— Тут еще и в деньгах дело.

— Понимаю.

— Он мне остался должен, — сказала она. — Я дала ему денег взаймы. Зря я это сделала, но пришлось.

Я на минуту погрузился в молчание. Мои мысли перескочили на спагетти.

— Извини, — сказал я, — но у меня спагетти варятся, понимаешь…

Она невесело хихикнула.

— Прощай, — сказала она. — Передай привет твоим спагетти. Надеюсь, у них не будет проблем.

— Пока, — сказал я.

Когда я повесил трубку, оказалось, что круг света на полу сместился на несколько сантиметров. Я снова лег в эту лужу света и вновь уставился в потолок.

Грустное это дело, очень грустное — думать о спагетти, которые навечно погружены в кипяток, но никогда не сварятся.

Теперь я слегка раскаиваюсь, что так и не помог девушке. В конце концов, ее бывший друг был не самый приятный человек — ноль без палочки, корчивший из себя большого художника. А судя по ее голосу, у нее действительно были неприятности.

Иногда я гадаю, что сталось с этой девушкой. Обычно она вспоминается мне, когда передо мной стоит тарелка с горячими дымящимися спагетти. Быть может, она, повесив трубку, навеки исчезла в тех сумерках? И в этом отчасти виноват и я сам.

И все-таки, прошу вас, войдите в мое положение. В тот период я ни с кем не хотел сближаться. Потому-то я и варил спагетти, как проклятый, варил сам для себя. В той гигантской кастрюле, где запросто поместилась бы немецкая овчарка.

Представляете, как поразились бы итальянцы, узнав, что в 1971 году они экспортировали одиночество?