Интересно, на каком складе старинного утиля интендант всё это раскопал?

Но придираться и капризничать не время: только одевшись, майор понял, что у него зуб на зуб не попадает. Да и остальных – тоже. И это – не только от холода.

Тело капрала всё ещё лежало там, за стеклом – на виду и у них, и у, несомненно, настороженно наблюдающего за карантинным блоком начальства.

Однако комментариев…

– Майор. – радио у потолка вдруг ожило, – Проведите своих людей в комнату «Це-восемнадцать». Мы должны провести полное обследование.

– Есть, сэр!..

Комната Це-восемнадцать, похоже, ранее никогда не использовалась.

Во всяком случае, при ознакомлении с пристыкованным к Авианосцу карантинным Блоком, где им всем придётся теперь неопределённое время жить, пока их не признают «безопасными» и «чистыми», бойцам группы Дорохова её не показывали. Да и ему самому – тоже. Похоже, опасная штуковина. Для здоровья. Или «шибко» секретная.

Потому что даже от общего блока Карантина комнату отделяли могучие стальные переборки. Как понял Дорохов, ещё и со свинцовыми вкладышами позади брони.

И теперь он понял – почему.

Внутри обнаружился длиннющий узкий – только-только пройти по одному! – коридор. В стены которого оказались вмонтированы ряды пластин во всю высоту коридора – одна напротив другой. И было этих парных пластин, ох, немало…

Голос генерала поторопился «успокоить»:

– Проходите медленно. По одному. Мои… э-э… эксперты скажут, когда каждому можно будет двинуться дальше.

Трагикомедия началась.

– Дзасоев – первый. Николаеску. За ним. Хинц. Рихсиев. Паттон. Фуркад… – майор расставил своих в порядке живой очереди, себя, разумеется, оставив напоследок.

У капрала Дзасоева, когда он встал между двумя первыми пластинами, от сдерживаемых эмоций вспотела шея. Во взгляде, который он кинул назад, на Дорохова, тот прочёл собачью тоску и безысходность – похоже, капрал не слишком-то верил, что они выпутаются из передряги живыми… Или останутся полноценными мужиками после явно нехилой дозы облучения, которого сейчас получат по полной.

Но капрал помалкивал, и старался стоять неподвижно, пока голос женщины – похоже, лейтенанта Пратчетт – не сообщил, что ему можно переходить дальше.

Харченко, напротив, оказался настроен оптимистично. И даже, потянувшись, дал капралу здоровенного звонкого шлепка ладонью пониже спины:

– Тащи уже свою тощую …опу вперёд! Родина тебя не забудет!

– Если вспомнит… – это проворчал вполголоса сержант.

– Р-разговорчики! – майор фыркнул. Затем уточнил, – Прекратить. Из-за вас не слышно команд лейтенанта Пратчетт.

И правда: команда последовала почти сразу:

– Следующий!

Через десять минут все девять человек преодолели «камеру пыток», как её окрестил сержант, ещё и добавивший:

– Теперь месяца три точно ничего стоять не будет! Жёсткое рентгеновское – это вам не УЗИ какое-нибудь! Дозу наверняка нам выдали – будь здоров!

– Сержант. Благодарю, конечно, за попытку поднять настроение с помощью традиционно «тупого солдатского юмора». Однако сейчас дело идёт о кое-чем поважней потенции. Пусть даже на ближайшие годы.

Речь – о смерти восьми тысяч людей. И неизвестном количестве остальных привезённых теплокровных – коров-овец-собак-бройлерных-кур. Да даже – кроликов.

Так что – отставить шуточки.

– Есть отставить, господин майор, сэр. – сержант нисколько не обиделся на прожигающий взгляд майора, и иронично-сердитые – остальных коллег, – Я понимаю. Что мы должны быть стерильны. Словно скальпель перед операцией. Следующей.

– Боюсь, следующей операции вам придётся ждать долго. – это снова из динамика на потолке «обрадовал» генерал, – Майор. Пройдите ко мне. Остальные – в общую комнату. Номер пять. На Уровне два Карантинного Блока.

Бойцы переглянулись. Уровень два – это значит, что с ними всё, вроде, (Тьфу-тьфу!) в порядке, но… Похоже, высокое начальство пока не хочет, чтобы они общались с остальными бойцами. Теми, кто в напряжённом ожидании находится сейчас в казарме Авианосца. Думая, не придётся ли им вступить в действие, если подразделение майора Дорохова тоже окажется… Н-да.

До кабинета генерала майор дошёл быстро. Сидящая в приёмной с сосредоточенно-деловым видом лейтенант Лаура Хауген недоумённо оторвала взгляд от монитора:

– Здравия желаю, господин майор, сэр. – он буквально почувствовал, что его странный наряд… Произвёл не менее странное впечатление. Стыдно, чёрт! – Слушаю вас.

– Здравия желаю. – майору стало жутко неловко за свой помятый и не совсем уставной допотопный костюм. Даже без знаков различия, – Господин генерал у себя?

– Нет, он на КП.

– Понял. Выдвигаюсь. – Дорохов попробовал улыбкой до ушей и шуткой загладить свой промах. Понятно, что генерал на КП. Плевать ему на три ночи без сна – с такими делами – им всем, похоже, придётся не спать и гораздо, гораздо дольше…

На КП и правда – царило оживление. Если можно так назвать «целеустремлённое» сидение за приборами дежурных кадровых военных, вперившихся немигающими внимательными взорами в экраны, и верчение разных ручек, и переключение тумблеров приборов на пультах – уже научно-исследовательским персоналом.

– Господин генерал, сэр! Майор Дорохов по вашему приказу прибыл. – он оценил и набрякшие сине-серые мешки под глазами, и ссутуленные плечи начальства. Да и руку к козырьку генерал вскидывал скорее, формально, чем чётко. Да и ладно. Они не на плацу. И не на параде.

– Вольно, майор. Идите-ка сюда. Вот, корзина для бумаг. Держите в руках, когда будете смотреть. – и, на недоумённый взгляд, – Думаю, она вам понадобится… Леонид, включайте.

На мониторе в полстены над центральным пультом появилась картинка – труп всё так же распластавшегося ничком капрала. Изображение, наехав, приблизилось, выхватив крупно верхнюю часть тела. Участок спины у левой лопатки оказался виден чётко: вплоть до белёсого пушка, покрывавшего кожу, обтягивавшую плотное мускулистое тело.

Но вдруг…

Маленький участок кожи задвигался, вспучиваясь. И, словно там произошло извержение мини-вулкана – взорвался капельками брызг крови! На коже изнутри выступил бугорок крови, тут же растёкшейся во всех направлениях. Затем кровь, бурлящая в ране, словно отступила вниз, и обнаружилось отверстие – будто проткнутое карандашом. Потому что от пули такого точно не получилось бы: гранённого и узкого.

– Теперь давайте в замедленном. И – стоп кадр.

Картинка вернулась к началу – вспучиванию. Вот кожа лопается, выпуская наружу…

Майор долго смотрел на то, что вылезло из раны, не в состоянии осмыслить – что это.

Затем, когда стоп-кадр подержали секунд десять, воспользовался ведром.

Только когда позывы к рвоте прекратились, он смог заставить себя снова взглянуть на монитор.

Боже!

Или, правильней сказать – срань Господня!..

Тонкое, словно шестигранное, тело – твари вроде пиявки. Чёрное. Отблёскивающее, словно полированная пластмасса. Или, скорее, кевлар. В потёках крови и кусочках… Плоти? Да. Пасть. Полная маленьких треугольных зубов – словно у пираньи. Но… А, вот.

Там, где зубки не покрыты кровью жертвы, они тоже… Чёрные. А пасть-то у твари… Похожа на буровое долото. Или, действительно – на пасть корабельного червя. (Ну, видел он и такие – в учебных фильмах про опасную или вредную зоо– и ксеноморфу. Вот ведь вспомнишь чёртова дока Свендсена: похоже, он прав!) Тело и пасть – в точности как у того самого Тередо, что сводил с ума моряков древних веков. Пока дно и борта не стали обшивать медными листами. А затем и вовсе – стали делать из стальных листов.

«Пробурились», стало быть, сквозь Нуркельдиева… Царствие ему, бедняге, Небесное. Жаль бойца. Но…

– Да, майор. – генерал словно читал его мысли. Впрочем, с его опытом это и нетрудно. Догадаться, какие мысли сейчас обуревают краснеющее-бледнеющего подчинённого. – Я признаю ваше решение пожертвовать одним бойцом для спасения остальных вверенных подчинённых, оправданным. Разумеется, спасти Нуркельдиева от такого ядами и дезинсектантами было невозможно. Зато остальные десантники остались живы. И хорошо, что вы решили проводить разведку силами только одного отделения. Хотя, признаться, в первый момент, когда вы экстренно эвакуировались, я посчитал вас… Банальным паникёром. За эти мысли приношу извинения.