Толпа зашумела, бородачи принялись многозначительно переглядываться. Кажется, Асх в данном случае был близок к истине. «Президентом» он, судя по всему, величал «завхоза» Вара.

– Мы теряем время, сограждане! Настал час выйти и предъявить свои требования. Блокады больше нет, в стране революция!..

Собравшиеся вновь зашумели, на этот раз недоверчиво. Очевидно, даже здесь в революцию не очень верили. Но это Асха не смутило.

– Мы должны объединиться с дхарами, живущими в эмиграции, и поставить перед оккупационным антинародным режимом вопрос о восстановлении дхарской государственности...

Фрол изумленно моргнул, с трудом соображая, что эмигранты – это дхары, живущие за пределами леса, а «оккупационный антинародный режим» он защищал у Белого Дома.

– Как первый шаг мы должны требовать возвращения бассейна Печоры... Да-да, конечно, Пех-ры. Затем...

Фрол лишь изумлялся, вспоминая скромные собрания общества «Оллу Дхор». Кажется, многие из присутствовавших были также не готовы к столь грандиозным переменам, оратора стали перебивать, какой-то бородач в ватнике, став рядом с Асхом, напомнил, что вывести из лесу дхаров должен только эннор-гэгхэн. При этих словах Шендерович несколько растерялся:

– Я не спорю, сограждане, но вопрос очень сложный. С одной стороны, предание об эннор-гэгхэне выражает вековечные чаяния народа...

Кажется Владыка Вечноживущий плохо укладывался в уже готовую схему Дхарского Возрождения.

Фрол подошел поближе к крыльцу. Некоторое время собравшиеся не обращали на него внимания, но вот по толпе прошел шелест, и через минуту все смотрели на Фрола. Асх, так и не доведя до конца свой пассаж по поводу вековечных чаяний, умолк.

– Эннах! – совсем растерялся дхар, не ожидая так быстро оказаться с сфере всеобщего внимания.

– ...Свободные дхары!

На крыльце стоял кна-гэгхэн Вар.

– Свободные дхары! – повторил старик. – Сегодня, в день Гхела Храброго, к нам пришел нежданный, но дорогой гость – Фрол Соломатин, серый дхар, который решил разыскать свой народ.

Бородачи окружили Фрола, к нему потянулись огромные ладони, которые он едва успевал пожимать.

– Наш друг Александр, называющий себя Асхом, прав. Мы давно уже не собирались. И сейчас я, ваш кна-гэгхэн, объявляю, что Ахусо Т'Йасх, Великое Собрание, начнется сегодня, в Гхелов день, за два часа до полуночи. Пусть приходят все дхары: и серые, и белые, и черные. Я сказал...

Толпа ответила одобрительных гулом. Тем временем Фролу пришлось познакомиться с двумя десятками соплеменников. Он мало кого успел запомнить, но обратил внимание, что половина имен не дхарские, а русские. Впрочем, и его самого Вар назвал не Фроатом, а Фролом. Вскоре к нему протолкался и неугомонный Асх.

– Вы Соломатин? – воскликнул он, протягивая Фролу тонкую, совсем не дхарскую ладонь. – Фрол Афанасьевич? Я Асх Шендерович.

– Будем знакомы, – усмехнулся дхар. – А почему ты Асх?

– А что, неплохо? Я – «Наш»! А вы из Столицы?

Дхарский давался Асху с трудом, поэтому после первых же фраз перешли на русский.

– Вы участвовали в обороне Белого Дома? Как я завидую вам, Фрол Афанасьевич! Вы какую организацию представляете?

Фрол понял, что неутомимый борец всерьез принял его за эмиссара эмиграции.

– «Оллу Дхор», – сообщил он, не желая разочаровывать пламенного революционера.

– «Дхарская Весна»? – не без труда перевел тот. – Это, наверное, просветители, да? Воскресные школы, букварь?

– Так че, за «калаши», что ли, браться? – обиделся Фрол.

– Нет-нет, – заспешил Асх. – Я против насилия, конечно... Скажите, что предлагает руководство эмиграции? Мы должны вернуться, правда?

– А че тут делать-то? Вон, вокруг на полсотни километров пусто – живите!

– Вы слышали! – воскликнул Асх. – Что я говорил? Хватит ждать, целый год мы уже ждем невесть чего!

– Мы ждем эннор-гэгхэна, – сурово заметил немолодой бородач, и все собравшиеся согласно закивали. – Он придет!

Бородачи вступили в весьма серьезный спор о каких-то признаках и приметах грядущего Владыки. Воспользовавшись этим, Фрол вынырнул из толпы и попытался исчезнуть, но его догнал неугомонный Асх и принялся расспрашивать о столичной жизни. Фрол отвечал явно невпопад, будучи слабо знаком с теми кругами, о которых расспрашивал Шендерович, но затем упомянул Стародомскую, и Асх радостно воскликнул, что вместе с Калерией провел целых два дня в одном из райотделов милиции. Теперь дело пошло легче. Келюса Асх, конечно, не знал, зато слышал о его деде. Назвав старика «сталинским зубром», он тут же выразил сожаление по поводу его гибели, присовокупив, что без старого Лунина в Доме на Набережной остались одни идиоты. Шендерович был знаком и с Плотниковым-старшим, бывал у него дома и неплохо помнил малолетнего пакостника Мика. Узнав, что Плотников-младший стал одним из столпов столичной демократии, Асх лишь покачал головой.

За беседой время шло быстро, а между тем на поляне постепенно собирались обитатели леса. На митинге присутствовала, главным образом, молодежь, теперь же к дому не спеша подходили люди постарше. Впрочем, до начала Великого Собрания времени еще оставалось достаточно. Фрола накормили обильным ужином, он успел перезнакомиться со всеми, кто пришел на поляну, в том числе с двумя своими троюродными братьями – Анхом и Дирхом. Это были крепкие тридцатилетние мужики, оказавшиеся потомками Рханы, сестры Фролова прадеда.

Асх не отставал от него, излагая перед полномочным представителем загадочной, но могучей дхарской эмиграции свои грандиозные планы. Когда он дошел до включения в новообразуемое дхарское государство части Столичной области, Фрол, не выдержав, поинтересовался, как в новом государстве будет с белыми и черными дхарами. Асх сразу сник и, сославшись на свою приверженность идее равенства, заговорил о многовековых предрассудках, признав, что со всеобщим избирательным правом могут выйти затруднения. Потом, вновь вздохнув, заявил, что дхарам, и местным, и тем, кто остался среди мосхотов, не хватает вождя. Фрол, догадываясь, к чему идет дело, усмехнулся и предложил Шендеровичу баллотироваться на вакантный престол гэгхэна. Асх, покачав головой, шепотом сообщил, что ради дела согласился бы, но его бабушка, к сожалению, не из «серых», а из «белых». Злые же люди утверждают, что ее отец, прадед Асха, вообще из «черных», но с последним борец за дхарское возрождение был категорически не согласен.