведущие на хутор. Капитан поставил по пять нижних чинов в засаду возле каждой и уже через три часа прихватил «языка». С тем и отбыл, без единого выстрела и, естественно, потерь. Правда, комарье, поверите ли, чуть не съело!

– И как? – поинтересовался Келюс. – Наградили этого капитана?

– А как же! – встрепенулся Корф. – Владимир с мечами и бантами! Вообще-то могли дать и Георгия, ведь, господа, «язык»-то был первоклассный. Полковник, да еще с документами!

– Я тебя понял, Михаил, – вмешался Фрол. – Станем у обоих входов и подстережем Волкова, когда он с концерта пойдет.

– Естественно. Придется поскучать, конечно, зато все сделаем чисто – и проследим до самой берлоги. Ведь у нас есть авто, Мик?

– Хорошо придумано, Михаил Модестович, – вмешалась Кора, – но это не поможет. Волков может не пойти через обычный вход...

– Перекроем запасной, – вмешался Келюс.

– Он не пойдет и через запасной. Волков очень осторожен, никто не видит как он приходит, и как он уходит...

– Подземный ход? – загорелся Плотников. – В таких залах всегда что-нибудь такое предусматривают – для начальства.

– Он может оказаться внутри и без подземного хода. Волков это умеет. Если он и будет на концерте, то не в зале. Значит, надо обязательно пройти за кулисы...

– Ну, раз такой ремиз, – решил барон, – попробуем с дверью.

– Не надо, – грустно улыбнулась девушка. – Туда пойду я. Я тоже... В общем, я смогу пройти. И кроме того, я его почувствую...

– Кора! – встревожился Фрол. – А ведь он, елы, тебя тоже почует!