Мэри торопливо вылезла из-под одеяла и направилась к выходу из спальни сестры.

- Странная ты, Би! - досадливо бросила она на ходу. - Я раскрыла тебе душу, а ты напомнила, что у меня нет денег. Как будто я сама этого не знаю! Для того чтобы влюбиться нужно сердце, а не кошелек!

Дверь захлопнулась, и Беатрис стало не по себе. И даже неизвестно от чего - может потому, что Мэри влюбилась в столь понравившегося ей самой мужчину, а может, её огорчало, что вместо красавца Дартуэя ей предстоял брак с каким-то неведомым Лэтери. И она расплакалась от жалости к себе, и плакала до тех пор, пока не уснула.

Проснувшись утром и, вспомнив о произошедшем, девушка устыдилась своего поведения настолько, что твердо дала себе слово, больше никогда не думать о Дартуэе, какой бы прельстительной не казалась его улыбка.

ДАРТУЭЙ-ХОЛЛ.

Говоря о том, что сэр Генри редко бывает в обществе бэкхэмской элиты, Сара была недалека от истины. Разве только слово "редко" было выбрано слишком лояльно. Баронет вообще никогда не появлялся на званых вечерах, разве только изредка навещал своих соседей по делу, и иногда, по незнанию, попадал на шумные сборища. В доме мистера Годдарта Дартуэй оказался случайно, заехав потолковать с хозяином по поводу починки крыши на здании мирового суда, и не имея представления, что там устраивается большой прием. Его, конечно же, всегда приглашали на подобные мероприятия и уведомляли о дне и часе сбора, но баронет никогда не читал карточек, докучливо сваливая их не вскрытыми прямо в мусорную корзину. Господствующее положение местного ленд-лорда позволяло ему в этом случае игнорировать правила хорошего тона.

Вот и сегодня сэр Генри не задержался в гостях, потому что дома его ждал старший брат, приехавший из Неаполя в кратковременный отпуск на пару недель.

Говоря о лорде Уорренне трудно обойтись несколькими фразами, как в описании его брата. О, это был весьма необычный человек!

Начнем с того, что он и Генри происходили из весьма знатной и старинной фамилии, ведущей своё происхождение чуть ли не от Вильгельма Завоевателя. Братья появились на свет в семье самого младшего из Дартуэев предыдущего поколения - отчаянного капитана военного линкора от связи с очаровательной Инесс Долорес де Сааверда. Их мать была представительницей древнего, но полностью обнищавшего испанского рода. Родители, конечно же, обвенчались, но это случилось, то ли накануне появления на свет будущего лорда Уоррена, то ли после того, как капитан стал отцом. В судовой журнал эти два события занесли одним днем, но из лояльности к новой леди Дартуэй запись о венчании всё-таки шла раньше, чем отметка о рождении её первенца. И только благодаря этому факту Уильям считался законнорожденным. Неимоверная гордость англичан своим флотом давала возможность морским бродягам в чем-то пренебрегать жесткими рамками приличий, и даже наиболее суровые блюстители нравственности предпочитали закрывать глаза на их выходки.

Что возьмешь с мужчин, находящихся постоянно в море? Им позволено всё - браки без соблюдения формальностей; жены, в с трудом говорящие по-английски, да ещё погрязшие в католицизме; дети родившиеся в день заключения брака... Впрочем, все тяготы по воспитанию и образованию последних легли на плечи старшего брата Джона Дартуэя, лорда Уоррена. Ему же досталась неблагодарная роль опекуна юной леди Инесс, которая пока муж бороздил моря и океаны, жила исключительно ожиданием встреч, и нисколько не интересовалась своими детьми, проводя дни в молитвах и слезах.

Каждая высадка сэра Джона на берег означала для несчастного лорда чуть ли не конец света - супруги ссорились или, наоборот, ворковали как голубки, ревновали, и даже дрались, но после каждого отплытия мужа выяснялось, что Инесс беременна. Один за другим появлялись дети, которые рано уходили на тот свет, за исключением самого старшего Уильяма и Генри, родившегося через десять лет после венчания этой экстравагантной парочки.

Когда Генри исполнилось восемь лет, в семье разразилась трагедия. Мать, выведенная из себя то ли мнимой, то ли настоящей изменой мужа, заколола его кинжалом. Но опять-таки, было неясно, что произошло на самом деле. После содеянного убийства женщина онемела и настолько ушла в себя, что стало невозможно хоть что-нибудь выяснить. Можно только представить, какие неимоверные усилия приложил лорд Уоррен, чтобы замять скандал и втихомолку отправить сумасшедшую невестку в один из испанских монастырей - замаливать грехи.

Понятно, что после всей этой нервотрепки, он рассчитывал на элементарную благодарность со стороны племянников и железной рукой направлял их по дороге жизни. Уильяма после курса иностранных языков в Оксфорде пристроили на дипломатическую службу, а Генри, несмотря на его явное нежелание, купили офицерский патент и пристроили в кавалерию. Про морскую службу после всех неприятностей с братом старый джентльмен и слушать не пожелал.

Надо сказать, что к тому времени, когда дядюшка почил в бозе и передал свой титул старшему племяннику, оба брата уже много достигли - Уильям сделал блестящую карьеру в мире дипломатии, а Генри доблестно сражался против Наполеона, был ранен в голову в битве при Ватерлоо. За личные заслуги корона пожаловала ему титул баронета. Отважному офицеру также завещал свое поместье двоюродный брат отца сэр Томас Дартуэй - убежденный холостяк, имевший обширные владения в окрестностях Бэкхэма. Старому джентльмену слава младшего племянника, как отважного воина, импонировала гораздо больше, чем непонятно в чем заключающаяся служба Уильяма. Впрочем, последний был не в обиде, получив вместе с титулом лорда немалое состояние покойного дядюшки.

Вот так и получилось, что несмотря на столь экстравагантных родителей, братья были вполне состоятельными людьми и имели твердое положение в обществе. Они дружили, хотя и редко виделись. Пока младший брат воевал, Уильям объехал всю Европу в составе различных посольств и даже сейчас был полномочным послом его величества при неаполитанском дворе. Генри же после отставки никуда из Англии не выезжал и замкнуто жил в деревне, занимаясь хозяйством.

Во время своей службы в Константинополе лорд подхватил лихорадку, и иногда она давала о себе знать. Вот и сегодня, пока брат ездил по делу в городок, сэр Уильям, кутаясь в меховую жилетку, зябко жался к камину, попивая горячий грог и грея ноги о раскаленные кирпичи. На коленях у него покоился томик Декарта, но, увы, вряд ли он его читал.

Испанка мать наградила как Уильяма, так и Генри несколько экзотической для Англии красотой, но старший брат обладал более броской внешностью. В молодости лорд Уоррен выглядел настолько неотразимым, что вполне справедливо считался первым красавцем английского министерства иностранных дел. У него всего было в избытке - и красоты, и внутреннего обаяния, уж не говоря об особом бархатистом взгляде черных глаз, которые несли погибель не только женским сердцам, но и растапливали любой лед в отношениях с мужчинами. Сейчас он слегка поседел, высокий лоб прочертили первые тонкие морщинки, исчезли ямочки на щеках, превратившись в вертикальные складки, но даже старел он вызывающе роскошно, как будто добавляя себе шарма и утонченности. Эта внешняя привлекательность немало помогла ему в достижении вершин карьеры, ничуть не меньше скрывающегося под ней изворотливого и коварного ума.

На Венском конгрессе Уильям настолько ловко отстаивал позиции Англии по возвращению Франции в дореволюционные границы, что обратил на себя взор русского императора Александра.

- Да,- с горьким сожалением сказал тот Талейрану,- остается только констатировать факт, что Британия славна не только морями, но и своим дипломатами. Берегитесь, князь, как бы этот оборотистый англичанин вернул Францию не к границам 1789 г, а ко времени короля Драгобера.

- У британцев всегда был хороший аппетит, но плохая неудобоваримая кухня,- кисло заметил самый прожженный авантюрист Европы, - поэтому они всегда больше хотят, чем могут съесть!