Выставка открылась 10 октября на просторном и хорошо оборудованном Вашингтонском арсенале. Заявлены были две зарубежные команды – Германии и Мексики. Хотя команда Соединенных Штатов не была официально представлена, от США соревновались три ее члена – Сандра Фиппс, Фрэнк Шапо и Джеб Воффорд. За немцев выступали чемпион Европы 1958 года (и бывший наездник Диаманта) Фриц Тидеманн и Ганс Гюнтер Винклер, золотой медалист Олимпиады 1956 года. Как обычно, в международных соревнованиях принимали участие непрофессионалы. Дейв и Снежок могли участвовать в конкуре.

Вашингтонская международная выставка работала как часы – сотрудники арены прилагали все усилия, чтобы конюшни содержались в чистоте, словно город хотел бросить вызов Нью-Йорку. Трибуны каждый день были полны.

Но люди, которые надеялись увидеть триумф американцев, вместо этого смотрели, как в каждом международном классе побеждают немцы. Члены американской команды выступали ужасно – сбитые планки, падения с лошади и падения лошадей. К последнему вечеру выставки американская команда получила всего две ленты – за третье и четвертое место. Затем во время вечернего соревнования Фрэнк Шапо верхом на одной из лошадей Элео Сирс упал при прыжке через последний барьер – падение было столь сокрушительным, что публика замерла в ужасе, не уверенная, смогут ли наездник и лошадь встать. К счастью, никто из них серьезно не пострадал.

В конкуре сражались Снежок и новичок Виндзор Кастл. В первом классе победил Снежок, но во втором он проиграл Виндзору Кастлу, и тот занял лидирующую позицию. Дейв позвонил Гарри, чтобы сообщить ему новости. Снежок должен был выиграть призовой класс, иначе он потеряет место первого претендента на награду «Лошадь года».

Виндзор Кастл соревновался с весны, выиграв скачки в Девоне и Вирджинии. Говорили, что эта семилетняя лошадь была наиболее многообещающим новичком в этом сезоне. Обладающий буйным нравом, наполовину чистокровный конь казался куда талантливее Снежка.

В Сент-Джеймсе Гарри ждал вечерних звонков Дейва. Тот сообщал о победах немцев, о позорных провалах американской команды и о тяжелом соперничестве с Виндзором Кастлом. Гарри был благодарен Дейву, но он не мог избавиться от ощущения, что если бы он сам находился там… более знакомый лошади наездник… Но думать об этом было бесполезно. Его обязанности оставались важнее, чем выигрыш призов на скачках. Виндзор Кастл был серьезным соперником, и Дейв не мог ничего обещать.

Пятнадцатого октября, в последний день выставки, огромные ворота на арену арсенала открылись. Настало время парада команд. Оркестр армии США играл «The Caissons Go Rolling Along», а в президентской ложе сидел Дуайт Эйзенхауэр со своей супругой Мейми. Сначала на арене появилась немецкая команда с флагом Германии. Четверо всадников, выигравших все чемпионские титулы в международных соревнованиях, выехали под свет прожекторов и отсалютовали. Следующей была мексиканская команда, чьи скакуны, как утверждала «Вашингтон пост», «выглядели как пони рядом с большими немецкими лошадьми». Может, так оно и было, но все же они выиграли больше лент, чем американцы.

Будучи военным, генерал Эйзенхауэр, наверное, заметил, что Фрэнк Шапо сидел на Трейл Гайде, одной из лучших лошадей в олимпийской команде Соединенных Штатов. Это была последняя из лошадей, служивших в кавалерии Соединенных Штатов, которая до сих пор соревновалась. Трейл Гайд появился на свет благодаря «ремонтной» программе, которой обязаны своим рождением многие замечательные лошади, включая, возможно, отца Снежка. Трейл Гайд, последнее, что связывало команду с армейскими традициями верховой езды, был единственной лошадью, которая действительно принадлежала команде.

Тем вечером перед глазами президента Фрэнк Шапо, наверное еще страдающий после падения, случившегося предыдущим вечером, выиграл на Трейл Гайде у Фрица Тидеманна из Германии – единственная победа Штатов на выставке. Последним на повестке дня было любимое соревнование зрителей: конкур. Дейв Келли выехал под свет прожекторов на сером мерине и отсалютовал президенту. Публика уже завелась после победы Трейл Гайда.

Международные соревнования были захватывающими, людям нравилось видеть, как побеждают парни под звездно-полосатым флагом, и, когда на арену вышел Снежок, любимец низов, толпа ликовала. Снежок будто представлял собой всех маленьких людей: всех тех, кто не сидел тем вечером в VIP-ложах, всех работников арены, толкающих тачки или орудующих швабрами, всех тех, кто не был рожден среди высшего общества, чьи представители соревновались в тот вечер на арене. Для всего американского народа это было больше, чем соревнование лошадей. В конце концов, Америка участвовала сейчас и в других соревнованиях: капитализм против коммунизма, гонка вооружений. Дейв знал, что ему нужно выиграть в этом классе, и рассчитывал сообщить де Лейеру хорошие новости, когда будет ему звонить. Напряжение было колоссальным.

Слишком многое могло отвлечь лошадь на арене – оркестр, тысячи зрителей, распорядитель арены, одетый в ярко-красный плащ, перед началом каждого класса дудящий в длинную медную трубу. В свете прожекторов арена представлялась смесью темных и светлых пятен – не так просто соревноваться в конкуре.

Но у Дейва было задание, и Снежок, казалось, чувствовал это. Он буквально заворожил толпу, идеально перепрыгивая в лучах прожекторов через каждое препятствие. Как и Трейл Гайд, Снежок побеждал не благодаря породе, а благодаря боевому духу. Той ночью с серым не смогли сравниться ни Виндзор Кастл, ни Первый Шанс. В последнем классе в присутствии президента Соединенных Штатов Америки Снежок выиграл чемпионский титул.

Теперь он прочно удерживал лидерство в гонке за титулом «Лошади года» до Национальной выставки. Остальные лошади из Вашингтона поедут в Гаррисберг на недельную выставку в Пенсильвании. Только Снежок пропустит ее, вернувшись домой к де Лейерам и урокам в школе Нокс.

Кульминацией последнего вечера выставки был парад чемпионов. На арену выехали лошади, выступившие лучше всех: пони, упряжные, охотничьи и конкурные лошади, шагавшие вокруг арены и мимо президентской ложи. Лошади шли по порядку, и каждый из этих специально выведенных чемпионов казался красивее предыдущего. Снежок, бывшая рабочая лошадь, шел последним.

Он спокойно обошел вокруг арены, склонив голову, не пугаясь вспышек, громкой музыки и криков толпы, но поворачивая морду в сторону трибун, будто глядя на своих фанатов. Его, наверное, можно было принять за деревенщину, случайно затесавшуюся на званый вечер в высшем обществе, – если бы чемпионская трехцветная лента не была приколота к его уздечке. Дэйв не был таким шоуменом, как Гарри, но он махал толпе, которая отвечала ему аплодисментами и радостными криками, после того как комментатор назвал Снежка «лошадью за восемьдесят долларов».

Когда Дейв Келли тем вечером позвонил в Сент-Джеймс, весь клан де Лейеров, сгрудившийся у телефона в ожидании новостей, вздохнул с облегчением. Победитель призового класса и вице-чемпион выставки? На Вашингтонской международной?

Если бы только они смогли поехать, он стал бы чемпионом!

Йоханна успокоила детей и отправила их спать, но Гарри не спалось. Он вспоминал парад в честь возвращения королевы Голландии из изгнания в Лондоне. Теперь его лошадь прошла на параде перед президентом его новой страны. Он жалел, что его не было в арсенале, чтобы разделить этот момент со своим серым другом. Той ночью Гарри пообещал себе, что когда-нибудь он будет ехать на Снежке перед президентом сам.

На Манхэттене легко можно угадать, когда наступает время Национальной выставки. В первую неделю ноября обложка журнала «Нью-Йоркер» была посвящена лошадям. На Пятой авеню горничные готовили к заселению хозяев дома́, в которые богачи перебирались на зиму из своих загородных поместий. «Геральд трибьюн» размещала на разворотах фотографии мужчин в черных галстуках и женщин в вечерних платьях. Колонки светской хроники в газетах были посвящены описанию вечеринок со скрупулезными списками гостей – Никербокеры, Уитни, Вандербильты, Морганы, – будто они были американским аналогом королевских фамилий.