На горбу катающие
Грезят о зарплатах
Счастливы горбатые,
По тропочкам несясь.
Бедные, богатые —
У них, а не у нас.
Продали подряд все сразу
Племенам соседним,
Воинов гноят образо-
ваньем этим средним.
От повальной грамоты —
Сплошная благодать.
Поглядели мамонты
И стали вымирать
Дети все с царапинами
И одеты куце,
Топорами папиными
День и ночь секутся.
Скоро эра кончится —
Набалуетесь всласть!
В будущее хочется?
Да как туда попасть?!
Нам жрецы пророчили, де
Будет все попозже.
За камнями — очереди,
За костями — тоже.
От былой от вольности
Давно простыл и след.
Хвать тебя за волосы
И глядь — тебя и нет.
Притворились добренькими,
Многих прочь услали
И пещеры ковриками
Пышными устлали.
Мы стоим, нас трое, нам —
Бутылку коньяку.
Тишь в благоустроенном
И каменном веку.
Встреться мне — молю я исто, —
В поле Аэлита,
Забери ты меня из то-
го палеолита!
Ведь по многим отзывам —
Я умный и незлой,
То есть в веке бронзовом
Стою одной ногой.
[1977]
ПРО РЕЧКУ БАЧУ И ПОПУТЧИЦУ ВАЛЮ
Под собою ног не чую,
И качается земля.
Третий месяц я бичую,
Так как списан подчистую
С китобоя-корабля.
Ну, а так как я бичую —
Беспартийный, не еврей,—
Я на лестницах ночую,
Где тепло от батарей.
Это жизнь' — живи и грейся.
Хрен вам, пуля и петля'
Пью, бывает, хоть залейся,—
Кореша приходят с рейса
И гуляют от рубля.
Рупь не деньги, рупь — бумажка,
Экономить — тяжкий грех.
Ах, душа моя — тельняшка
В сорок полос семь прорех.
Но послал Господь удачу,—
Заработал свечку он,—
Углядев, что горько плачу,
Он шепнул: — Валяй на Вачу,
Торопись, пока сезон.
Что такое эта Вача —
Разузнал я у бича,
Он на Вачу ехал плача,
Возвращался — хохоча.
Вача — это речка с мелью
В глубине сибирских руд.
Вача — это дом с постелью,
Там стараются артелью,
Много золота берут.
Как вербованный ишачу,
Не ханыжу, не торчу.
Взял билет, лечу на Вачу,
Прилечу — похохочу.
Нету золота богаче —
Люди знают, им видней.
В общем, так или иначе,
Заработал я на Ваче
Сто семнадцать трудодней.
Подсчитали — отобрали
За еду, туда-сюда…
Но четыре тыщи дали
Под расчет — вот это да!
Рассовал я их в карманы,
Где и рупь не ночевал,
И поехал в жарки страны,
Где кафе да рестораны,
Позабыть, как бичевал.
Выпью — там такая чача! —
За советчика-бича.
Я на Вачу ехал плача,
Еду с Вачи хохоча.
Проводник в преддверьи пьянки
Извертелся на пупе,
Тоже и официантки,
А на первом полустанке
Села женщина в купе.
Может, вам она как кляча,
Мне — так просто в самый раз!
Я на Вачу ехал плача,
Еду с Вачи веселясь.
Слово за слово у Вали —
Как узнала про рубли —
То да се, да трали-вали,
Сотни по столу шныряли,
С Валей вместе и сошли.
С нею вышла незадача,
Я и это залечу,
Я на Вачу ехал плача,
Еду с Вачи — хохочу.
Суток пять как просквозило.
Море — вот оно стоит.
У меня что было — сплыло,
Проводник воротит рыло
И за водкой не бежит.
Рупь последний в Сочи трачу,
Телеграмму накатал:
«Шлите денег — отбатрачу.
Я их все прохохотал».
Где вы, где вы, рассыпные?
Хоть ругайся, хоть кричи.
Снова ваш я, дорогие,
Магаданские, родные,
Незабвенные бичи!
Мимо носа носят чачу,
Мимо рота — алычу.
Я на Вачу еду — плачу,
Над собою хохочу.
[1977]
ПРО ГЛУПЦОВ
Этот шум — не начало конца,
Не повторная гибель Помпеи,
Спор вели три великих глупца:
Кто из них, из великих, глупее.
Первый выл: — Я физически глуп! —
Руки вздел, словно вылез на клирос, —
У меня даже мудрости зуб,
Невзирая на возраст, не вырос!
Но не приняли это в расчёт,
Даже умному это негоже.
Ах, подумаешь — зуб не растёт!
Так другое растёт — ну и что же?
К синяку прижимая пятак,
Встрял второй: — Полно вам, загалдели!
Я способен всё видеть не так,
Как оно существует на деле.
Эх! Нашел чем хвалиться, простак! —
Недостатком всего поколенья.
И, к тому же, всё видеть не так —
Доказательство слабого зренья.
Третий был непреклонен и груб,
Рвал лицо на себе, лез из платья:
— Я — единственный подлинно глуп,
Ни про что не имею понятья.
Долго спорили — дни, месяца,
Но у всех аргументы убоги.
И пошли три великих глупца
Глупым шагом по глупой дороге.
Вот и берег, дороге конец.
Откатив на обочину бочку,
Жил в ней самый великий мудрец, —
Мудрецам хорошо в одиночку.
Молвил он подступившим к нему, —
Дескать, знаю — зачем, кто такие,
Одного только я не пойму —
Для чего это вам, дорогие!
Или, может, вам нечего есть?
Или мало друг дружку побили?
Не кажитесь глупее, чем есть,
Оставайтесь такими, как были.
Стоит только не спорить о том,
Кто главней, — уживётесь отлично.
Покуражьтесь ещё, а потом,
Так и быть, приходите вторично.
Он залез в свою бочку с торца,
Жутко умный, седой и лохматый.
И ушли три великих глупца —
Глупый, глупенький и глуповатый.
Удаляясь, ворчали в сердцах:
— Стар мудрец, никакого сомненья!
Мир стоит на великих глупцах,
Зря не выказал старый почтенья.
Потревожат вторично его,
Тёмной ночью попросят: — Вылазьте! —
Всё бы это ещё ничего,
Но глупцы состояли при власти.
И у сказки бывает конец,
Больше нет на обочине бочки,—
В «одиночку» отправлен мудрец.
Хорошо ли ему в «одиночке»?
[1977]
* * *
На уровне фантастики и бреда,
Чуднее старой сказки для детей,
Красивая восточная легенда
Про озеро на сопке и про омут в сто локтей.
И кто нырнет в холодный этот омут,
Насобирает ракушек, приклеенных ко дну, —
Того болезнь да заговор не тронут,
А кто потонет — обретет покой и тишину.
Эх, сапоги-то стоптаны! Походкой косолапою
Протопаю по тропочке до каменных гольцов,
Со дна кружки блестящие я соскоблю, сцарапаю
Тебе на серьги, милая, а хошь и на кольцо.
Я от земного низкого поклона
Не откажусь, хотя спины не гнул.
Родился я в рубашке из нейлона,
На шелковую тоненькую, жаль, не потянул.
Спасибо и за ту на добром слове.
Ношу — не берегу её, не прячу в тайниках.
Её легко отстирывать от крови,
Не рвётся — хоть от ворота рвани ее — никак.
Я на гольцы вскарабкаюсь, на сопку тихой сапою,
Всмотрюсь во дно озёрное при отблеске зарниц,
Мерцающие ракушки я подкрадусь и сцапаю
Тебе на ожерелие, какое у цариц.
Пылю по суху, топаю по жиже,
Я иногда спускаюсь по ножу.
Мне говорят, что я качусь всё ниже,
А я и по низам высокий уровень держу.
Жизнь впереди — один отрезок прожит.
Я вхож куда угодно — в терема и в закрома.
Рождён в рубашке — Бог тебе поможет,
Хоть наш, хоть удэгейский — старый Сангия-
мама!
Дела мои любезные, — я вас накрою шляпою,
Я доберусь, долезу до заоблачных границ.
Не взять волшебных ракушек — звезду с небес сцарапаю
Алмазную да крупную, какие у цариц.
Нанёс бы звёзд я в золочёном блюде,
Чтобы при них нам век прокоротать,
Да вот беда — ответственные люди Сказали: —
