– Это не я!

– Что – не ты? – озадачился Крис.

– Виновата!

– Тьфу на тебя, Саби. Как это случилось? Когда?

Я поделилась последними событиями, в красках описав страдания бедного светлого мага и жестокую несправедливость судьбы. Вряд ли Крис мог ему помочь, все-таки темные специализировались на нанесении вреда, а не наоборот, но вдруг он знал кого-то, кто мог бы…

Крис задумчиво завис над тарелкой, уставившись куда-то сквозь меня, так что мне даже захотелось проверить на всякий случай, а не стала ли я внезапно просвечивать, как привидение. В нынешнем мире, откровенно говоря, я уже ничему бы не удивилась. Но нет, руки, по крайней мере, были плотными и непрозрачными, как и грудь (ее я изучила особенно тщательно – как-никак почти что рабочий инструмент!). А Кристиан отвис и озвучил:

– В эту субботу будет крупный шабаш. Пойдешь со мной.

– Зачем? – Я от удивления чуть не подавилась макарониной, не уследив за хитрым полетом темномагических мыслей.

– Во-первых, как я уже упоминал, мне надо предоставить ученицу для отчетности. Во-вторых, поможешь мне потеребить старших и попытаться выяснить, как помочь нашему Фею. Мое неземное обаяние почему-то не всегда действует на окружающих так, как нужно. Будем использовать твое.

– Я не хочу быть ученицей для отчетности! – возмутилась я. – Сделал из меня какого-то гибрида непонятного, а теперь еще и по конвенциям затаскать решил?

– Фею помочь хочешь? – Крис обрубил остальные возражения на корню. – Значит, будешь ученицей. Иначе тебе на шабаш не попасть. Это, видишь ли, крайне закрытое мероприятие.

Я посмотрела на него волком и пробубнила, уткнувшись в тарелку:

– Что толку вообще? Можно подумать, темные маги разбираются в лечении.

– Нет. Зато мы разбираемся в уничтожении астральных тварей. Темная магия не просто из-за цвета нитей называется темной, Саби. И то это политкорректный термин, которым черную заменили. Очень долгое время она считалась запретной. Да и сейчас за деятельностью темных следят куда больше, чем за другими. Дремлющая угроза, опасность для общества, все такое. Шабаши – пережиток прошлого, когда скрывающиеся маги собирались вместе, чтобы делиться опытом, передавать друг другу знания вопреки гонениям и чисткам. Но до сих пор на шабаше можно встретить тех, о существовании кого Братство не имеет ни малейшего представления. Тех, кто практикует то, что утеряно, забыто, запрещено. Если мы до сих пор ни разу не сталкивались с паразитами и симбионтами, это не значит, что никто не сталкивался.

Слова эти, конечно, звучали веско и разумно, если бы не поселившееся в душе ощущение, будто меня только что обвели вокруг пальца, как Нику, искренне поверившую в то, что Саби совсем не умеет бегать – в детстве не научили! – поэтому ну никак не может играть с ней во дворе в догонялки. Таким сочувствующим был взгляд ребенка и таким ненавидящим меня за изворотливость – папаши, что, кажется, тот случай мне сейчас аукнулся.

– Пойду ради Фея, – буркнула я, не планируя сдаваться окончательно и бесповоротно. – А ты мне будешь должен! Пожизненно!

– Да я и так уже… пожизненно, – закатил глаза маг, увернулся от попытки стукнуть его вилкой по лбу и совершенно отвратительно заухмылялся.

Но спустя мгновение он посерьезнел и сурово посмотрел мне в глаза.

– Больше никаких патрулирований. С Князем я поговорю, пусть только попробует. Сиди в офисе и нервы ему тре… кофе вари. Я ж ему обещал! Кстати, можешь…

Дальше Крис пустился расслабленно фантазировать, параллельно поглощая ужин. Я слушала его со снисходительной усмешкой. Несерьезно, право слово. Будто меня надо учить, как нервы тре… кофе варить!

Кристина

С ума сойти! Или уже сошла? А может, я сплю? Нет, не сплю. Точно не сплю. От щипка вон синяк будет. А может, все-таки сошла? И медитативно вращающаяся напротив моего лица ручка мне просто мерещится?

Я отвернулась посмотреть в окно, и ручка с негромким стуком шлепнулась на стол. Из-за стеллажа, за которым я спряталась ото всех, высунулся острый нос библиотекарши, очень строго дернулся в мою сторону за нарушение тишины, и я торопливо сунула собственный курносый в книжку. Кажется, все-таки не сон. Наша библиотекарша мне бы только в кошмаре примерещилась, а на кошмар все происходящее непохоже. Куда больше на сказку. А в главных ролях – я и принц на черных «жигулях»…

С трудом запихав куда-то внутрь растянувшую губы мечтательную улыбку, я снова попыталась вернуться к конспектам и учебникам, но оказалось, что строить невозмутимую и кругом занятую девицу перед поразившим воображение мужчиной было проще, чем перед самой собой. Взгляд скользил по словам, совершенно не пытаясь за них цепляться, и, пять раз возвратившись к началу одной и той же фразы, я вздохнула и уронила голову на книгу.

О магии я мечтала всегда. С самого детства верила, что есть вокруг нас что-то, скрытое от обывательского взгляда. Какой-нибудь волшебный шкаф или зачарованная платформа на вокзале. В шкафах, правда, оказывались только одежда и моль. А стенки оставались глухи к моим взываниям и простукиваниям. Постепенно я подросла, поумнела, перестала искать волшебство с помощью фэнтезийных романов. Но зачитываться ими не переставала. Как и верить в глубине души, что однажды чудо произойдет.

И вот на́ тебе, когда оно на самом деле произошло, я даже не сразу это и заметила. Если бы Паша не открыл мне глаза на новые способности, кто знает, сколько еще я не замечала бы, что внезапно обрела способность к телекинезу.

За окном в июньском мареве подрагивали от легкого ветерка цветы сирени. Я пригрелась в солнечном квадрате, жмурилась то ли от света, то ли от воспоминаний, то ли в предвкушении того, что будет дальше. В голове от недосыпа слегка плыло, и на деле мне хотелось покидать тетрадки в сумку, махнуть рукой на подготовку – перед смертью не надышишься! – и рвануть к месту встречи прямо сейчас, но сидеть потом у порога с видом преданной собачонки не хотелось. Лучше бы вообще опоздать минут на десять с о-о-очень независимым видом.

Я никогда не считала себя особо влюбчивой. Но, встретив оборотня, осознала всю глубину анекдота: «Он только сказал мне: «Привет!» – а я уже вышла за него замуж и родила троих детей». Нет, дети перед глазами еще не маячили, но вот долгие совместные вечера – уже вполне. А при мысли об искрящихся весельем желтых глазах, золотистом ежике и сильных рельефных руках хотелось только блаженно вздыхать…

В итоге из библиотеки я вышла все же раньше, чем планировала. Чем дольше я там находилась, тем больше мою голову занимали совсем не учебные мысли. А потому я решила, что лучше все-таки заняться тем, к чему сейчас душа лежит, и не тратить время попусту. К тому же микроэкономику, благодаря зверствующей строгости Анны Анатольевны, мы все и так на тройку выучили еще в течение семестра, а на четверку я уже навысиживала и до судьбоносной встречи.

Я легко сбежала по ступенькам библиотечного крыльца, прикидывая, что лучше – сначала забежать в магазин, а потом уже к бабушке, или наоборот. В первом случае можно подлизаться и сыграть прилежную внучку, прежде чем, вероятно, пропасть на еще одну ночь (бабуля пусть и не переживала, но лекции читала исправно). Во втором – сэкономить время.

На последней ступеньке я споткнулась и едва не пропахала носом асфальт, лишь чудом – а может, и правда чудом, кто меня теперь знает! – удержав равновесие. И только облегченно выдохнув, поняла, что меня в буквальном смысле почти что сбил с ног чей-то пристальный взгляд. По спине пробежал холодок, я медленно настороженно огляделась, но не увидела ничего подозрительного. Группа студентов курила в сторонке. Прохожие пробегали по тротуару, не обращая на меня никакого внимания. Сирень все так же покачивалась на ветру.

Сирень…

Взгляд резко метнулся обратно, и теперь я заметила притаившуюся в тени кустов женскую фигуру. У девушки были огромные синие глаза, бледная, практически белая кожа, белые, с голубым отливом волосы и странное одеяние, похожее на вечернее обтягивающее платье из чешуйчатых блесток.