– Да он же взбесился! Он нас чуть не убил!

– О нет. Слушайте, я уже говорил: раны чистые, аккуратные, даже крови было мало. Стрела не попала ни в мышцы, ни в кость, вошла неглубоко. И главное: у нас обоих раны совершенно одинаковые. Вы понимаете, что это значит?

– Что он бешеная зверюга, которая за три секунды чуть не прикончила сразу двоих?

– Нет. То, что он отличный стрелок. Если б он хотел нас убить, он бы убил. Я мог поговорить с ним, все выяснить по-человечески, а повел себя, как последний болван, и упустил шанс. Надо было слушать Джетта.

Толстяк неспокойно, натянуто рассмеялся:

– Это кто? Грязное, хромое отродье, которое требует с меня три медяка за ущерб, нанесенный его полудохлой кляче?

– Слушайте. – Кудрявый остановился так резко, что Генри едва не влетел в него, но вовремя сделал вид, что разглядывает какой-то прилавок. Оказалось, спрятаться в толпе куда легче, чем он думал. – Я знаю, что вы попрятали почтовых птиц со всей деревни.

– Не нужны нам тут посланники, – вкрадчивым, будто размякшим голосом сказал толстяк. – Вы чего, не понимаете? Мы десять лет от королевского совета скрывали, что этот нелюдь тут обитает. Они наверняка меня за это с поста старейшины сместят. Давайте так сделаем: я вам дам пять фунтов лучшей оленины, а вы уедете и забудете про нас.

– Да вы что?

– Десять фунтов.

– Как вам такое в голову пришло?

– Понимаю. Пятнадцать.

– Послушайте, Йенс, я не отступлюсь.

– Ясно. Простите. Двадцать пять фунтов и шапку из северной лисы.

– Да наплевать мне на вашу оленину! – рявкнул кудрявый так, что люди вокруг начали оборачиваться. – Мне надо найти юношу и камни! Где, кстати, ваш племянник, которого вы послали за ларцом с камнями?

– Господин посланник, малец говорит, пока он прибежал, там уже не было никакого ларца. Точно вам говорю: ваш ящичек или рыжий калека к рукам прибрал, или нелюдь.

Кудрявый еле слышно застонал:

– Говорил же он мне – держать камни крепче! Какой же я идиот. Так, я в последний раз спрашиваю: вы мне дадите почтовых птиц, чтобы вызвать отряд?

– Нет, господин посланник. И лучше б вам согласиться на оленину, честное слово. – Теперь толстяк говорил совсем тихо, Генри едва различал слова. – Вы ведь далеко на севере, и совсем один, а нас – целая деревня. Нам надо, чтобы все шито-крыто было, понимаете? Мы все вместе соберемся завтра утром и прикончим нелюдя, и папаша его ничего нам не сделает! Парень сам нарушил условия сделки, напал на людей. Сейчас зима, тело мы спрячем, и даже если вы потом вызовете своих, никто в вашу историю не поверит. А до этого, мой вам совет: веселитесь, наслаждайтесь праздником и не думайте об этой истории.

– Вы мне что, угрожаете?

– Я дружески предупреждаю. Вы ведь такой молодой. Вам надо домой, к семье, живым и невредимым. А оленина хорошая. – Толстяк наклонился ближе к его уху: – Пожалеете, если не возьмете.

Кудрявый собирался что-то ответить и вдруг вскинул голову, как зверь, который почуял добычу. Генри уже приготовился прятаться, но кудрявый повернулся совсем в другую сторону.

– Что это за звук?

– А, это, – с облегчением махнул рукой толстяк. – Это у нас старинный предмет на ярмарке разыгрывают. Хотите посмотреть?

Кудрявый тут же рванул в ту сторону толстяк не отставал ни на шаг, и Генри заспешил за ними. Он все решит. Подберется ближе и дослушает, что они хотят сделать, все будет хорошо, он все сделает, все будет…

Генри сглотнул. Толпа перед прилавком, куда они пришли, на добрую половину состояла из охотников в белых полушубках.

– Итак, напоминаю для тех, кто только что подошел. Главный конкурс нашей ярмарки, – говорил человек в маске ястреба. – Вы все знаете: три дня назад скончалась старая госпожа Торвальдсон, мир ее праху. Она всю жизнь хранила старинный предмет. Для чего он нужен, никто уже понятия не имеет, но вещь на вид дорогущая. Детей у старушки не было, и она завещала разыграть предмет на нашей ярмарке – он достанется лучшему стрелку. Она верила, что чудовище, живущее в наших лесах, надо не просто пугать раз в год, его надо убить, пока оно не убило нас. Кто согласен со старушкой?

Мужчины в толпе заорали, вскидывая вверх кулаки. Генри поежился.

– Уверен, однажды это кому-то удастся. А пока что покажите свое искусство здесь! Кто попадет стрелой вон в тот флюгер на крыше, получит приз!

В воздухе стоял странный звон чего-то тонкого и стеклянного, и этот звук добрался до сознания Генри даже сквозь страх. Он на секунду перестал следить за кудрявым и посмотрел туда, куда глядели все. На столе стояло небольшое стеклянное дерево со стеклянными же цветами. Генри в жизни не думал, что бывают предметы такой красоты. От ветра цветы постукивали друг о друга и звенели на разные голоса. Потом Генри понял, что ветра не было.

Охотники в белых полушубках со смехом толкали друг друга в бока, потом один взял со стола лук и выстрелил в сторону здания, на котором зачем-то торчал железный петушок. Стрела перелетела через крышу. Генри бесшумно фыркнул и расправил плечи. Если они так стреляют, неудивительно, что он все еще жив. Он выкарабкается из этой истории, вернется в лес, отец ему все объяснит, и все будет хорошо, как раньше. Все будет в порядке.

Он как раз успел повторить это себе раза четыре, когда услышал за гомоном и криками мужчин странный для такого места звук: тихий плач – так скулят детеныши животных, когда хотят есть. Генри завертел головой и увидел: неподалеку на крыльце дома сидела девочка, еще маленькая, ростом едва ли ему по пояс. Остальные дети были в масках, а у этой на лице просто были нарисованы углем усы и крапинки, что-то похожее на морду маленькой рыси. Точнее, можно было догадаться, что раньше так и было: девочка вытирала кулаком слезы, размазывая их по лицу вместе с углем.

Как-то это странно… Генри убедился, что кудрявый и толстяк по-прежнему на месте, и протолкнулся через толпу к крыльцу. Он любил издалека наблюдать за животными и знал: если детеныш скулит, а взрослые особи поблизости, они начинают его утешать, облизывать, искать ему еду. Но что-то было непохоже, чтобы этого детеныша кто-то собирался кормить. Судя по тому, что от слез промок даже воротник куртки, девочка сидела так уже довольно долго.

Генри подошел ближе и остановился перед ней. Пошел снег – первые легкие хлопья замельтешили в воздухе.

– Твои родители ушли за добычей и скоро вернутся? – спросил он, стараясь не слушать голос отца, который орал ему в ухо: «Что, что ты делаешь?»

Они вечно из-за этого ссорились. Если Генри находил звериных детенышей, у которых умерли родители – от его стрелы или от драки с собственными врагами, – он начинал подбрасывать им еду: вдруг выживут. Отец говорил: если они такие слабые, что сдохнут, то туда им и дорога, но Генри думал: они же маленькие, а драка должна быть равной. Когда они вырастут, он с ними сразится, вот тогда это будет честно.

Девочка посмотрела на него опухшими глазами и покачала головой.

– Ты хочешь есть? – уточнил Генри. Та опять покачала головой. – А что тогда?

Она ткнула пальцем в сторону прилавка, вокруг которого охотники свистели, подбадривали друг друга и сыпали стрелами в сторону железного петушка.

– Я просила папу его выиграть. Он хорошо стреляет, даже два раза чудовище ранил. А он сказал, что приз не для таких бедняков, как мы, и что господин старейшина все равно отнимет. – Она всхлипнула, сильнее размазывая уголь по лицу.

– Ты хочешь эту стеклянную штуку? – переспросил Генри. – И из-за этого плачешь?

Лицо у девочки скривилось, и она заревела с новой силой. Генри беспомощно огляделся. Да где ее родичи? Но никто не подходил.

Генри посмотрел на охотников. Они в петушка так и не попали, это их явно злило, и он вдруг почувствовал, как по лицу расползается улыбка. В конце концов, он же всю жизнь мечтал показать людям, что сильнее их. Это ведь займет всего минуту. Отец вечно твердил, что опасно приближаться к людям, но оказалось, отец врал, так что не страшно. Генри снял с плеча лук, вытащил стрелу – и в следующую секунду железный петушок свалился с крыши со стрелой в гребне.