А рядом с ним какие-то новые люди сидят, которых Нил раньше не видел, — трое, в длинных красных рубахах. Сидят, долговязые, шепчут что-то, качаются и переговариваются между собой, и над бабой белыми руками водят.

И баба тоже видом поменялась. Хоть она и в рубахе, и запелената, а видны Нилу стали все ее кости и внутренности, и сердце, и печенка, и женские части. Под правым боком у нее темно, гниль и чернота какая-то теснится, в разные стороны корни пустила, по всему телу расползлась. А долговязые люди в красных рубахах, Ферапонтовы помощники, эту черноту из ее тела выковыривают, вытягивают, высасывают. Корчится баба, больно ей — а все ж гниль в ее теле уменьшается и скоро совсем ее не станет. Помощники переговариваются, а потом снова за дело принимаются, сучат пальцами, шарят по больной бабе белыми тонкими руками и черную гниль из нее помаленьку вытягивают.

Всю ночь смотрел Нил, как люди в красном бабу лечили. А к рассвету Ферапонт помаленьку стал таким, каким был прежде, а помощники его куда-то пропали. Вроде только еще тут сидели, все трое, шептались и колдовали, а вот уже вместо них просто тряпки красные висят, и дымок от догоревшей сальной плошки вьется.

Велел Ферапонт Нилу отдохнуть и сам спать лег. Нила тут же сон сморил, без сновидений.

К полудню мужик за бабой вернулся и забрал ее домой. А она обратно сама идет, без поддержки. Муж как это увидел, обрадовался и отблагодарил Ферапонта бочонком солонины и тремя рублями денег.

Вечером сели Нил и Ферапонт ужинать. Едят молча, хлеб в щи макают. Вдруг Ферапонт спрашивает:

— Ты ночесь что видел?

Нил сперва отнекивался, боялся говорить. Тогда Ферапонт ему сказал, что если Нил все как на духу не расскажет — пусть идет вон из избы. Нил после этого темнить перестал и все виденное ночью пересказал: и про трех красных помощников, и про клубок гнили у бабы в теле. Расстрига его слушает и головой кивает — все, мол, так и было, как ты говоришь, А потом, дослушав рассказ, вот что сказал:

— Я когда тебя нашел, сразу понял, что ты особенный. Только ты этого за собой не знаешь. Или знаешь, но признаться боишься. Другой бы вчера ночью убежал из избы, а ты моего голоса послушался, остался и помощников смог разглядеть. Это не всем дается. В этот раз красные приходили, а иной раз черные бывают, или белые, или с волчьей головой, или с ослиной какой. Наперед знать нельзя. А бывает, вообще никто не приходит — тогда лечение не получается.

Тут старик замялся, ложку выронил и полез за ней под стол. А когда вылез, говорит Нилу:

— Вот что, Нил Петрович, оставайся у меня жить. Я уже старый, скоро в могилу сойду, а мне ученика хочется, чтобы дело продолжил. Вижу я, что тебе внутреннее зрение дано. Ты у меня знахарству научишься, заговорам и заклинаньям. Сам будешь помощников вызывать. Учеба у меня долгая, зато будешь жить не тужить, хлеба кусок верный, и люди тебе благодарны будут. Ну а ты уж меня не брось, коли я состарюсь совсем или захвораю там. Корми, обихаживай как родного отца. Ну что — по рукам?

А куда было Нилу податься? Он подумал немного и согласился.

18. Видения

По весне началась у Нила учеба. Целыми днями он по полям ходит с Ферапонтом, коренья выкапывает, травы и листья рвет, глину, смолу и дикий воск в короб собирает. А по вечерам они вместе отвары делают, мази разные. Учит расстрига Нила, какими заговорами помощников кликать, а еще объясняет, как болезни на теле проявляются, как их по глазам, ногтям да губам определить можно, по дыханию, поту или моче.

В первый год Ферапонт Нилу людей пользовать не разрешал и самого главного отвару пить не давал. Смотри, говорит, запоминай, как я делаю, а сам не пробуй. В тебе сила есть, да спит еще. Вот будет время, будет тебе знак дан, пробудится сила — тогда лечить начнешь. А пока рано, учи заговоры да собирай травы.

Нил у Ферапонта спрашивал — а что за знак? Расстрига толком объяснить не мог. Знак, говорит, один-два раза в жизни можно увидеть. Кому повезет, у кого силы много — три раза случается.

У каждого знак свой, и каждому он свою неизъяснимую правду раскрывает. Запомнить или пересказать ту правду нельзя, а тем более записать. Будет тебе знак, откроется правда — многое постигнешь, чего раньше не ведал. Людей начнешь понимать, мысли их слышать и болезни чувствовать. А главное — помощники начнут на твой зов приходить и делать то, что ты им прикажешь.

Прошел год, за ним еще один. Весной 189… года, как снег сошел, Ферапонт Нилу объявил, что надо ему знак искать.

— Да где ж я его найду? — спрашивает Нил. — Разве ты подскажешь?

— Нет, знак сам перед тобой проявится, а когда и где — мне неведомо. Ты, главное, смотри по сторонам, принюхивайся, прислушивайся и во всем скрытый смысл ищи. Вот, к примеру, глянь в окно — видишь, верба расцвела на южной стороне, у забора? Так вот, ты мимо нее ходишь каждый день и ничего не замечаешь. А ты, Нил Петрович, остановись как-нибудь у вербы и пощупай ее, понюхай, на язык возьми, в руках почку разотри. И подумай над этой вербой крепко. Только не так, как обычно думаешь. Обычно ты взрослыми глазами на нее смотришь, ко всему привычными и до нового ленивыми. А ты посмотри как ребенок — будто в первый раз эту вербу видишь, чуешь и осязаешь. Забудь, что верба «вербой» зовется, что ты ее уже много раз видел. И на другие вещи тоже так смотри, новыми глазами. Забудь, как их люди называют и для чего пользуют, смотри на них целиком, как они есть, и удивляйся все время. Вот когда научишься так смотреть и удивляться — жди знака.

Нилу все это понять сперва было сложно. Бывало, ходит он по избе, берет всякие разные предметы и смотрит на них, как ему Ферапонт наказывал. А все не получается. Вот, например, горшок — как на него можно по-иному посмотреть? Ведь горшок — это горшок и есть, что в нем нового?

А все-таки Ферапонтова наука даром не прошла Стал Нил замечать за собой, что может иногда посмотреть на вещь какую-то без обычных своих мыслей, не произнося про себя ее названия. И если долго так смотреть, то голова успокаивается и проясняется, и появляется в этой вещи красота и смысл, которых раньше не было видно.

Наконец в мае, когда черемуха отцвела явилось Нилу видение. Дело было так. Возвращался он из деревни поздно вечером. Его туда Ферапонт послал за творогом и медом. Идет Нил по тропе: справа лес, слева — луг на холме, и на лугу конский табун пасется. Вечер теплый, ветер ласковый, колышет травы, треплет гривы и хвосты лошадям. Солнце только село, и первая яркая звездочка зажглась на синем небе. Вдруг одна кобыла голову подняла, в южную сторону посмотрела и заржала. А за ней весь табун, будто учуяли что кони.

«Неужто волк рядом?» — подумал Нил. Стал он по сторонам головой вертеть и приглядываться в ту сторону, куда табун смотрел.

Вроде не видно ничего. Вдруг табун тронулся, словно по чьему-то приказу, и с верхушки холма в другую сторону стал спускаться. Нил тогда лукошко с медом и творогом на пригорок поставил и сам с дороги свернул. Пошел по траве за табуном. Идет тихим шагом и глаз с коней не спускает — ждет, что дальше будет.

Вот и верхушка холма, куда табун ушел. Поднялся на нее Нил, взглянул вниз — а там такая красота! Вся трава луговая волнами колышется и будто светится изнутри зеленым светом. А на небе звезд без числа. Только что одна звездочка была, а теперь весь небосвод в звездах, и каждая из них своего особенного цвета, и все они мерцают и переливаются, точно драгоценные камни — яхонты, смарагды и адаманты. И полумесяц серебряный висит, покачивается, и звон от него идет, будто от колокольчика.

Глянул Нил вниз по склону, а там кони в круг выстроились и в высокой траве хоровод водят. В середине хоровода стоит большой вороной жеребец, без седла и сбруи. Сидит на вороном ребенок, мальчик лет девяти, черноволосый и весь голенький. Три круга кони вокруг вороного жеребца с мальчиком сделали, остановились и расступились. Мальчик тогда пяткой коня легонько тронул, и пошел тот вверх по склону, как раз в сторону Нила.