Море было таким гладким и спокойным, что лодка легко скользила вперёд. Никаких ударов, никакой тряски, никаких ледяных порывов ветра. Только звучный стук мотора и равномерное журчание воды вокруг нас. Слишком громкое, чтобы разговаривать, слишком тихое, чтобы бояться. На один эйфорический момент я подумала, что сама настроила море так умеренно. Оно подчинялось мне и дарило мир.

Я откинулась назад и смотрела на звёзды. Мне ничего не было нужно. Ни еды, ни слов, ни прикосновений. А также никаких новых завоеваний. Моё тело принадлежало мне, а моя душа начала с ним примиряться. Это не было полное счастье, а глубокое, восстанавливающее расслабление, перемирие между двумя сражениями. Первое я выиграла. Второе было ещё далеко-далеко.

Внедорожник Колина ждал нас в порту Хёрнум. Когда я села, одеревеневшая от длительной неподвижности и промёрзшая до костей, на пассажирское сиденье, а Колин забросил мой багаж на заднее сиденье, у меня в первый раз выступили слёзы. Я, сбитая с толку, сморгнула их, но потребность плакать осталась. Хотя я бы с удовольствием продлила бы ещё молчание с Колином, я всё же попыталась избавиться от давления в горле с помощью разговора.

- Как ты думаешь, владельцы конюшни удивятся, если ты появишься там так поздно? - По крайней мере, речь шла о конюшни с коттеджами для отдыха и езде верхом на пони для туристов.

- Нет. В виде исключения нет. Это ведь часто случалось и раньше. Но прекрасная женщина-компаньонка - это премьера, - добавил Колин, после того, как я бросила на него пронзительный косой взгляд.

- Нильсен чуть не наделал в штаны, когда приблизился к острову. Он даже не хотел довезти меня до берега.

Колин коротко фыркнул.

- Ах ты, Боже мой. Добрая душа. Он приехал прошлой субботой, когда я тренировался. Смотрел на меня безмолвно в течение несколько минут, а потом сбежал. - Да, тренировка Колина по каратэ могла оказать пугающее воздействие. А к эротическому обаянию, которое его при этом окружало, Нильсен был, по всей вероятности, лишь относительно восприимчив.

- А кто ... с кем ты имеешь дело в конюшне Луиса? - выспрашивала я. - Это тоже мужчина или ...

- Молоденькая, платиновая блондинка, грудь - как турбины, и всегда согласна. Настоящий вампир. Она тебе понравится.

Пойманная с поличным, я поджала губы. Они всё ещё были немного опухшими от наших укусов и поцелуев. Больше укусов, чем поцелуев. Остаток поездки я держала рот на замке, и, казалось, у Колина тоже не было потребности вести светскую беседу.

Вампир оказался старым, согнутым стариком с самыми впечатляющими кривыми ногами, которые я когда-либо видела воочию. Можно было свободно прокатить арбуз между его коленями.

- Он уже с нетерпением ждёт вас! - крикнул он Колину навстречу, когда мы вышли их машины. - О. Здравствуй, здравствуй, юная леди. - Он коснулся пальцами своей шапки и подмигнул одобрительно Колину. Из конюшни раздалось характерное ржание. Луис.

- Спасибо, Янзен. - Колин поднял руку в приветствии. Старик остался стоять на почтительном расстоянии от нас. Я чувствовала, что он смотрел нам вслед, когда мы шли к конюшне. Упругие шаги Колина ускорились, я же, напротив, повременила бы ещё немного.

- Почему он принимает тебя? Он совсем не выглядел испуганным, - удивилась я.

- Сначала он тоже не хотел, чтобы я был здесь. Когда же я представил ему Луиса, то он начал сомневаться в своём решении. Тогда я попросил его понаблюдать за мной во время верховой езды, и он согласился. Я уже знаю это образец. Он лошадник. Его интересует только то, как я обхожусь с животными. Доверяют ли они мне. А они делают это.

Ещё раз в ночи раздалось ржание Луиса - громче, а так же более требовательно. Он стоял в конце прохода конюшни, пустое стойло между ним и другими лошадьми. Я осталась стоять неподвижно, когда Колин подошёл к нему, и Луис прижал свою тяжёлую голову к его щеке. Потом уши Луиса шевельнулись в мою сторону, и он, узнав меня, фыркнул.

- Он узнал тебя снова. Комплимент.

- Я тоже рада, - ответила я саркастически, но я тайно наслаждалась нежностью Колина, которая с сегодняшнего дня относилась не только к Луису, но и ко мне. Она глубоко меня растрогала. Ещё никогда конец дружбы не приносил мне такого облегчения и в тоже время наполнил тёмной, тяготящей тоской. Становилось всё хуже. Опять на мои глаза навернулись слёзы.

- Я полагаю, ты не хочешь проехаться верхом?

Я покачала головой. Говорить было слишком опасно, слёзы близко. Чувствовал ли Колин вообще, что со мной происходило? Я сама себя не понимала.

Он вывел Луиса из прохода конюшни, привязал его и пошёл впереди меня к маленькому, покрытому соломой домику, который был построен как раз рядом с конюшней. Он служил как дом для отдыха для тех лошадников, которые сразу, как проснуться, хотели чувствовать запах навоза в носу. Например, Колин.

Он открыл и отошёл в сторону, чтобы я могла зайти. Когда он включил свет, я, ослеплённая, сощурилась, но Колин сменил его быстро на древнюю масляную лампу, которая выглядела так, будто её украли с пиратского корабля, и распространяла успокаивающее слабое мерцание.

Ниша с удобной, широкой кроватью, стол и стул, крошечный диван, телевизор, холодильник - больше здесь ничего не было. Обозримый оплот цивилизации, в котором я снова должна буду дожидаться Колина. Я чувствовала себя отосланной, как и при моём первом посещении Зильта, когда он хотел отправить меня в коттедж.

- Я позабочусь, чтобы тебе принесли что-нибудь поесть. Янзен готовит превосходно. Я вернусь через пару часов, тогда мы сможем поговорить.

Прежде чем он смог отвернуться, я схватила его за воротник и сдвинула последний в сторону. Удивлённый он остановился, чтобы позволить сделать мне это. Но следы от моих укусов уже исчезали, а царапин на груди и вовсе не было видно.

- Мне очень жаль, - сказала я. О нет. Мой голос дрожал. - Я только хотела убедиться, что это действительно случилось ... мне нужно доказательство...

Колин поднял свою руку и костяшками пальцев провёл нежно по моей щеке.

- Это чудо, что вообще ещё можно что-то увидеть, - ответил он тихо. - Завтра уже ничего не останется. Если бы я мог, то носил бы отпечаток твоих маленьких, острых зубок на моей коже всю вечность.

Всю вечность. Если мы, люди, говорили так, то это была просто фраза. Если это говорил Колин, то это была правда. Всю вечность. Я в какой-то момент умру, а он будет всё ещё здесь. Не изменившийся. Следующие сто лет. Двести лет, триста. Снова и снова новые встречи. Новые женщины. Как только мне остаться в его памяти? С помощью смешного укуса в плечо, который исчез через несколько часов?

При этом представлении мои слёзы потекли так бурно, что мне пришлось всхлипнуть, чтобы можно было дышать дальше. Я хотела вытереть их с лица, но Колин опередил меня. Осторожно он собрал их с моих мокрых щёк, нежные, щекочущие прикосновения его языка, но они вряд ли могли утешить меня.

- Я этого не понимаю, - плакала я. - Почему я не радуюсь? Я должна бы прыгать до потолка от счастья.

- Посткоитальная грусть. - Колин вытер влагу с моих глаз и облизал свой большой палец. Его складки возле губ углубились в любящей насмешке. - Меня удивляет, что это произошло только сейчас. Ты хорошо держалась.

- Посткоитальная? Что ...? О. Понимаю. - Да. Латинский я учила в Кёльне. Postkoital было что-то вроде как "после полового акта". - Но прекрасно. Почему, собственно, никто об этом не говорил на уроке полового воспитания? И всё-таки этот феномен не был мне совершенно не знаком.

- Знаешь, как французы называют оргазм? - продолжил Колин, не отрывая своего блестящего взгляда от моих слёз, и я была рада, что он не смотрел мне прямо в глаза. - La petite mort. Маленькая смерть. Немного скорбишь об этом. Это всё включает в себя.

- Я думала, что если ... - Я потеряла мужество, но Колин сделал вид, будто я ничего не сказала, и поэтому я быстро снова нашла его. Решительно я набрала в лёгкие воздуха. - Я думала, что если при этом вдвоём ... хм. В мой первый раз у меня до этого не дошло. Ну, с Энди.