Константин Дубровский
РОБИНЗОН
КРУЗО
(подлинник рукописи
Д. Дефо из архива
Лондонского ДК Железнодорожников)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Всем известно нам друзья,
Что без женщин жить нельзя,
Хоть ебём мы всё на свете,
Кроме шила и гвоздя.
Как же Крузо Робинзон,
Не один прожил сезон,
А прожил немало лет?
Мы сейчас дадим ответ.
Крузо днём пришёл в себя
И подумал: «Гдей-то я?
Океан и там и здесь.
И не худо бы поесть
Мяса, зелени, батата,
Таз еврейского салата,
Выпить пару вёдер пива».
Словом, не до ебли было.
Робинзону стало грустно,
Он поел морской капусты,
Шлифанул несвежим крабом
И заснул под баобабом.
Утром он проснулся бодрым,
Но по-прежнему голодным.
От капусты вздуло пузо,
И, попёрдывая, Крузо
Вдаль побрёл в автопилоте.
Убедиться было просто,
Что попал моряк на остров
И надежды на спасенье
Нет как в анусе варенья.
День проходит — всё как прежде.
Грязный, потный, без одежды
Робинзон находит вдруг
Своего корвета круг.
Рядом прочный медный ларь,
В нём судовый инвентарь.
Робинзон сургуч взломал
И от счастья сбросил кал.
Там лежал мушкет и шашка,
Зонтик, шорты и рубашка
Деревянный пистолет,
Конопля и марафет,
«Долобене» от подагры
И большой мешок «Виагры»,
Тёплый свитер и зипун,
Штангенциркуль и колун,
Ящик рома, грелка с виски,
Сто резинок для пиписки,
От поноса сбор лесной,
И негнущийся «Плейбой».
Это вам не жуки-пуки!
Взяв себя мгновенно в руки,
Робинзон топор хватает
И по джунглям прорезает.
Там бамбук кудрявый рубит,
Два гектара пальмы губит,
Рвёт для крыши хвощ мясистый,
Для кровати бук душистый.
В ужасе визжит коала —
Ставит Робинзон бунгало.
Не прошло и полнедели,
Крузо справил новоселье.
Из гостей пришли бакланы,
Вши, клопы и тараканы,
Разместились в плинтусах
И у Крузо в волосах.
Робинзон жевал коренья,
Мрачно рвал от отвращенья,
А потом, отведав виски,
На «Плейбой» стряхнув пиписку,
Дотла выкурил косяк
Вздрогнул, пукнул и обмяк.
Конец первой части
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Дом стоит,
В нём есть кровать.
Только некуда совать.
Крузо жить не мог без баб
И, чтоб перец не ослаб,
Он по воле организма
Начал просто. С онанизма.
Только спрячется светило
Он уж мнёт свое правило,
По-французски и по-русски,
С дополнительной нагрузкой,
Лёжа, стоя, в гамаке
И в шпагате
И в прыжке,
Под водой и на камнях
Мнёт себе кудрявый пах.
Начал он изобретать,
Как ещё приятней стать,
И из шкурок маракуйи
Склеил тёлку надувную.
Накачав её насосом,
Чтобы не было вопросов,
В жаркий полдень Робинзон
Вышел с ней на полигон.
Там её поставив в позу
Для мейоза и митоза,
Крузо, превзмогая боль,
Въехал в туз по си-бемоль.
Не сдержав давленья хуя,
Манекен из маракуйя,
Пёрднул и с сердитым свистом
Смяк в руках у онаниста.
Робинзон от перепуга
С пляжа дрыснул как сельпуга,
Дома спрятался за печкой,
Сжал звенящие яечки,
В сне забылся беспокойном,
Неприличном и отстойном.
Робинзон хрипел и кашлял,
А когда воссел на нарах —
Видит в кухне бродит ара
Или, может, какаду,
Впрочем ну его в пизду!
Вещи на бегу срывая,
Робинзон на попугая
Позабыв про птичий грипп,
Сверху рухнул и прилип.
Попугай сопротивлялся,
Извивался, матюкался,
Отомстить жестоко клялся,
От давленья обосрался,
Но в конце концов отдался.
Мягко шелестит сакура —
Исполняется Сосюра.
Потянулись дни опять,
Крузо бросил шишку мять,
Так как, утверждаем смело,
Попугай был в курсе дела.
Но не думайте, что Крузо
Спал, гонял и жрал от пуза,
И, хоть попугай мешал,
