Но спустя несколько дней Снежок вернулся. Большая серая лошадь стояла в центре двора конюшни.
Вначале Гарри просто уставился на нее. А затем начал смеяться.
Голова Снежка была высоко поднята. Когда он увидел, что Гарри смеется, то помотал головой с привязанной к ней веревкой. За ним тащилась большая резиновая шина, за которую зацепился кусок вырванной из изгороди доски. В глазах животного светилась гордость.
Стоя во дворе, глядя на то, как серый тащит за собой тяжелую шину, Гарри понял, что забыл очевидную истину. Он отцепил веревку и повел Снежка в стойло. Лошади – это больше, чем колонки цифр в приходно-расходной книге фермера. Потому что сердце нельзя оценить.
Глава 10
Лошадь может прыгать
Сент-Джеймс, Лонг-Айленд, 1956 год
Дети Гарри радовались возвращению своего любимца, играя с ним и забираясь ему на спину, чтобы покататься. Снежок был не против – даже когда двухлетний Марти попытался вскарабкаться на него по хвосту. Он всегда был осторожен с детьми, следя за тем, куда ставит свои гигантские копыта, опуская голову, чтобы ткнуться носом в их ладони, терпеливо стоя на месте, пока его чистили. Гарри смеялся, глядя, как Марти обхватывает ногу Снежка или как кто-то из детей сидит на его спине без седла и уздечки. Гарри и сам сел на лошадь в двухлетнем возрасте. Именно тогда он принялся носиться за управляющим, чтобы забраться на его черного пони. С тех пор он ни в чем не уступал старшим наездникам, прыгая через препятствия уже в возрасте восьми лет. Гарри хотел, чтобы и его дети росли так же, среди лошадей. Со Снежком – поскольку доктор продал его обратно – они быстро научатся. Снежок был идеальной детской лошадкой. Но Гарри не мог забыть вид лошади, стоявшей перед ним с куском доски и колючей проволокой, зацепившейся за шину, привязанную к веревке. Между его домом и фермой доктора располагалось около шести заборов. Возможно, лошадь хотела ему что-то сказать.
Обучая девочек из школы Нокс и следя за собственной небольшой конюшней, Гарри де Лейер провел на лошади столько времени за первый год, прожитый на Лонг-Айленде, что протер свое старое седло. Он часто чувствовал ритм шага или кентера{Кентер – укороченный полевой галоп, основной тренировочный аллюр скаковых лошадей.}, даже не сидя на лошади. Он так часто ездил, что мерил дистанцию не футами или ярдами, а шагами лошади, интуитивно зная, сколько их понадобится, чтобы добраться до дальнего края загона. Ночью он лежал в кровати и думал о лошадях. Для Гарри каждая новая лошадь, оказывавшаяся в его конюшне, была загадкой, которую следовало разгадать. Снежок был загадкой. Если лошадь в состоянии перепрыгнуть высокую изгородь, почему она не может сделать того же со всадником на спине? Есть разные подходы к верховой езде. Некоторые люди полагают, что нужно обучать лошадь собранности, как это происходит при обучении танцам, когда движения повторяются снова и снова, пока не становятся выверенными. Другие предпочитают более прямолинейный метод, считая, что лошадь знает лучше, а вмешательство всадника лишь создает проблемы. Хотя Гарри и учился у отца, а затем в местном клубе верховой езды, бо́льшая часть его знаний о лошадях была получена методом проб и ошибок. Он старался думать как лошадь. Зачем все время дергать за поводья? Если бы они были у него во рту, он бы точно предпочел, чтобы с ними обходились аккуратнее.
Так что он всегда старался действовать мягче, используя резиновый трензель с D-образными кольцами. Из-за соединения в центре давление на язык лошади меньше, а резина куда мягче металла других трензелей. Большинство тренеров использовали бы вместо трензеля пелям, снабженный цепочкой под подбородком, или кимбервик, цепляющийся за язык лошади в момент рывка.
Гарри полагал, что если обходиться со ртом лошади мягче, она будет слушаться. Говорят, что у некоторых лошадей «нежный рот». Такие лошади крайне чувствительны к любому натяжению поводьев. Другие же так привыкли к постоянным рывкам поводьев, что реагируют только на жесткий трензель. Гарри считал, что существует много способов обращения с лошадьми, и дерганье за поводья – далеко не самый эффективный. Как у всех млекопитающих, у лошадей есть пять чувств. Острые зрение, обоняние и слух, а также чувствительность к прикосновениям должны защищать их от хищников. Но, кроме этого, лошадь может «понимать» мельчайшие изменения, такие как движение ног наездника, натяжение поводьев или едва заметное перемещение массы тела. Слаженная команда из лошади и наездника общается на невербальном языке, практически незаметно для окружающих – это немного похоже на шрифт Брайля.
Все лошади в той или иной степени наделены способностью прыгать, но не всем дано стать чемпионами по прыжкам. За способность лошади перепрыгивать высокие препятствия отвечают три физические характеристики: скорость, прыгучесть и чувство равновесия. И если первые два – врожденные качества, то держать равновесие нужно учить.
До 1878 года люди точно не знали, как именно лошадь движется в галопе. Бывший губернатор Калифорнии и владелец скаковых лошадей Лиланд Стенфорд полагал, что возникает момент, когда ноги лошади не касаются земли, но это мгновение не заметно глазу. Стенфорд поручил британскому фотографу Эдварду Мэйбриджу сделать серию снимков скаковой лошади по имени Салли Гарднер. Фотографии доказали правоту Стенфорда. Ритм лошадиного галопа можно разделить на четыре такта. На первые три ее копыта касаются поверхности – сначала одна задняя нога, потом одновременно противоположные задняя и передняя, затем вторая передняя нога. На четвертом такте все четыре ноги лошади оторваны от земли. Но когда лошадь прыгает, она отталкивается от земли задними ногами и приземляется на передние, будто разделяет шаг галопа на два. Первая часть осуществляется до прыжка, вторая – после приземления. Чтобы продолжать, лошади нужно подобрать задние ноги. Как фигуристы тренируются, чтобы не падать при освоении сложных пируэтов, лошадь должна тренироваться, чтобы выполнять столь сложные действия автоматически. Один прыжок – не такое большое достижение. Серия из двенадцати или шестнадцати прыжков на разную высоту и расстояния – это как выступление фигуриста. Несмотря на долгие тренировки, лошадь в любой момент может потерпеть неудачу.
Гарри знал, что у Снежка есть прыгучесть, он продемонстрировал это, перепрыгивая через изгороди практически без разбега. Но сила и устойчивость рабочей лошади не имеют ничего общего с пластикой, необходимой для прыжков.
Гарри наткнулся на загадку – а это он любил больше всего на свете. Лошадь, обладающая достаточной прыгучестью, чтобы перемахнуть через забор, должна быть способна перенести всадника через невысокую изгородь, но Гарри уже пробовал на самом базовом препятствии, и лошадь споткнулась. Мерин был добрым, честным и решительным, но ему не хватало способностей. Впрочем, Гарри был убежден, что какие-то способности у Снежка есть. И он собирался это выяснить.
Обучение лошади прыжкам начинают с того, что учат ее пробираться через последовательность шестов кавалетти, лежащих на земле. Шесты раскладывают на расстоянии шести футов друг от друга, если скачут рысью, и девяти футов – если галопом. Они предназначены для того, чтобы лошадь училась подбирать ноги. Чтобы перебраться через шесты, не задевая их, лошади приходится поднимать ноги выше, чем обычно. Это требует силы, чувства равновесия и тренировки – как и от человеческих легкоатлетов. Вначале лошадь спотыкается, не зная, как ей рассчитывать шаги, чтобы не задевать шесты.
Но после упорных тренировок большинство лошадей учатся скакать через шесты, не задевая их. Лошадь понимает, как рассчитать бег, чтобы не задеть препятствие. И это первый шаг к тому, чтобы научиться прыгать.
Гарри расставил шесты на земле на одинаковом расстоянии и пустил Снежка рысью в их сторону. Снежок споткнулся, замер, снова споткнулся, а затем выпрямился. Гарри похлопал лошадь по холке, слез с лошади, вернул шесты на место и попробовал еще раз. Не у каждой лошади получалось сразу – но Снежок не выказывал никакой предрасположенности к этому.