Утренний кофе был сварен и даже начал остывать. Келюс принялся наливать в синюю фаянсовую чашку контрабандный напиток, когда с улицы послышался автомобильный гудок. Автомобили редко появлялись на Окраинной, поэтому Лунин поспешил во двор, догадываясь, что и на этот раз покой тихой улицы был нарушен из-за его скромной персоны.

В калитку входил молодой незнакомый прапорщик. Рябко робко подал голос из глубины сада и тут же затих – людей в форме он опасался особо. Офицер, увидев Николая, козырнул, поинтересовавшись, не господин ли Лунин перед ним. Келюс сие подтвердил, но прапорщик нахмурился и потребовал документы. У Николая в кармане пиджака оказалась выданная ему корреспондентская карточка. Ознакомившись с нею, прапорщик слегка подобрел.

– Господин Лунин, – произнес он торжественным тоном, – ваш родственник, Николай Андреевич Лунин, приказом командующего высылается по месту жительства. Вам разрешено свидание.

– Я... Я сейчас, – заторопился Келюс.

– Не спешите, мы привезли вашего родственника сюда. До поезда есть время, так что можете побеседовать.

Прапорщик повернулся к калитке, махнул рукой, и через несколько секунд конвоир ввел во двор деда. Комиссар Лунин с любопытством огляделся, и, заметив Келюса, быстро подмигнул.

– У вас есть полчаса, – офицер взглянул на массивную серебряную луковицу «Буре», – я подожду во дворе.

– Может быть, кофе? – предложил Келюс, решив задобрить сурового прапорщика.

– Спасибо, господин Лунин, – впервые улыбнулся тот, – я кофе вообще не пью. Лучше книжку почитаю.

Он поудобнее устроился за деревянным столом и извлек из кармана тоненький сборник рассказов про Ника Картера.

– Ну, пошли кофе пить, – предложил Келюс деду, кивая на дверь. – Соседи ушли, в доме пусто... Крыс нет.

Последние слова он попытался произнести как можно убедительней.

– Ага, – понял тот, – кофе, вообще-то, буржуйский напиток. Но делают его пролетарии Бразилии.

Келюс плотно закрыл дверь, предварительно убедившись, что во дворе кроме любителя Ника Картера и бессловесного Рябка никого нет.

– Ну, здорово, Николай Андреич! – дед крепко пожал ему руку. – Ну и путаница у нас, что имя, что фамилия!

– А ты называй меня Келюс, – предложил Николай-младший, – меня так в детстве звали.

– Ага. Ну пойдем, Келюс. Где тут твой буржуйский кофий?

К счастью, напиток – дар бразильского пролетариата, еще не успел остыть окончательно.

– Выпускают? – поинтересовался Келюс, усаживая деда за кухонный стол и пододвигая ему чашку.

– Точно, – кивнул тот, осторожно пробуя кофе. – Тут целая канитель вышла...

Глотнув, он снисходительно скривился, но затем отхлебнул вновь, уже с большим удовольствием.

– Вызывают меня вчера вечером к какому-то полковнику и начинают честить. Мол, такой-сякой, вошь ядрена, пошто в Красную армию записался? И бумажку в зубы: мол, красноармейца Лунина выслать по месту жительства в город Симферополь под гласный надзор. Смекаешь?

– Они забыли, что ты комиссар полка, – усмехнулся Келюс, – и родом из-под Костромы...

– Да какая там Кострома? Из Столицы я, понятное дело. Но ведь даже не проверили! И про веревку, что мне давно обещали напрочь забыли. Ты хоть понимаешь, в чем дело?

– Кажется, да. Я им нужен, Николай. Ты будешь в Симферополе заложником.

– Вот контра! Ну, чего делать будем, родич? А я ведь понял, кто ты, – добавил он не без гордости. – Ты дядьки Матвея сын, стало быть, брат двоюродный.

– У меня отчество – Андреевич, – вздохнул Келюс. – А делать... Слушай!

Он помолчал, собираясь с мыслями. Объяснить происходящее молодому комиссару было не так легко.

– Месяцев девять назад белые и красные начали получать новое оружие. Вместе с оружием стали прибывать добровольцы. У белых они считаются представители Антанты, у вас, наверное, друзьями из Коминтерна. В народе их зовут марсианами...

Взгляд деда стал внимательным, глаза прищурились, рука, державшая недопитую чашку, застыла.

– Месяца два назад помощь красным перестала поступать, и белые уже подходят к Туле...

– Ниче, мы готовы, – усмехнулся дед. – Получат раза!

– Это оружие поступает не обычным путем. Не морем и не по железной дороге...

– Знаю, – вновь перебил его Лунин-старший, – на съезде выступал товарищ Троцкий. Главная тайна пролетариата – Канал. Его уничтожили агенты мирового империализма.

– Остался один Канал – у белых. Если его перекрыть, война кончится.

– Не-а, – уверенно заявил комиссар, – не кончится. Мы – за Мировую, чтобы во всем мире, значит! Но насчет Канала ты прав. Только кто его перекроет?

– Я...

Келюс помолчал и добавил:

– И ты мне должен помочь.

– Слушаю тебя, товарищ Лунин, – чуть помедлив, кивнул дед.

– Ты заложник, белые хотят, чтоб я им помогал...

– Это ты брось! – дед нахмурился. – Это буржуазная мораль. Пусть со мной чего угодно делают!

Келюс вздохнул, развел руками.

– Так я ведь буржуй, сам же говорил! Пока ты будешь у них, я ничего не смогу придумать.

– Понял, – шепнул комиссар. – Приеду в Симферополь – и дам деру. Ищи ветра!

– Нет! – Николай быстро оглянулся, – ты должен бежать послезавтра утром – не раньше и не позже. Иначе они могут меня не отпустить.

– Так точно! – в глазах деда загорелись веселые огоньки. – Послезавтра утром. Эх, оружие бы!.. Слушай, – внезапно встрепенулся он, – а ты сам, родич, никак на смерть идешь?

– Не знаю, – честно ответил Келюс. – Подожди-ка...

Он прошел в комнату и, вытащив из-под кровати рюкзак, достал старый дедов браунинг. Потом, подумав секунду, нерешительно взял со стола листок с фессалийским заклинанием.

– Ух ты, именной! – только и вздохнул дед, увидев пистолет. – Твой? Да ты, родич, герой!

– Твой, – усмехнулся Келюс, передавая оружие. – Береги, потом внуку отдашь.

– Внуку он без надобности будет, – уверенно заявил комиссар, осторожно рассматривая браунинг. – По причине победы полного коммунизма во всем мире. Но беречь обещаю.

Келюс покачал головой, глядя на повеселевшего молодого комиссара, достал листок с фессалийским заклинанием и вновь осторожно посмотрел на деда. Тот, забыв обо всем, ловко разбирал пистолет. Николай закусил губу и, решившись, тихо, одними губами, прочел несколько непонятных фраз.