- Что же, ты задаёшься вопросом, можно ли тебе это делать или нет? Или может, скорее, сможешь ли ты вынести, если не сделаешь этого? С какими последствиями ты сможешь лучше всего жить? Закон, во всяком случае, здесь совершенно ясен и библия тоже. Не убивай. Я со своей стороны пытаюсь держаться этого.

- Сверчки, которые каждый день дохнут в этих четырёх стенах, к этому не относятся, - дополнила я, взглянув на террариум, в котором насытившаяся Генриетта со сложенными вместе щупальцами изображала благочестие.

- Конечно, конечно, - подтвердил господин Шютц сконфуженно.

– Значит, всё было так просто. Я должна была решить, с какими последствиями я смогу лучше жить.

Этот вопрос уже давно был для меня решён. Я не могла, ничего не сделав, смотреть на то, как чахнет Пауль. Никогда. Лучше пусть на моей совести будет смерть другого существа, чем моего брата. И, к сожалению, у меня не было возможности обратиться в полицию, и таким образом не оказаться самой запертой. А именно в психиатрическую больницу.

Я должна буду пройти через это в одиночку, даже если получу пожизненное заключение. Независимо от этого, Францёз всё равно уже давно был бы в могиле, если бы не был превращён. Если Колин убьёт его, то выполнит только то, что мать-природа хотела сделать уже больше чем сто лет назад.

- Ладно. Знать больше я и не хотела. - Встав, я поцеловала Россини в изящную голову и протянула господину Шютц руку. Может быть, в последний раз. - Спасибо за всё.

Он молча смотрел мне в след, в то время как я исчезала через входную дверь и направлялась к Volvo. Внезапно я так устала, что едва могла идти прямо. Когда я из окна машины помахала господину Шютц на прощание, он поднял руку, а его лицо нахмурилось от беспокойства. Сдерживать его дольше я не смогу. Он точно знал, что что-то происходит, что было что-то очень странное. Но хватало и того, что я подвергала опасности жизнь моих друзей. Не должен ещё и господин Шютц быть одним из них. Кроме того, он поспешит рассказать обо всём моей матери.

Дома я как камень упала на кровать. Мой запас адреналина был окончательно исчерпан. У меня даже больше не было энергии поднять вверх руку и взять бутылку с водой, хотя моё горло было пересохшим и шероховатым от жажды.

В одежде и в обуви на ногах, лицо плотно прижато к подушке, я уснула, в то время как снаружи пред окном дрозды жалобно приветствовали первый тёплый весенний вечер.

Глава 49.

Одна-одинёшенька

Выстрел чисто и быстро отделил моё сознание от сна, как будто хотел раз и навсегда уничтожить мои сновидения. Я свернулась калачиком от внезапной боли, прежде чем панический визг раздался в ночи. Не успел раздаться второй выстрел, как я уже стояла возле окна и смотрела наружу.

Моё дыхание булькало, и я думала, что чувствую вкус крови. Потом тишина была ещё раз на секунду прервана, за тем последовал пронзительный вой, который смешался с моим собственным криком. Я держалась за край подоконника, чтобы не упасть, как он, чьё тело, вздыбившись, повернулось вокруг своей оси.

- Вы идиоты, вы проклятые идиоты, - прошептала я. - Это ведь был только волк. Он ничего вам не сделал ...

В то время как он умирал, его мечты объединились ещё раз с моими. Я чувствовала его боль, его испуг и его разгневанное нежелание умирать, как будто пули разорвали мои лёгкие. Я тоже ещё не хотела умирать и была бесконечно разгневана, когда увидела его перед собой на мокрой, холодной листве, тонкая струйка крови на брылях, лапы дёргаются, как будто пытаются убежать от смерти. Я отпустила подоконник, потому что хотела протянуть руки и успокаивающе погладить по густой шерсти его шеи. Рыдая, я упала на пол.

Умерло больше, чем просто волк, я чувствовала это. Это уже больше не было моим домом. Это был лишь только враждебный, тёмный лес, и я боялась людей, которые жили в нём. Всю зиму я надеялась и молилась, что волк спрячется и охотники не найдут его, что ему будет позволено остаться для меня и Колина. Он дал нам время, тем, что разодрал Тессу. Он добровольно вступил в схватку. Хотя Колин похищал его сны, волк всё-время искал его близости и месяцами выл, после того, как тот исчез, как будто хотел призвать его. Никто, кроме меня, не слышал воя, во все эти морозные, снежные ночи. Его пение утешало меня. Я знала его мечты - он был мне знаком.

Боль в моих лёгких утихала медленно, но как только я могла двигаться, то встала, чтобы упаковать вещи. Мне нужно было убраться отсюда. Одно мгновение я ненавидела всю деревню, хотела пройти через несколько имеющихся улиц и громко прокричать моё отвращение, чтобы встряхнуть каждого отдельного жителя из его ханжеского сна. Но это всё равно не оживило бы волка.

Я уже держала прохладную ручку входной двери в руке, когда звонок телефона разорвал тишину дома. Телефон? Сейчас? Было только четыре часа утра - новости, которые меня ожидали, не могли быть хорошими. В такое время нам звонил кто-то уже два раза, и каждый раз объявлял о смерти. О смерти матери мамы и о смерти матери папы. Они оба умерли точно за тринадцать дней до своих семьдесят пятых дней рождений, совпадение, из-за которого у меня всегда пробегали мурашки по спине, когда я об этом думала. Но теперь я вспомнила, что был ещё и третий звонок. Не сообщение о смерти, и всё-таки связан со страхом, чьё эхо снова догнало меня со всей беспощадностью.

Это случилось во время грозы ночью прошлым летом - электричество вырубилось, и всё-таки телефон звонил несколько минут, пока я не взяла трубку и услышала голос, который был ни человеческим, ни животным и звучал ни по-женски и ни по-мужски, но очень древне и так могущественно, что я не могла перебороть себя, чтобы положить трубку. До сегодняшнего дня я точно не знала, кто звонил и что собственно хотел, почему потребовал моего отца. Только одно мне было ясно - это мог снова быть он.

И как в ночь грозы, в которую я в любой момент ожидала свою смерть, я, в эти серо-чёрные утренние часы, стояла как парализованная перед звонящим телефоном и смотрела, как моя рука, бледная и худая, двинулась вперёд и вытащила его из своего зарядного устройства.

Я воздержалась от того, чтобы называть своё имя, это было излишне. Я ещё не прижала ухо к трубке, как мне навстречу уже раздался глубокий, затяжной вздох и вызвал внутреннее оцепенение, от которого я не могла убежать. Я должна была слушать, хотя на линии непрерывно шумело и трещало, существо на другом конце ничего не говорило, только дышало, слишком медленно. Оно должно было задохнуться, но вся его аура была настолько подавляющей, что я втянула голову между плеч и испуганно упала на колени, как будто хотела пасть пред ним ниц и поклониться. Я даже не думала о том, чтобы сказать что-то самой. Для чего? Это существо очаровало, хотя, наверное, находилось в тысяче километров от меня.

Так я сидела, съежившись, в тёмной гостиной, трубка возле уха и ждала. Ждала, пока из его горла вырвался первый звук. Шум моей крови смешался с его голосом, как будто хотел усовершенствоваться.

- Опасность. - Что же, это была очень полезная ссылка. Опасность? Правда? Но мой страх и моё благоговение запретили вставлять любые комментарии. Теперь, казалось, на линии поднялся шторм, он бушевал и гудел, и я поняла ещё только два слова, пока соединение не прервалось с металлическим ударом: "юг" и "глаза".

Хотя всё моё тело мёрзло, моя рука была мокрая от пота, так что трубка телефона выскользнула из пальцев и с грохотом упала на пол. Я всё ещё не могла двигаться, но к моему ужасу присоединилось сердитое животное в животе, которое почувствовало себя потревоженным в своём сне и шипя запрыгнуло на внутреннюю сторону моего желудка.

- Я так устала от всего этого! - воскликнула я и подняла телефон, чтобы со всей силы бросить его о стену. Удовлетворённо я смотрела, как он разлетелся на части, а батарейки покатились по полу. Но этого было не достаточно. Ещё раз я швырнула его, потом третий, четвёртый, сопровождая всё дикими проклятиями, пока не охрипла от крика.