Первой не выдержала Света. Она робко нагнулась к расстеленной пленке, подцепила кусок докторской колбасы, положила его на хлеб и стала жевать, с томлением поглядывая на распечатанную лососину, испускавшую одуряющий запах.

— Приятного аппетита! — не без язвительности сказал Воронов. — Впрочем, мысль неплохая. Уж полночь близится, а Кузина все нету.

Он по-хозяйски сел возле «стола», взял кусок хлеба, положил на него ломтик лососины, посмотрел, что получилось, и добавил второй, украсив бутерброд палочкой спаржи.

— М-м, божественно, — промурлыкал он, дожевав первый кусок. — Елена Дмитриевна, что же вы, присоединяйтесь.

— Спасибо, я подожду, — сказала она, стараясь не глядеть в его сторону.

Вскоре появились Кузин и Галя с Тамарой, сгибаясь под тяжестью сумок и рюкзаков.

—Затарка по полной! — радостно возвестил Кузин, скидывая с плеч рюкзак, в котором что-то звякнуло. — Жидкая фаза в норме. — Он принялся вытаскивать и выстраивать в рядок бутылки водки, портвейна. — Специально для аристократов «Мурфатляр». — Он покосился на Елену. Та и бровью не повела.

Галя с Тамарой извлекали из сумок огурцы, помидоры лук, банки с килькой и кабачковой икрой.

— Всякая разная овощь закуплена или... позаимствована у местного населения, — продолжал Кузин. — а вот с шашлыками вышла накладка. Пришлось даже сгонять на центральную, но и там только свинина второй категории. — Он плюхнул прямо на траву два здоровенных шмата сала с узенькими красными прожилками и торчащей во все стороны жесткой щетиной. — Ну да ничего, под водочку все пойдет, особенно если еще аджикой сверху прикрыть. — Он с гордостью вытащил из рюкзака баночку и поставил рядом с салом. — Это меня в здешнем сельпо порадовали. Настоящая, грузинская. С этим делом и собачатина пойдет за милую душу. Ну-с, по первой, по второй, а потом мужчины займутся мясом, а женщины — увеселением мужчин.

Он плюхнулся рядом с Вороновым, сорвал крышку с первой бутылки водки и принялся поспешно разливать.

— Нам с Галей определенно водочки, Томочке тоже. Светочке — портвешочку, понятное дело. Петрович, ты — нет?

— Я — нет, — сказал Воронов. — Ты же знаешь. Сухонького грамм сто выпью.

— Тогда сам и обслуживайся... Елена Дмитриевна, вам что налить? — совсем другим тоном обратился он к Елене, которая одна оставалась стоять.

— Мне тоже «Мурфатляра», только немного, — сказала она и присела с краешку клеенки.

— Петрович, даму обслужи... Ну что ж, как говорится, за все хорошее на десять лет вперед!

Не дожидаясь остальных. Кузин судорожно влил в себя кружку водки, задыхаясь, схватил огурец и громко зажевал. Галя последовала его примеру, но не столь решительно. Тамара, мелкими глоточками выпив до дна, взялась за помидор и с какой-то грустью оглядела остальных. Света выпила портвейну, хихикнула и потянулась к колбасе.

Воронов пригубил вино, поставил кружку и не спеша сделал себе второй бутерброд с лососиной и спаржой.

Елена отхлебнула немного, потом допила — ей и налили всего чуть-чуть, — пополам разрезала огурец, положила между половинками прозрачный пласт лососины и откусила.

— Так принято в лучших домах? — осведомился Воронов.

— Не знаю. Мне так нравится, — ответила Елена.

— Перва рюмка колом, а втора соколом! — продекламировал Кузин. — Программа та же?

— А как же! — хором отреагировали Галя и Света.

— Мне поменьше, — со слезой в голосе сказала Тамара.

— Я пас, — сказал Воронов. — И эту-то не осилить.

Елена промолчала.

Компания быстро вошла в «фазу обезьяны». Начались какие-то двусмысленные речи, анекдоты, байки о всяких казусах на работе и в семье. Трезвый Воронов в разговоре участвовал активно, смеялся вместе со всеми, только в каждой следующей его реплике Елена все явственнее улавливала недобрую, презрительную иронию.

Ей было интересно наблюдать за Вороновым. Но чтобы этот интерес был не слишком заметен, она иногда переводила взгляд то на медленно текущую речку, то на других присутствующих.

— Кузин! — нетрезво смеясь, крикнула Галя. — Наливай по третьей, что ли? Кузин погрозил ей пальцем.

— Галюнчик, не гони лошадей. Щас дядя Кузин делом займется, а вы пока спойте, что ли, чего-нибудь, или вон музыку врубите, если сами еще не дозрели.

Воронов зевнул и не спеша поднялся.

— Пойду пройдусь, — сказал он, потягиваясь, и добавил вполголоса, ни к кому вроде конкретно не обращаясь, но так, чтобы слышала его одна Елена. — А то начинаю выпадать из коллективных ритмов.

— Ты куда, Петрович? — вскинулся Кузин, и тут же подхватили бабы:

— Виктор Петрович, не уходите!

— Девочки, я ненадолго, — с легким кивком заявил оронов. — До правления и обратно. У меня на три разговор с городом заказан.

Кузин нетвердо встал, перетоптываясь, размял затекшие ноги и подошел к Воронову.

— Петрович, погодь-ка. На пару слов... Воронов пожал плечами и зашагал прочь, позволяя Кузину семенить следом.

За березками Кузин догнал Воронова, взял его за отворот куртки и жарко зашептал:

— Слушай, Петрович, выручай! На тебя одна надежда...

— Конкретнее, Санек, — сказал Воронов, стряхивая с куртки пальцы Кузина.

— Ну ты же знаешь, как у нас всегда... По полной программе, по-русски... Гуляй, душа! Ну там, всяко-разно, вино рекой, игры в бутылочку, песни хором, танцы под луной...

— Групповичок на лоне природы, — ухмыльнувшись, продолжил Воронов. — Ну и что? Чем я могу выручить? Не стоит у тебя, что ли?

Кузин покраснел.

— Стоит, не стоит! Не в этом дело. Надо будет — встанет как миленький... Ты вот что, Петрович... ты ж про звонок-то наврал, просто чтобы свалить отсюда по-быстрому. Тебе ж наши увеселения всегда были не очень. Сидишь, скалишься только...

— Да уж, не любитель, — согласился Воронов.

— Вот видишь. Выручай, а? Уведи отсюда эту...

— Кого? — спросил Воронов, хотя прекрасно понял, о ком говорит Кузин.

— Ну, циричку эту малахольную, Чернову. Сидит, сука, глазами лупает, только кайф ломает — аж кусок в горло не лезет. Галка вон кипит вся, еще через стакан в волоса ей вцепится. Томка киснуть уже начала... Ну сделай, ну, будь человеком...

— И куда ж я ее уведу? В даль светлую?

— Зачем вдаль? — не понял Кузин. — Тут и поблизости грибочки произрастают. Взяли в ручки по кузовку и пошли себе на тихую охоту.

Воронов призадумался.

— Попробую. Обещать не обещаю, но... Если получится — с тебя бутылка.

Кузин обреченно кивнул.

— За магнитофон головой отвечаешь, — добавил Воронов.

— Само собой.

Они вернулись на пригорок. Кузин отправился строгать сало, а Воронов направился к Елене, которая сидела стороне от прочих рядом с магнитофоном и слушала Джо Дассена.

— Нравится? — спросил он.

— Дассен? Не особенно. Но все веселей, чем пьяные бабьи разговоры... А вы что, уже позвонили? Быстро.

— Есть предложение, — деловито сказал Воронов, словно не услышав ее вопроса. — Здесь уже лучше не будет. Если вы не любительница полусырой свинины второй категории, пьяных откровений, слез и танцев в голом виде, то не исчезнуть ли нам отсюда?

Елена внимательно посмотрела на него.

— Исчезнуть? Куда?

— Я приглашаю вас в здешние леса. Вы же там еще не бывали. Удивительные леса, богатейшие. Грибов — море. Вы грибы собирать любите?

— Нет. У нас в Солнечном на один гриб десять грибников.

— Ну вот, а у нас в Волкино на десять тысяч грибов два грибника — мы с вами. Пошли.

Она задумалась, потом решительно тряхнула головой.

— Пошли.

С собой они взяли корзинку, в которой Света принесла с кухни посуду, и полиэтиленовый пакет с ручками.

Лес подействовал на них обоих умиротворяюще. Воронов рассказывал о своем деревенском детстве, о родных брянских лесах, о ягодах и грибах, съедобных и ядовитых, о целебных лесных травах, о повадках диких животных. Елена слушала, и ей было интересно.

Воронов находил грибы за обоих. Он собирал штук пять-шесть, пока она находила хотя бы один — как правило, поганку, — а потом вставал рядом с ней и показывал: