Однако вопреки всем стараниям лекаря чаще всего желудок больного перестает работать, и смерть наступает через двое-трое суток после того, как несчастный почувствовал себя плохо и перестал принимать пищу. Раньше, несколько десятков лет назад, сородичи заболевшего отсчитывали три дня с того момента, как он отказался от еды, и если он по-прежнему не мог (или не хотел) есть, то его убивали, а затем с почестями хоронили. Следует сказать, что сами умирающие никогда не просили пощады или отсрочки, а даже торопили свою кончину, настолько стоически они относятся к смерти».
Однажды, проходя по деревне, Гарнье заметил сидевшего у выхода в хижину юношу. Это был уже не человек, а обтянутый сероватой кожей скелет. Бедняга, знавший инженера, робко попросил у Гарнье немного табаку.
— Но ты нездоров… Ты плохо выглядишь… Курение тебе повредит… — заметил Гарнье.
— О господин, это не для меня! Я умру, наверное, дня через два…
Так все и случилось: несчастный умер на исходе второго дня. Гарнье часто расспрашивал канаков о том, откуда взялась эта страшная болезнь, уносившая столько жизней, и все они в один голос утверждали, что ее завезли в эти края белые. Один из туземцев, вождь с маленького островка Уэн, рассказывал, что двадцать пять лет назад, когда у острова появились первые английские каботажные суда[287], деревня, в которой жил его отец, практически опустела, так как все жители вымерли от этой страшной болезни. Те, кто пережил ужасное бедствие, покинули родную деревню и переселились на другой конец острова.
Врачи военно-морского флота всерьез озабочены тем, что эта жестокая болезнь беспощадно косит туземцев и они могут просто исчезнуть с лица земли, а в результате наша колония лишится местного населения, что весьма нежелательно.
Медики внимательно изучили множество случаев и не нашли сколько-нибудь серьезной причины возникновения болезни, а потому вынуждены были удовлетвориться наличием нескольких гипотез, которым можно легко найти как подтверждение, так и опровержение[288].
«Канакам совершенно незнакомо чувство страха перед смертью, — писал Гарнье. — Их представления о мире — это представления большого наивного ребенка, но они от этого нисколько не страдают. Канаки предпочитают как можно меньше работать, так как потребности их очень невелики, и работают они только для того, чтобы раздобыть некоторые предметы роскоши, ставшие для них необходимыми: европейскую одежду, лакомства, безделушки, служащие им украшениями, табак.
Все остальное время канаки бродят где им вздумается, свободные, словно дикие животные, с которыми их роднит пугливость и желание ни от кого не зависеть. Когда же канаками овладевает желание повеселиться, начинается настоящая оргия[289], которую либо предваряет, либо завершает убийство одного или двух из них, а то и целая бойня. Иногда канаки по любому поводу, а то и вовсе без повода предаются бешеным пляскам.
Этот национальный танец, под названием пилу-пилу, в прежние времена всегда исполнялся на празднествах, во время которых канаки предавались радостям каннибализма. Теперь же подобными увеселениями сопровождаются дни окончания сбора урожая, а также похороны какого-нибудь высокопоставленного лица или рождение сына вождя. Такими же плясками встречают и государственных чиновников.
В этих шумных увеселениях принимают участие и мужчины и женщины, но по отдельности. Мужчины, абсолютно голые, встают в круг или выстраиваются в затылок друг другу. Скулы, веки и брови у них выкрашены синей или красной краской, а в волосы воткнуты разноцветные перья и веточки с листьями. Грудь у каждого танцора вымазана жиром и охрой, в руках у него зажат топор или палица или просто толстая палка с султаном из белых перьев на конце.
Мужчины движутся по кругу, ритмично стуча по земле своими грозными орудиями убийства, затем ненадолго останавливаются перед вождем или важным гостем и преподносят ему свои дары: фрукты, кокосовые орехи, бананы, ямс, рыбу. Если деревню посетил губернатор, то ему преподносят белого петуха и оружие. За этими дарами, которые как бы символизируют полное подчинение гражданскому или военному лицу, следует еще одно приношение: привязанная за ноги к бамбуковой палке молодая свинка.
Обычно гость в свой черед одаривает гостеприимных хозяев одеждой, тканями, табаком и деньгами, а также животными, которых тотчас же убивают, чтобы после плясок устроить пир.
Затем начинаются собственно танцы, сопровождаемые звуками туземных флейт и ритмичным похлопыванием по полым кускам бамбука. Какие неописуемые прыжки и движения выделывают танцоры! Как резко выбрасывают они руки в разные стороны! Как дергаются их бедра и ноги! Какие гримасы они корчат! И делают они эти судорожные движения, подчиняясь определенному ритму, выполняя дичайшие прыжки почти одновременно, с поражающей воображение точностью!
Время от времени из трепещущих от возбуждения грудей вырывается ужасающий вопль. Он разносится над деревней и лесом и постепенно замирает вдали. И эти безумные упражнения, сопровождаемые звериным ревом, длятся до тех пор, пока танцоры не начнут обливаться потом, на губах у них не выступит пена и они не повалятся на землю без сил…»
Прежде чем закончить это довольно краткое описание замечательного путешествия господина Гарнье, нам надо еще поговорить о растении, чье название будет непременно многократно звучать в беседах жителей Новой Каледонии и тех, кто там побывал.
Растение это на местном наречии называется ниаули, оно произрастает только на Новой Каледонии и является для этого края тем же, чем эвкалипт для Австралии. Его присутствие придает местным лесам свой особый колорит. Это растение всегда поражает путешественников, когда они видят его впервые.
Ниаули (Melaleuca viridiflora) встречается на Новой Каледонии повсеместно: в долинах, на склонах холмов и даже высоко в горах, среди скал. Его неровный, искривленный, перекрученный ствол отдаленно напоминает ствол оливкового дерева. Кора у него грязно-белого цвета, что заставляет вспомнить какую-нибудь засаленную тряпку. От ствола во все стороны торчат корявые ветки с мелкими темно-зелеными листочками. Ниаули поразительно живуче и убивает все другие виды растений, которые растут рядом. Молодые побеги в изобилии появляются повсюду, и оно давным-давно завоевало бы весь остров, если бы время от времени огонь не уничтожал густые заросли, а также если бы колонисты не употребляли его для различных нужд.
Следует сказать, что древесина этого растения ценится довольно высоко, так как употребляется и краснодеревщиками при изготовлении дорогой мебели, и каретниками для производства экипажей, и плотниками для оконных рам, а также в судостроении и вообще там, где требуется особо крепкая древесина, ибо ниаули почти не поддается гниению даже в воде.
Кора этого растения представляет особый интерес: она образована из крохотных, очень тонких и прозрачных концентрических пластинок, наложенных одна на другую. Можно без особого труда отделить эти пластинки одну от другой. Из сырой, необработанной коры, снятой с дерева большими кусками, делают не пропускающую воду дранку для покрытия крыш. В некоторых домах внутренние стены комнат покрывают полосками коры с пластинками, толщиной не превышающей толщины огуречной шкурки.
Что же делает древесину ниаули столь стойкой против гниения, а ее кору — непромокаемой? Некая клейкая субстанция, то есть смола, пропитывающая и кору, и древесину. Наличие этой смолы позволяет древесине очень хорошо гореть, вот почему ветви этого дерева обычно служат канакам и даже бедным колонистам факелами.
Короче говоря, ниаули является на Новой Каледонии самым почитаемым и высокоценимым растением, хотя выглядит довольно неказисто.
Скажем еще несколько слов относительно питания местных жителей. В прибрежных водах водится много очень вкусной рыбы, и островитяне воздают дарам моря должное. Однако следует остерегаться употреблять в пищу незнакомые виды, так как они могут оказаться ядовитыми, причем до такой степени, что приводят неосторожных рыболовов к гибели. Мало того, даже самые безобидные и самые вкусные рыбки могут в определенный период года стать несъедобными и очень опасными, как, например, сардины. Однажды пять матросов с американского судна погибли, поев сардин.
