- Чому я не сокииил? Чому нэ лэтаююю? Чому пэрэмогу за зраду вважаааю?
- Здарова Тимон! Слышь че?
- Че надо Тихий?
- Ты мне скажи - вот ты пятнадцать лет в армии. Как ты столько времени эту дрочь терпишь?
- Мля Тихий, раньше то по-другому все было. Раньше я на посты ходил, там люди меня знаешь как благодарили? Я еще выходные застал - один перед нарядом, другой после. Успевал все домашние дела переделывать. Мне на службу хотелось приходить. Пострелять любил. А щас че? Мужики, давайте быстрее мусорку уберем, и нам три часа выходных дадут! Да и то наобманут. Вот поэтому и убираем одну мусорку целый день. А вся эта членота баранья началась лет пять назад.
- Понятно. А вот война скоро начнется - пойдешь воевать?
- Ты че, болтанулся? Какая война?
- Сам ты болтанулся! Телик позырь - че в мире творится то. Я те говорю - после Украины мы следующие будем!
- Тихий, не нагнетай! Иди проспись!
- Не, ну а вдруг? Че, пойдешь?
- Не братан. У меня контракт скоро заканчивается. Какая война?
Отдав Родине пятнадцать лет жизни, сержант Тимон уволился по окончанию контракта. На комиссии отцы-командиры, уверенные, что такие динозавры как Тимон-Патифон будут служить пока не склеют ласты, всячески уговаривали его остаться, удивленно вопрошая:
- Тебе че, квартира не нужна?
- Не.
- Да мы твоим родителям благодарное письмо напишем! Оставайся!
- Не
- Сделаем тебя командиром отделения!
- Не.
- Замком!
- Не.
- Хочешь, прапора дадим?
Тимон задумался, и ответил:
- Тварищи полковники, давайте майора - тогда остаюсь.
- Да иди ты...
На прощание, Патифону Родина, в лице отцов-командиров, дала служебную характеристику, описывающую сержанта Тимона как редкостного утырка, не достойного службы в российской вооруженной армии. Тимон немного расстроился и напросился на прием к Зеленому, высказав ему следующее:
- Тварищ полковник! У меня за пятнадцать лет в армии ни одного взыскания. Ни разу не привлекался к дисциплинарной ответственности. Я - отличник по боевой и физической подготовке. У вас совесть есть такое писать?
Судя по всему, на тот момент у Зеленого еще имелась совесть, и, пристыженный, он пообещал дать Патифону нормальную характеристику. Из известных мне военных, Тимон оказался последним, кого при увольнении отцы-командиры не обхаяли в письменном виде. Похоже, Тимон забрал с собой последние остатки их совести. Остальным же увольняемым поголовно писали в характеристиках всякую хрень, неизменно добавляя: "К службе в Вооруженных Силах РФ как внутри, так и за ее пределами не готов". Вот такое вот "Благодарю за службу!". Меня, изрядно попившего командирской кровушки, подобная характеристика лишь развеселила. Однако немало парней, выступавших за часть в разных соревнованиях и отстаивавших честь российских миротворцев, почему-то ходило с недоуменными расстроенными физиями, как бы спрашивая: "А меня то за что?". А чтоб знал сука!
На самом же деле подобные действия являлись продуктом мозгового штурма высшего командного звена части 13666, питавшего глубокую уверенность в том, что страх получить говенную характеристику остановит поток желающих уволиться. Но, все вышло наоборот - к моменту моего увольнения недобор личного состава части составлял почти 25% от штатной численности. Лично на мне это сказалось следующим образом: из-за нехватки людей я заступал одновременно дневальным и в состав дежурного подразделения ПАТ. Из самого ПАТа выделялись люди, заступающие на охрану деревянного макета миротворческого поста на полигоне. А однажды я заступил дневальным, гранатометчиком в ПАТ и сторожем на полигон. Такой вот небольшой рекорд. А пока люди увольнялись, я продолжал свои статистические исследования.
- Серый, вот война скоро начнется - пойдешь? - обратился я к своему напарнику дневальному - добродушному мужичку, начавшему служить еще при СССР.
- Куда мне? Я ж итак еле хожу. Мне б дотянуть до увольнения...
Зэбаса, так звали моего напарника, Родина, в лице чинуш из регионального управления жилищным обеспечением, исключила из очереди нуждающихся в обеспечении жильем, сославшись на то, что какая-то компьютерная программа ошибочно вписала его личные данные и данные его семьи в эту самую очередь. Затем эта программа ошибочно выделила Зэбасу квартиру. Программа, наверное, называлась skynet. И вот, когда обрадованный старикан уже планировал увольняться, ему пришел бесплатный талон на получение губозакаталки с уникальной возможностью послужить Родине еще лет восемь. Вновь открывшиеся для Зэбаса перспективы вместо радостного ожидания погрузили его в состояние полной меланхолии и нигилизма.
В общем, ветераны отнекивались, ссылаясь на никудышнее здоровье и полную психологическую несовместимость с боевыми действиями, попутно высказывая крамольную мысль, что в случае начала войны, явившийся личный состав задрюкают до смерти всевозможными смотрами и проверками. Молодые же отвечали примерно так:
- Ну смотри, я умею копать, косить, белить, мусор убирать, а воевать не умею. Зачем мне на войну приходить, если меня просто на убой кинут?
Впрочем, встречались и исключения.
- Бузун, пойдешь на войну?
- Да, конечно. Я одному шакалу обещал завалить его при первой возможности...
Боевой дух личного состава части 13666 подвергался все новым испытаниям. Настало время валютного кризиса. По закону, военнослужащие, проходящие службу за границей Российской Федерации, получают денежное довольствие в валюте. Но, как известно, законы в вооруженной армии из-за нехватки времени никто не читает. Поэтому миротворцы и военнослужащие ГРВ получали денежное довольствие в российских рублях, и с них удерживали подходный налог, который с военнослужащих за границей удерживаться не должен. А еще при обмене на приднестровские рубли, ласково называемые пыриками, теряли около 10% на курсовой разнице. Когда же рубль в очередной раз показал свою деревянную сущность, реальная ценность российских денег в течение недели просела в три раза, а вскоре обменники вообще перестали их принимать. Не думаю, что можно словами описать выражение лиц военных в те дни. Эдакая смесь отчаяния, злости, надежды и безысходности. Говорящие головы в телевизоре уверяли граждан, что причин для беспокойства совершенно нет - ведь экономика телевизорной России не зависит от курса доллара. Но военнослужащие, чья зарплата при обмене обесценивалась в три раза, почему-то думали иначе. Наиболее ярким примером, характеризующим в то время отношение солдат ко всему окружающему, послужило одно происшествие на разводе суточного наряда. Среди военнослужащих деловито прохаживались звездоносцы с группы контроля, наугад опрашивая солдат на знание обязанностей. Проверяющий обратился к сержанту-ветерану с дежурным вопросом: