– Чего? – возмутился сержант. – Ах ты сволочь!

Офицер, не привыкший к такому величанию, зашипел и открыл рот. Келюсу стало не по себе. До сих пор не верилось: 20-й год, белый контрразведчик, штыки трехлинеек у лица...

– Отставить! – послышался властный, спокойный голос. Штыки дрогнули, штабс-капитан сник и начал незаметно отодвигаться в сторону.

– Караул! Слушай мою команду! В караульное помещение... шагом... ма-а-арш!

Солдат как ветром сдуло. На дорожке остались Келюс, его спутники, растерянный штабс-капитан и невысокий крепкий мужчина в офицерской форме со стеком в руке. На черном мундире красовались Владимирский крест с мечами и знак Ледяного похода.

«Как у Корфа», – вспомнил Николай, пытаясь вспомнить, что означают два просвета без звезд на погонах их спасителя.

– Здравствуйте, господа! Рад вас видеть, господин Горкин.

Лейтенант молча приложил руку к танкистскому шлему, Касимов последовал его примеру.

– Ваше высокоблагородие! – подал голос контрразведчик. – На объекте – чрезвычайное происшествие!..

– Вон отсюда! – негромко велел тот. – Устроили тут панику!

Контрразведчик побледнел и поспешил ретироваться.

– Здравствуйте, господин Лунин! – офицер повернулся к Келюсу. – Разрешите отрекомендоваться – полковник Колтышев, начальник объекта. Извините за бестолковщину и добро пожаловать!..

Они обменялись рукопожатиями.

– Можете не волноваться, господин Горкин, с нашим гостем все устроилось. Я уже звонил командующему.

– Благодарю вас, господин полковник, – кивнул лейтенант, а Касимов подмигнул Николаю. – А то беспредел получается, наших хватать принялись!

Танкисты попрощались с Келюсом, пообещав в скором времени его навестить, и направились к одному из корпусов.

– Приятно видеть такую взаимовыручку, – заметил полковник. – Кажется, в ваше время люди стали лучше относиться друг к другу?

– Едва ли, – усмехнулся Лунин. – Я, вообще-то, не думал, что мое появление вызовет такой шум...

– Отчего же? – удивился Колтышев. – Сначала доложили, что по Каналу прибыл кто-то чужой, потом прибегает господин Плотников и сообщает, что это не чужой, а Николай Андреевич Лунин собственной персоной. Как не быть шуму?

– Странно выходит, господин полковник. Прославиться, бином, за сорок пять лет до рождения! Я ведь с 1965-го!..

– Когда я впервые увидел ваших, – покачал головой Колтышев. – Которые, как и вы, в 65-м родились или даже позже... Меня, знаете, мороз по коже пробрал. Правнуки... За которых, мы, собственно, и пошли в Ледяной поход. А потом, знаете, привык. А насчет вашей известности – так что тут удивительного? Если бы не вы, господин Плотников никогда бы не нашел сюда дорогу. И кроме того, вы дружили с Мишей Корфом...

Последние слова Колтышев произнес негромко, лицо его помрачнело.

– Он... Миша Корф говорил вам, где служил последние три месяца?

– В каком-то транспортном управлении. Я думал, это разведка.

– Вот это транспортное управление, – полковник кивнул на окружавшие двор здания. – Когда Мишу комиссовали, он пришел ко мне. Ему ведь предлагали чуть ли не писарем в канцелярию. Ему, добровольцу, «первопоходчику»! Он был так рад, что может быть еще полезен...

Они прошли по дорожке мимо однообразных краснокирпичных корпусов и свернули к металлической ограде, посреди которой громоздились ворота, украшенные массивными гирляндами и фигурками чугунных Меркуриев. За воротами стоял «роллс-ройс».

– За вами, – кивнул Колтышев. – Машина командующего.

Они прошли мимо вытянувшегося по стойке «смирно» часового, оказавшись на тихой улице, застроенной красивыми двухэтажными домами. Издалека доносился людской гул и звяканье трамваев. Между тем из автомобиля выбрался высокий статный офицер в дорогом, генеральского сукна, мундире, лениво козырнул Колтышеву и без особого интереса бросил взгляд на Келюса.

– Адъютант командующего капитан Макаров, – представил его полковник, не обращая внимания на вальяжные манеры младшего по чину.

– Вы, что ли, господин Лунин? – дернув рот в зевоте, поинтересовался тот. – Прошу в авто!..

– Вы... Вы капитан Макаров?.. – оторопел Келюс.

Перед ним стоял человек, чьи мемуары Николай читал еще в детстве – знаменитый красный разведчик или, как стали писать в последнее время, большевистский шпион Макаров. Адъютант его превосходительства...

– Ну да! – лениво кивнул тот. – Вы, может, знавали моего батюшку, начальника Сызрань-Рязанской железной дороги?

По его тону было видно, что ответа на свой вопрос капитан не ожидает.

– До свидания, Николай Андреевич, – Колтышев подбросил длань к козырьку. – Когда устроитесь, заходите в гости. Я квартирую на Рымарской, в доме Жевержиева...

Келюс пожал руку полковнику и сел на заднее сиденье огромной черной машины. За рулем застыл шофер в кожанке и мотоциклетном шлеме. Макаров, усевшись рядом с водителем, легко хлопнул его перчаткой по плечу, тот нажал на газ, и «роллс-ройс» медленно тронулся с места.

– Ужасная жизнь! – Макаров откровенно зевнул. – Сегодня как раз был свободен, и вот, пожалуйста... Что это у вас, господин Лунин, случилось? Опять танки перебросили или эти ужасные... Как их там? «Молнии»? «Грады»?

Николай оценил тон, которым задан вопрос. Меньше всего верилось, что капитана действительно интересуют дела лаборатории Тернема.

– А по-моему, это военная тайна, – не без тайного удовольствия ответил Келюс. Помогать отважному красному разведчику он не собирался.

– Военная тайна – это так пошло! Вы в вист играете, господин Лунин?

– Плохо, – откровенно признался тот, в свое время без особого успеха обучавшийся этой мудреной игре. – И в преферанс тоже не играю.

– Какая жалость! А во что же у вас там играют?

– Где это «у нас»? – наивно поинтересовался Келюс. – В Столице?

Макаров весело рассмеялся:

– Вы истинный конспиратор, господин Лунин! Все, все, молчу! Просто господин Горкин очень неплохо играет в вист...

Автомобиль свернул на широкую улицу, и Николай прилип к оконному стеклу. Впрочем, вначале его ждало разочарование. Он узнал улицу, на которой бывал и раньше. Дома были почти те же, только исчезли серые довоенные пятиэтажки, а вместо них Николай увидел небольшие двухэтажные особнячки, совсем новые, выкрашенные в веселые светлые тона. По улице (Лунин вспомнил, что она в его время называлась Пушкинской) как и семьдесят с лишним лет спустя, ходили трамваи. Правда, вагоны были другие, но такое Келюс тоже видел – в старой кинохронике и на пожелтевших от времени фотографиях. Люди были одеты пестро, мелькали военные мундиры, на некоторых дамах были необычного фасона платья и широкополые шляпы. Впрочем, большая часть прохожих носила нечто непонятное – перешитую старую форму, нелепые, явно с чужого плеча костюмы, а то и откровенные рубища. Все это сильно напоминало съемки исторического фильма, и Лунин не удивился бы, если навстречу попалась киноустановка с восседающим рядом кинорежиссером в окружении штата помощников и исторических консультантов. Но никто не кричал: «Мотор!». Мелькнувшая афиша извещала, что в помещении Купеческого клуба дает концерты известный певец Вертинский, по другой стороне улицы неторопливо процокал копытами конный патруль – десяток бородатых казаков, «роллс-ройс» то и дело обгонял извозчичьи пролетки. Июнь 20-го...