Рейчел улыбнулась, глядя на меня вниз.
- Только через эти стены?
Она немного поймала меня на моих же словах, я сделала шаг назад и перегруппировалась.
- Ну, нет, не только эти стены. Нотр-Дам - это тоже прекрасный пример. В Европе много зданий, построенных с такой же страстью, но эти стены особенные. Портик над этой аркой лучше всего демонстрирует то, что я имею в виду. Вспомни красоту греческих и римских скульптур, а теперь посмотри, насколько маленькие и неестественные эти цифры? Они грубые, упрощенные и без характера. Потеряли индивидуальность Средневековья. Теперь посмотрим ниже, фигуры святых и королей очень личностные. Они, кажется, напряглись, чтобы выскочить из камня. Человечество покинуло эпоху Готики и вступило в эпоху Возрождения. Это торжество просвещения над невежеством, порядка - над изоляцией. Ренессанс будет процветать в Италии, но здесь, в готическом Шартре, ты видишь его рождение.
Рейчел обняла меня и оставила на моих губах жаркий поцелуй. Я в ужасе! Лесбийские поцелуи на публике! Перед собором! Я повернулась к ней совершенно красная, папа, и увидела восторженную ухмылку.
- Держи себя в руках, женщина! - приказала я, и она рассмеялась.
Я прочистила горло и продолжила свою беседу, притворяясь, что мои ноги не парят над землей и сердце не собирается выскочить от счастья. Я вызываю жалость или что, папа?
- Итак, мы, крестьяне, заходим внутрь, и вдруг нас окружает свет, Свет Божий. Самое близкое для земного человека ощущение рая. Стены возвышаются над нами, но не кажутся нам сплошной, ограничивающей пространство массой, а как будто указывают дорогу для светлого небесного воинства. Сто семьдесят шесть витражных окон наполняют пространство цветом и светом и для нас, безграмотных существ, пересказывают Библию. Наши глаза устремляются вперед и вверх к массивному круглому окну за алтарем. Это Божье место на земле, и мы стоим в экстазе глядя на все это великолепие, - я повернулась к Рейчел и прорычала: - Так что это не просто еще один старый дом, это произведение искусства, охватывающее всю новую философию, которая выводит нас из темных веков к эпохе Возрождения.
Рейчел улыбалась от восторга.
- Я доверяю тому, что аббат Сюгер написал в 1100-х годах: - "Тупой разум восходит к истине через материальное и, видя этот Свет, воскресает из своей бывшей погруженности".
Мой рот открылся, и я от досады щелкнула зубами. Я выставила себя перед ней полной дурой!
- Ты меня подставила! - я развернулась на каблуках и прошла в боковой неф, чтобы спрятаться там в тени и про себя пробормотать грубые ругательства. Рейчел разыскала меня там и прижала к одной из высоких колонн, несущих на себе вес всего ребристого свода.
- Ты, доктор Бентли Миллер, профессор средневековой истории из Торонто - обычный академический сноб, но я все равно люблю тебя. Ты мой Медвежонок, я люблю твою страсть и преданность делу, - и прежде, чем я смогла запротестовать, она поцеловала меня. На самом деле, это далеко вышло за рамки поцелуев и переросло в обжимание. Да, прямо там - в соборе. Я достигла в нем таких высот в страсти и в восторге, до каких никогда не добиралась раньше, но это не имело ничего общего с верой, а связано было с самыми низменными желаниями. Мне стыдно признаться в этом.
От полного разврата меня спасло прибытие первого автобуса с туристами, и мы оторвались друг от друга, затаив дыхание.
- Пойдем, - выдохнула она, и я последовала за ней в наш гостиничный номер, как потерявшийся щенок.
Твоя Развращенная Дочь, Бентли.
Дорогой Папа!
Это предупреждение и объяснение причин на тот случай, если твои соседи столкнутся с какой-либо желтой прессой и осложнят тебе жизнь. Папарацци просто озверели. На этой неделе ты найдешь в газетах несколько фотографий, где ваша покорная слуга находится в руках той самой пресловутой женщины, Рейчел де Бирс, Да, и я на них голая. К счастью, мое лицо уткнулось в правую грудь Рейчел. Я все могу объяснить, хотя ты едва ли поверишь мне.
Не представляю, что подумает заведующий моей кафедры, но подозреваю, что это не будет что-то хорошее. Это не значит, что он против публичности любого рода или имеет что-то против лесбиянок (нас двое в отделе), его обычно не волнуют наши моральные устои. Что его расстроит, так это то, что известность я получила с "де Бирс", но прошло уже достаточно времени, а я до сих пор не принесла от нее пожертвование. Он будет чувствовать себя раненым и преданым.
Я сейчас нахожусь в Англии. Мы убегаем от папарацци. Папа, я помолвлена. Я всегда утверждала, что брак ограничил бы мою свободу и сократил время на исследования. Теперь я выгляжу перед тобой, как истинный лицемер, я улыбаюсь от любви, как Чеширский кот, но ты будешь рад узнать, что в данный момент я хотя бы в одежде. Мое профессиональное мастерство, поставленное под сомнение возле дверей собора Шартр, и мое либидо, взлетевшее до безумия в священных стенах, - все это очень быстро привело к другой проблеме, когда мы добрались до отеля. Но это не имеет ничего общего с тем, как я оказалась помолвлена или сфотографировалась голой. Это совершенно другая история.
Мы тогда были в Париже, и после страстной ночи в люксе Рейчел я восстанавливала силы в позолоченной ванне с горячей, ароматной водой. Рейчел вылезла из воды за несколько минут до этого, завернулась в халат и пошла открывать дверь в номер для обслуживающего персонала. Вдруг я услышала ее испуганный крик и звук борьбы. Я в одно мгновение вылетела из ванной и только потом поняла, что оставила свой махровый халат на кровати. Схватив первое, что попалось мне под руки, и вооружившись, я обнаружила, что Рейчел прижала грабителя с ножом к стене ножками стула Людовика четырнадцатого. Он посмотрел на меня с некоторым удивлением и засмеялся. Лицо Рейчел омрачилось, и она подняла стул, чтобы ударить его.
- Нет! Не антикварной мебелью! - воскликнула я и бросила свое оружие в его лицо. Это оказалась открытая бутылка духов, которая стояла на столике. Как я и надеялась, духи попали ему в глаза, и он отшатнулся назад, пытаясь протереть их, но вместо этого ему удалось сделать ситуацию еще хуже. Я выбросила вперед свое колено и попала ему прямо в семейные ценности. Он встал на колени и втянул в себя воздух, а я, используя эту возможность, врезала ему по башке хрустальным флаконом из-под духов. В комнате стало дышать нечем из-за ароматного запаха и, смахивая с глаз слезы, я пересекла комнату и полностью распахнула стеклянные двери, выходящие на балкон.
Как только я возвратилась, Рейчел, жалобно всхлипывая, оказалась в моих руках.
- Там все в порядке, - сказала я, чувствуя себя весьма самодовольно за совершенные действия. - Все кончено.
- Нет, это не так. Стул - это копия, а вот духи - это духи Клайва Кристиана "Императорское величие", - причитала она.
Я похлопала ее по спине, успокаивая.
- Мы купим у Клайва еще одну бутылку.
Рейчел, которая только что чуть не плакала, сейчас смеялась так, что заработала икоту.
- Они стоят двести пятнадцать тысяч долларов за бутылку!
- За духи?!
Моя голова закружилась. Я мысленно высчитывала, смогу ли я вернуть этот долг до выхода на пенсию и поняла, что ответ будет - нет.
- Я не могу позволить себе погасить этот долг. Мне придется жениться на тебе и оплачивать его, прислуживая тебе.
Рейчел откинулась назад, посмотрела на меня и икнула.
- Это самое странное предложение, которое когда-либо делали мне. Да, я принимаю его, - она крепко поцеловала меня прежде, чем я смогла запротестовать, что мое легкое сердечное замечание могло быть принято более серьезно, чем я подразумевала. Это произошло, вероятно, примерно в то же самое время, когда моя голая задница была сфотографирована через открытые двери энергичным папарацци, поднявшимся вверх по водосточной трубе.
Твоя Дочь - "Секс-Рабыня", Бентли.
