Счастливый обладатель самых затейливых и замысловатых узоров является самым почитаемым человеком, его считают как бы наиболее приближенным к местному божеству. У женщин узоров на теле очень мало. Они просты и скромны. У детей, подростков и юношей татуировок нет вообще.

Открыв множество мелких островов, «Астролябия» и «Зеле» подошли к Таити и 9 сентября стали на якорь в бухте Матаваи. Затем они направились к архипелагу Мореплавателей Бугенвиля, обретших печальную славу места, где были злодейски убиты капитан де Лангль и множество матросов. По сведениям, собранным офицерами экспедиции Дюмон-Дюрвиля, выходило, что сие кровавое побоище произошло в результате ужасного недоразумения, а не в результате заговора. Следует добавить, что за все время стоянки ничто в отменно вежливом поведении островитян не говорило об обратном, но все же моряки все время были настороже. Разве можно предугадать, чего следует ожидать от этих коварных океанийцев!

Затем экспедиция направилась к острову Вавау (острова Тонга), где Дюмон-Дюрвиль уже бывал во время предыдущего плавания. Здесь он повстречал старых знакомых, а именно миссионеров-протестантов, англичан, которые предпринимали отчаянные усилия для того, чтобы создать как бы противовес распространению влияния французских миссионеров, ослабить это влияние и даже совсем уничтожить. Причем занимались своим делом эти проповедники мира столь рьяно, что иногда даже не боялись прибегать к насилию, чтобы сделать жизнь миссионеров-католиков невыносимой и чтобы изгнать их с некоторых островов. Дюмон-Дюрвиля ждала здесь еще одна неожиданная встреча: ему на глаза попался матрос Симоне, который остался на Тонгатабу, дезертировав во время нападения туземцев на отряд французов. Жизнь этого бедняги, который мечтал о беззаботном существовании и полнейшем безделье в солнечной стране дикарей, вовсе не была окрашена в розовые тона. Вожди туземцев проклинали его и изгоняли отовсюду, поэтому несчастный скитался с острова на остров и нигде не мог осесть надолго. Симоне, неугомонный, непоседливый и довольно распутный парень, навлек на себя гнев миссионеров-протестантов, которые обвиняли его в том, что он — католик и продает туземцам водку, что наносило ущерб торговле правоверных лютеран, которые не гнушались никаким источником доходов. К тому же Симоне вызвал неудовольствие священников-протестантов еще и тем, что стал переводчиком одного священника-католика. То был французский миссионер, и знакомство с соотечественником пробудило в душе нечестивца Симоне давно забытые воспоминания детства и отрочества. Миссионер-католик стал покровителем и защитником Симоне, и именно это переполнило чашу терпения протестантов, которые объявили им настоящую войну. В результате католический священник был вынужден отступить и покинуть острова. Но перед отъездом он позаботился о том, чтобы дать Симоне письмо, в котором разоблачались все неблаговидные поступки протестантов и которое матрос должен был вручить капитану первого французского военного корабля, что появится в этих водах. Опасаясь, что письмо будет иметь крайне нежелательные последствия, миссионеры-протестанты потребовали, чтобы Симоне либо уничтожил его сам, либо передал им. Симоне наотрез отказался, и участь его была решена. Однажды ночью его похитили и отвезли на маленький пустынный островок, который он мог бы покинуть, уплатив двадцать пиастров[194].

Когда в бухте показались «Астролябия» и «Зеле», Симоне был доставлен на флагманский корабль связанным по рукам и ногам, как какой-нибудь злоумышленник. Представ перед лицом капитана, Симоне хотел было оправдаться, но его не стали слушать, а заковали в кандалы. Сняли их с бедолаги только у берегов Новой Зеландии, и Симоне тотчас же съехал на берег. Англичане избавляют своих соотечественников, даже самых недостойных, от подобных наказаний, дабы не ронять перед островитянами свой престиж и не выставлять себя в глупом и смешном виде. В данном случае, похоже, Дюмон-Дюрвиль затаил злобу, что весьма недостойно столь прославленного человека, и выместил ее на своем беззащитном подчиненном, который, к слову сказать, пострадал за интересы Франции.

У берегов Вавау корветы простояли недолго и отправились на острова Хаапаи. Два английских миссионера оплатили свой проезд и были с почетом препровождены к новому месту службы, где они, разумеется, собирались бороться с французским влиянием и с католицизмом.

Острова Хаапаи принадлежали в то время Финану, самому прославленному воину, который когда-либо рождался на архипелаге Тонга. Финан предчувствовал близкое наступление европейской цивилизации на острова Океании и умел предвидеть свойственные ей пороки. Два вождя с Тонгатабу, проведшие 15 месяцев в Сиднее, рассказали ему однажды о том, что там можно умереть с голоду, находясь у битком набитого едой склада.

— Разве такое возможно? Как же так? — вопрошал Финан.

— Ну да, — отвечал собеседник, — потому что для того, чтобы прокормиться, нужны деньги.

— Деньги?! — изумлялся Финан. — А что это такое? Из чего они сделаны? Что это, железо? Из них можно сделать оружие и другие полезные вещи? А если можно, то почему же каждый не позаботится и не сделает себе деньги, чтобы обменять их на товары, которые ему нужны и которые он хочет иметь?

Как всякий настоящий дикарь, Финан был сторонником самых простых решений, что является уделом людей с трезвым рассудком. Он возмущался и протестовал, а вождь по имени Тонга[195] старался успокоить его и просветить:

— Деньги, — говорил он, — штука гораздо более удобная, чем вещи.

— Но почему?

— Вещи всегда можно обменять на деньги, а именно на серебро или золото, потому что потом, в любую минуту, когда потребуется, можно обменять деньги на вещи. Любая вещь может испортиться, а вот деньги — нет. Они не могут стать хуже!

Несмотря на столь разумное объяснение, Финан упорствовал и возражал:

— Нет! Что-то здесь не так! Не может так быть! Это же полный абсурд: придавать металлу какую-то цену, хотя он сам столько не стоит! Если бы для этих целей употребляли железо, то это было бы очень хорошо, очень правильно, так как из него можно сделать топоры, ножи, ножницы, сабли… Но серебряные деньги? Да зачем кому-то нужно серебро? Если у тебя есть лишний ямс, ты меняешь его на ткани. Хм… хм… Деньги, серебряные деньги… Конечно, деньги — вещь удобная, они не могут испортиться… Но тогда… тогда человек их закопает в землю, а не поделится со своими соседями, как подобает благородному вождю… Да, он станет скупым, злым и будет думать только о себе, что никогда не случится, если у него будут продукты, потому что их надо либо отдать, либо обменять…

Корветы покинули Полинезию и проследовали в Меланезию, к острову Пива в архипелаге Вити. Один из вождей, живших на этом острове, по имени Накалассе, незадолго до этого перебил почти всю команду французского судна «Жозефина», как всегда, заманив моряков в ловушку. Разграбив корабль, этот дикарь приобрел грозное оружие: ружья, пушки, сабли, кинжалы, а также порох и ядра. Теперь он терроризировал своих соседей и держал бедняг в постоянном страхе.

Дюмон-Дюрвиль считал, что для сохранения чести французского флага, а также для обеспечения безопасности французских судов в этом районе преступление должно быть сурово наказано.

Проведение карательной экспедиции затруднялось тем, что остров этот был окружен цепью рифов. Корветы, встав напротив укрепленной деревни Накалассе, были вынуждены бросить якорь на довольно большом расстоянии от крепости, что делало ее еще более неприступной, так как она оставалась недоступной для корабельной артиллерии.

Штурм начался 17 октября. В пять часов утра от кораблей отошли шлюпки с пятьюдесятью матросами под командованием капитан-лейтенанта, а также два баркаса, в которых находились почти все офицеры обоих корветов, добровольно решившие принять участие в этой экспедиции. Моряки были готовы к тому, что дикари окажут упорное сопротивление, тем более что еще накануне Накалассе заявил, что он не сдастся и предпочтет погибнуть под развалинами своей крепости, чем капитулировать. Однако, как оказалось, все его заявления были лишь пустым бахвальством, и вождь трусливо бежал, даже не попытавшись изобразить хотя бы видимость сопротивления. Французские моряки, желая преподать урок, который запомнился бы надолго, разрушили и деревню и крепость до основания, буквально стерли их с лица земли.