Подведем итог всему вышесказанному: общие черты человеческой природы кажутся весьма ограниченными и уникальными относительно широкого фона всех других видов. Дополнительные свидетельства доказывают, что наиболее стереотипные формы человеческого поведения характерны для млекопитающих и, в частности, для приматов, что неудивительно в свете общей эволюционной теории. Шимпанзе достаточно близки к нам по особенностям социальной жизни и мыслительным способностям, чтобы считать их почти людьми в таких областях, где раньше любые сравнения считались недопустимыми. Эти факты соответствуют гипотезе о том, что человеческое социальное поведение опирается на генетическую основу. Если быть точнее, человеческое поведение формируется определенными генами, которые присутствуют у близких видов, а также генами, уникальными для человека. Те же факты являются весьма неудобными для противоположной гипотезы, которая долгое время доминировала в социальных науках: человечеству удалось вырваться из-под власти собственных генов, и теперь оно целиком зависит от культуры.
Давайте подойдем к этой проблеме систематически. В центре генетической гипотезы лежит предположение, прямо проистекающее из неодарвинистской эволюционной теории. Оно гласит, что характеристики человеческой популяции были адаптивны в течение времени, когда наш вид эволюционировал, и в результате распространились гены, благодаря которым их носители развивали эти характеристики. Адаптивность означает всего лишь то, что, если индивид обладает данными чертами, то вероятность появления его генов в следующем поколении выше, чем если бы он этими чертами не обладал. Дифференцирующее преимущество в самом строгом понимании называется генетической приспособленностью. Генетическая приспособленность включает в себя три основных компонента: повышенную личную выживаемость, повышенную личную репродуктивность и повышение вероятности выживания и репродукции близких родственников, имеющих те же гены в силу общности происхождения. Улучшение любого из этих факторов или их сочетания повышает генетическую приспособленность. Процесс, который Дарвин назвал естественным отбором, описывает плотный круг причинности. Если обладание определенными генами предрасполагает человека к появлению определенной характеристики — например, определенной социальной реакции, — и характеристика эта, в свою очередь, способствует повышению приспособленности, в следующем поколении данные гены будут представлены более широко. Если естественный отбор продолжается на протяжении жизни многих поколений, полезные гены распространяются в популяции, и характеристика становится отличительным качеством вида. Таким образом, как утверждают многие социобиологи, антропологи и другие ученые, природа человека формируется путем естественного отбора{36}.
Однако существует любопытный факт, который заметно повышает сложность анализа. Социо-биологическая теория может быть применима как к чисто культурному поведению, так и к поведению, определяемому генетически. Возможна чисто культурная социобиология. Если бы люди не имели ничего, кроме самых элементарных стремлений к выживанию и размножению, а также потенциал к культуре, они все равно выработали бы множество форм социального поведения, которые повысили бы их биологическую приспособленность. Но, как я покажу далее, у этой культурной мимикрии есть определенные пределы. Существуют методы, с помощью которых ее можно отличить от более структурированных форм биологической адаптации. Анализ потребует тщательного использования биологических, антропологических и психологических приемов. Нам придется сосредоточиться на степени соответствия человеческого социального поведения социобиологической теории и на доказательствах генетического влияния, проявляющегося в силе и автоматизме предопределенных реакций, которые люди демонстрируют в процессе формирования такого поведения.
Позвольте мне перефразировать основное утверждение в более сильной и интересной форме: если генетические компоненты человеческой природы не определяются естественным отбором, то положение фундаментальной эволюционной теории становится шатким. По меньшей мере, ее пришлось бы корректировать с учетом новых и еще неизвестных форм генетических изменений в популяции. Следовательно, дополнительная цель человеческой социобиологии заключается в том, чтобы понять, соответствует ли эволюция человеческой природы традиционной эволюционной теории. Возможность несоответствия выводит самых смелых биологов на тонкий лед, который того и гляди треснет под их ногами.
Мы можем вполне уверенно сказать, что большая часть генетической эволюции человеческого социального поведения произошла за пять миллионов лет до появления цивилизации, когда наш вид состоял из отдельных, относительно немобильных популяций охотников-собирателей. С другой стороны, значительная часть культурной эволюции произошла после появления сельского хозяйства и городов — примерно 10 000 лет назад. Хотя определенная генетическая эволюция продолжалась и во время этого недавнего исторического спринта, она определила лишь крохотную долю характеристик человеческой природы. Иначе выжившие охотники-собиратели значительно отличались бы генетически от жителей промышленно развитых стран, но это очевидно не так. Отсюда следует, что человеческую социобиологию можно наиболее убедительно подтвердить исследованиями обществ охотников-собирателей, а также наиболее сохранившихся дописьменных кочевых и сельскохозяйственных обществ. До появления сельского хозяйства и городов. Таким образом, самой близкой к социобиологии наукой становится антропология, а не социология и не экономика. Именно антропология позволяет изучить и подтвердить генетическую теорию человеческой природы.
Сила научной теории оценивается по ее способности превращать небольшое количество аксиом в точное предсказание наблюдаемых явлений. Так, атом Бора сделал возможной современную химию, а она, в свою очередь, породила клеточную биологию. Более того, ценность теории определяется тем, насколько успешно ее предсказания соперничают с другими теориями, объясняющими то же явление: солнечная система Коперника после недолгой борьбы победила систему Птолемея. Наконец, теория набирает уважение и влияние среди ученых тогда, когда она преобразует собранные факты в легко запоминаемые и полезные для объяснения явлений схемы, а вновь полученные факты ее подтверждают: круглая Земля более достоверна, чем плоская. Факты, необходимые для развития науки, можно собрать либо с помощью специально поставленных экспериментов, либо с помощью наблюдений за естественными явлениями. Наука всегда развивается примерно таким гибким образом.
Когда же речь заходит о теории генетической эволюции человеческой природы (если она когда-нибудь станет частью настоящей науки), мы должны выбрать лучшие принципы экологии и генетики, которые сами основываются на теории, а затем применить их к анализу человеческой социальной организации. Теория должна не только объяснять множество известных фактов более убедительно, чем традиционные подходы, но еще и выявлять потребность в информации иного рода, которая ранее в социальных науках считалась невообразимой. Таким образом, объясняемое теорией поведение должно быть наиболее общим и наименее рациональным, максимально свободным от влияния повседневных размышлений и отвлекающих превратностей культуры. Другими словами, мы должны иметь дело с врожденными биологическими явлениями, в самой малой степени подверженных мимикрии со стороны культуры.
Таковы суровые требования к юной дисциплине — человеческой социобиологии. Но требования эти абсолютно справедливы. Социобиология вторгается на территории социальных наук, имея на вооружении информацию, полученную науками естественными. Такое психологическое преимущество можно считать нечестным. Если идеи и аналитические методы «точных» наук могут быть использованы самым подходящим и эффективным образом, то различие между культурами естественных и гуманитарных наук исчезнет. Но если наше представление о человеческой природе изменится, то это должно произойти на основе истин, полученных в соответствии с канонами научных доказательств, а не на основе новых догм, сколь бы привлекательными они нам ни казались.
