– Товарищ Казановак? – спросил он у человека, грустно рассматривающего какую-то тряпицу.

Тот молча кивнул.

– Меня сюда направили… – начал Курочкин.

– Странно! – сказал Казановак. – Я никак не могу понять, почему все отделы могут работать ритмично, и только во «Времена и Нравы» сыпятся посетители, как в рог изобилия? И никто не хочет считаться с тем, что у Казановака не две головы, а всего лишь одна!

Смущенный новой для него интерпретацией свойств рога изобилия, Курочкин не нашелся, что ответить. Между тем Казановак отвел от него взгляд и обратился к девице лет семнадцати, сидевшей в углу за пультом:

– Маша! Какая же это набедренная повязка древнего полинезийца?! Это же плавки мужские безразмерные, двадцатый век. Пора уже немножко разбираться в таких вещах!

– Разбираюсь не хуже вас! – дерзко ответила девица.

– Как это вам нравится? – обратился Казановак непосредственно к Курочкину. – Нынешняя молодежь!

Курочкин изобразил на своем лице сочувствие.

– Попробуйте снова набрать индекс, – продолжал Казановак. – Тринадцать эм дробь четыреста тридцать один.

– У меня не десять рук! – огрызнулась Маша. Вот наберу вам копье, потом займусь повязкой.

По-видимому, дела, которые вершил отдел «Времена и Нравы», были под силу только мифическим десятируким, двуглавым существам. Однако не прошло и трех минут, как получивший и копье и повязку. Казановак снова обернулся в сторону Курочкина:

– Чем могу служить?

– Мне нужно подобрать реквизит.

– Куда именно?

– Иудея, первый век.

На какую-то долю секунды в бесстрастных глазах Казановака мелькнула искорка одобрения. Он придвинул к себе лежавший на столе толстый фолиант и, послюнив палец, начал листать страницы.

– Вот!

Курочкин подошел к столу и взглянул через плечо Казановака на выцветший рисунок, изображавший человека в длинном лапсердаке, с ермолкой на голове, обутого в старинные штиблеты с резинками.

– Ну как, смотрится? – самодовольно спросил Казановак.

– Боюсь, что не совсем, – осторожно ответил Курочкин. – Мне кажется, что это… несколько более поздняя эпоха.

– Ага! – Казановак снова послюнил палец. – Я уже знаю, что вам нужно. Полюбуйтесь!

На этот раз на рассмотрение Курочкина был представлен наряд бухарского еврея. Однако и этот вариант был отвергнут.

– Не понимаю! – В голосе Казановака прозвучала обида. – Какой же костюмчик вы себе в конце концов мыслите?

– Что-нибудь… – Курочкин задумался. – Что-нибудь, так сказать, в библейском стиле. Ну, скажем, белая холщовая рубаха…

– Холщовых нет, – сухо сказал Казановак, только синтетика.

– Ну, пусть синтетика, – печально согласился Курочкин.

– Еще что?

– Дальше – хитон, тоже желательно белый.

– Что такое хитон? – поинтересовалась Маша.

– Хитон это… Как вам объяснить? Такое одеяние, похоже на плащ, только свободнее.

После долгих поисков в одном из каталогов было обнаружено нечто белое с капюшоном, закрывающим лицо и снабженным прорезями для глаз.

– Подходит?

– Как будто подходит, – нерешительно подтвердил Курочкин.

– Маша, набери!

Маша набрала шифр, и лента транспортера доставила откуда-то снизу аккуратно перевязанный пакет.

– Примерьте! – сказал Казановак, разрезая ножиком бечевку.

Глаза, прикрытые контактными линзами, в обрамлении капюшона выглядели столь необычно, что Маша захохотала:

– Ой, не могу! Умора!

– Ничего смешного нет! – одернул ее Казановак. – Очень практичная одежда для тамошнего климата. И головного убора не нужно, защищает от солнечных лучей. Не хотите, можете откинуть на плечи. Хитончик – первый сорт, совсем новый. Наклейку разрешается сорвать.

Курочкин нагнулся и отодрал от подола ярлык с надписью: «Театральные мастерские. Наряд кудесника. Размер 50, рост 3. 100 % нейлона».

– Так… – Казановак оглядел его с ног до головы. – Какая обувь?

– Сандалии.

Выбор сандалий не представлял труда. По совету Маши остановились на толстых рубчатых подошвах из пластика, украшенных позолоченными ремешками.

– Носочки свои оставите или подобрать? – спросил Казановак.

– Нет, сандалии носят на босу ногу.

– Кальсоны, трусы или плавки? – поинтересовалась Маша.

– Не знаю, – растерянно сказал Курочкин. – Может быть, лучше набедренную повязку?

– Можно и повязку. А вы умеете ее повязывать?

– Тогда лучше плавки, – поспешно ответил Курочкин, устрашенный перспективой прохождения инструктажа у такой решительной особы.

– Как хотите.

– Переодевайтесь! – Казановак указал ему на кабину в глубине комнаты. – Свои вещички свяжите в узелок. Получите их после возвращения. Спустя несколько минут Курочкин вышел из примерочной во всем великолепии нового наряда.

– Ну как? – спросил он, поворачиваясь кругом.

– Впечатляет! – сказала Маша. – Если б я ночью такого увидела, честное слово, родила бы со страха.

– Ну вот, – сказал Казановак, – теперь – индивидуальный пакет, и можете смело отправляться. – Он пошарил в ящике стола и извлек оттуда черную коробочку. – Получайте!

– Что тут? – поинтересовался Курочкин.

– Обычный набор. Шприц-ампула комплексного антибиотика, мазь от насекомых и одна ампула противошоковой сыворотки. На все случаи жизни. Теперь все!

– Как все, а деньги? – спросил обескураженный Курочкин.

– Какие еще деньги?

– Полагаются же какие-то суточные, на самые необходимые расходы.

– Суточные?

Казановак почесал затылок и углубился в изучение какой-то книги. Он долго вычислял что-то на бумаге, рылся в ящике стола, сокрушенно вздыхал и снова писал на бумаге колонки цифр. Наконец, жестом ростовщика он выбросил на стол горсть монет.

– Вот, получайте! На четыре дня – двадцать динариев.

– Почему же на четыре?

– День отбытия и день прибытия считаются за один день, – пояснил Казановак.

Курочкин понятия не имел, что это за сумма.

– Простите, – робко спросил он, – двадцать динариев – это много или мало? То есть я хотел спросить… в общем я не представляю себе…

– Ну, копей царя Соломона вы на них не купите, но прокормиться хватит, – ответил Казановак, обнаружив при этом недюжинное знание экономической ситуации на Ближнем Востоке в эпоху римского владычества. – Все?

– Еще две бутылки водки, – попросил Курочкин, вспомнив совет Плевако. – Если можно, то пшеничной.

– Это еще зачем? Курочкин замялся:

– Видите ли, – сказал он лживым голосом, – экипировка у меня очень легкая, а ночи там холодные.

– Маша, одну бутылку!

– Но почему одну? – вступил в пререкания Курочкин.

– Не такие уж там холодные ночи, – резонно ответил Казановак. Расторопная Маша принесла и водку. Курочкин поднялся и растерянно оглянулся по сторонам.

– Извините, еще один вопрос: а куда все это можно сложить?

– Маша, достань чемодан!

– Нет, нет! – поспешно возразил Курочкин. – Чемодан – это не та эпоха. Нельзя ли что-нибудь более подходящее?

– Например?

– Ну, хотя бы суму.

– Суму? – Казановак придвинул к себе справочник. – Можно и суму. Предложенный ассортимент сумок охватывал весь диапазон от необъятных кожаных ридикюлей, какие некогда носили престарелые гувернантки, до современных сумочек для театра из ароматного пластика. Курочкин выбрал голубую прорезиненную сумку с длинным ремнем через плечо, украшенную шпилями зданий и надписью: «Аэрофлот». Ничего более подходящего не нашлось.

– Теперь, кажется, все, – облегченно вздохнул он.

– Постойте! – закричала Маша. – А грим? Вы что, с такой рожей в первый век собираетесь?

– Маша! – Казановак укоризненно покачал головой. – Нельзя же так с клиентом.

Однако все согласились, что грим действительно необходим. Казановак рекомендовал скромные пейсы, Маша настаивала на длинной прямоугольной ассирийской бороде, завитой красивыми колечками, но Курочкин решительно потребовал раздвоенную бородку и локоны, ниспадающие на плечи. Эти атрибуты мужской красоты больше гармонировали с его нарядом.