Лина.

21 августа

Собираюсь ложиться спать. Хозяйка гихловской дамочки[10] приняла меня очень любезно и радушно. Сейчас одиннадцать часов, всю вторую половину дня (пароход пришел в три часа дни) я налаживала железнодорожные знакомства, к концу дня мне это удалось, и обещания у меня есть. Может быть, завтра удастся уехать. Конечно, у меня все с осложнениями (как всегда): около Читы размыло пути и поезда застряли, проскочило только три или четыре, на них-то и надо умудриться попасть. Как только бросила вещи, побежала за телеграммой... О здоровье ни слова. Что же ты, милый? Неужели тебе хуже? Замучилась от тревог и предположений. Прочла написанное, ничего не укладывается в слова. У меня горит электричество, я сижу одна, слышу паровозные гудки, думаю о тебе, не понимаю будущего и чувствую тяжесть настоящего. Часы бьют три, я просидела за этими строками четыре часа, а они ничего не говорят. Как тяжело не знать, здоров ли ты, но знать, что пароход 26-го уйдет обратно в Енисейск. Обещаю быть сильной и настойчивой и в жизни, и в своем искусстве. Прости, что пишу, — я такая, какая есть. Сейчас ты для меня все. Целую.

Лина.

22 августа

Только что вернулась с вокзала за вещами и сейчас же еду назад. Вечером придет поезд, ночью другой, на один из них надо попасть (обещают посадить). Устала от дум. Москва пугает, и мысли путаются. Здоров ли ты, радость моя? Пиши почаще мне записочки о твоих днях. Мне очень трудно, милый! Надо ехать. Покидая Красноярск, покидаю последнюю енисейскую пристань, последнюю сумасшедшую мечту на возвращение. До свидания, любовь моя, жизнь моя! Будь здоров, любимый, целую тебя.

Лина.

23 августа

Сижу на платформе с билетом в руке и жду курьерского поезда. Сейчас половина пятого утра, и, может быть, твоя длинноногая сейчас снится тебе. Я верю, что снится. Потому что она с таким отчаянием покидает Красноярск, с таким отчаянием смотрит на высокие берега Енисея, которые видны отсюда, на розовое от восхода солнца небо, твое небо или наше небо, потому что оно было таким, когда мы возвращались от грузин. Нет, это не может не долететь до тебя. Тихо, тихо обнимаю тебя. Ты, наверное, уже привык к моему исчезновению, а я все еще уезжаю от тебя. Спи спокойно, счастье мое. Целую тебя без конца. Подошел поезд, с билетом пришлось возиться (доплачивать) и открытку не успела опустить в Красноярске. Сейчас утро, на первой станции брошу.

Лина.

23 августа

Мне повезло: еду маньчжурским «люксом», состоящим из четырех международных вагонов; мое место в двухместном купе. Пребывание в Красноярске и доставание билета были не из приятных, но это позади. Мой спутник по купе сел вместе со мной в Красноярске. Он оказался горным инженером, пробывшим целый год где-то около Диксона. Он сияет от удовольствия, восхищается рестораном (правда, прекрасным) и не умолкает ни на минуту. Одним словом, еду я прекрасно и стараюсь взять себя в руки, чтобы спокойной приехать в Москву. Здоров ли, написал ли мне хоть строчку? Не забывай меня, я всегда с тобой. Очень целую.

Лина.

24 августа

Сейчас три часа, значит, у тебя семь. Если ты здоров, то, наверное, сражаешься в волейбол. Надеюсь, что в ответ на эту открытку ты похвастаешься визитом к зубному врачу. Мелькают станции, скоро Рыжикины края, Тюмень. Надо бы написать ему, но нет сил. Мысли грустные, сердце болит, и физиономия в зеркале выглядит неважно. Не ругай меня за отчаянные открытки, за мучительную боль разлуки — кому мне пожаловаться, как не тебе. Ничего, я еще буду сильной и бодрой. Желаю тебе хорошо работать и обещаю тебе тоже. Я с тобой всегда, всеми мыслями и делами. Не забывай моих поцелуев и не изменяй им.

Лина.

24 августа

Поезд так летит, так качает, что я боюсь, что ты не разберешь каракули моих открыток. Едет много иностранцев, приходим на станции раньше расписания; чистота, проводники и ресторан безукоризненны. Ночью старалась выдумать веселые рассказы о доме отдыха для мхатовцев, но мысли неслись к тебе, и ничего не выходило. Хотелось протянуть руку, как я протягивала в первые ночи Енисейска, чтобы, дотронувшись до тебя, увериться, что это — действительность, что ты со мной рядом, что я счастлива и что это никогда не кончится. Сейчас трудно, но надо верить и надеяться. Целую моего замечательного, чудесного, друга моего единственного.

Лина.

25 августа

В Свердловске слез мой спутник, который вконец замучил меня своей болтливостью, на смену ему пришел дядя поспокойней. Ночью сплю плохо: все думаю, думаю без конца. С того момента, как я очутилась на пароходе, мир сделался большим-большим и страшным и тяжело думать о жизни в нем! Приходи почаще посидеть со мной своими записочками, пиши мне только два слова кроме «Целую. Николай». Не сиди, не мучайся над письмами ко мне, не надо мне таких писем! Целую тебя, счастье мое, друг мой единственный.

Лина.

25 августа

Еще одни сутки подходят к концу. Поезд мчится, везет меня в несчастливую, одинокую жизнь. Очень хочу, чтобы моя невеселая любовь была нежной спутницей твоего одиночества, чтобы она утешала и помогала, как помогает твоя нежность, оставшаяся в записной книжке. Давай улыбнемся друг другу и подумаем о хорошем. Целую.

Лина.

26 августа

Через несколько часов Москва. Все позади. Благодарю тебя, любовь моя, за счастливые дни, мечтаю о них вновь. Не забывай, не оставляй меня. Давай помогать друг другу — жить так трудно. Целую твои руки, обнимаю тебя, ненаглядный мой.

Лина.

Сегодня получил Твою телеграмму из Москвы и три открытки с дороги. Ты настолько еще в моей комнате, что, читая их, мне казалось, что я слышу Твой голос. Линушенька, разве Ты не получала в Красноярске телеграммы Н.Р. Он отправил ее вместе с моей. В моей говорилось о любви, в его — о здоровье. На другой день после Твоего отъезда ко мне заявилась гихловская дамочка, я принял ее с перекошенным лицом, но старался быть любезным, не знаю, удалось ли мне это? Когда Ты ушла на пристань, я хотел еще раз попрощаться с Тобой, открыл окно, но Тебя уже не было, тогда я пробежал в крайнюю комнату, высунулся из окна на улицу и все-таки Тебя не увидел. Не знаю, почему, но от этого мне стало еще грустней. Целую Тебя, родная, замечательная моя Худыра.

Николай.

3 сентября

Вчера разговаривала о тебе со своим знакомым[11]. Он считает твое пребывание в Енисейске нецелесообразным и спросил меня, в каком промышленном центре ты хотел бы находиться, какой город тебя интересует. Речь шла о Магнитогорске, Новокузнецке и Свердловске. Я не смогла ответить, и он поручил спросить тебя письмом об этом. Разузнав и обдумав, я остановилась на Свердловске, как на самом крупном городе с бурным строительством, с большим культурным центром, где есть хороший театр, кино и т.д. Это письмо пишу на случай, если ты не получишь моей телеграммы, посланной сегодня утром и на которую жду ответа. Получив это письмо, дай мне телеграмму с указанием выбранного тобой города. Сделай это немедленно, октябрь на носу, тебе надо поспеть на пароход. Целую тебя крепко, желаю всего хорошего, надеюсь, что в дальнейшем наши встречи будут доступнее, возможнее, ведь два-три дня пути — это не девять. Будь здоров, роднуша моя.