Теперь отступали имперцы, и удары авалонян настигали их.

Они не стреляли из орудий Земля — Земля. При создании обороны их больше интересовало оружие ближнего действия, занимающее гораздо меньше места, и воздушные суда небольших размеров с ограниченным числом членов команды. Самым крупным объектом была концентрация энергетических проекторов в пиках, смотрящих на Скорпулену.

Тем временем итрианские партизанские отряды устремились на плато. Чувствительность итрианцев к странному токсину была незначительной. Поэтому они пребывали в полном здравии, к тому же им не приходилось таскать на себе груз из космических костюмов и респираторов, как это делали люди.

Крылатые, они не нуждались в сидении в машинах с радарами, гразарами и магнетоскопами. Итриане неожиданно появлялись из укрытий и создавали целый заслон из огня и металла, закидывали гранатами наземные машины, прошивали пулями скиммеры и исчезали раньше, чем земляне могли организовать действенный отпор.

Но и они неизбежно несли потери.

— Хэй-ай-а-ах! — испустил вопль Драун из Высокого Неба и устремился с утеса вниз. На дне сухого оврага брела к лагерю колонна землян, уходящая от наполовину свернутой огневой точки. Пыль, клубящаяся вокруг каждого из людей, делала их похожими друг на друга больше, чем остатки униформы. Их сопровождали несколько бронированных машин и воздушных судов. Грависани везли ослабевших.

— Отправить их к Адскому ветру! — Итриане устремились вниз, испуская воинственные клики.

Драун видел, как подобно пустым мешкам падали земляне. Но их товарищи яростно отбивались от итриан под прикрытием бронированной машины. «Они еще сохранили храбрость», — подумал итрианин. Но тут ему в голову пришла мысль о том, что при втором заходе нужно сбросить в самую гущу людей тортопитовую бомбу. Итрианский отряд вновь устремился вперед. «Я иду, ребята!» — Драун помчался за остальными. Вторая атака оказалась неудачной, но верные своим принципам, итриане дрались с землянами до последнего. Вот упал Найссан, и кровь его окрасила песок в алый цвет. Дошла очередь и до Драуна. Он стоял над Найссаном и стрелял, пока мог.

— Перевести все, что осталось, на орбиту, — сказал Кайал. — Нам нужна свобода для маневра!

Глава его штаба прочистил горло.

— Адмиралу известно о вражеских кораблях?

— Да! Они на внутреннем ускорении. Совершенно ясно, что те из них, что способны сесть на планету, попытаются это сделать. Остальные будут действовать в Космосе.

— Не следует ли нам организовать перехват?

— Мы не можем расходовать силы. Очистка этих фортов опустошила бы большую часть наших складов. Нашим первоначальным долгом является вывод людей из того кошмара, в который мы… я… их послал.

Лицо Кайала застыло.

— Если какие-нибудь соединения смогут быть освобождены от работы на орбите — то пусть энергетическим оружием уничтожают столько авалонян, сколько смогут. Я, правда, сомневаюсь в том, что его у них достаточно. Большая часть авалонских судов, к сожалению, все равно последует своим путем. — Он горько усмехнулся. — Как в нашу бытность в Академии любил говорить старый профессор Ha-Ту — помнишь, Джим? «Лучшее основание, которое позволяет нам принимать решение — это наше ошибочное суждение о возможностях».

Тропические Штормы Авалона были более яростными, чем того можно было ожидать. На день и ночь была отложена погрузка раненых и больных. Во-первых, от таких ливней могло погибнуть само судно. Во-вторых, боялись, что струи дождя убьют некоторых из больных, пока их будут поднимать по трапу.

Недавно прибывшие, и еще более или менее здоровые, сражались с водой, пытаясь сохранить дамбу. Отчеты, неясные и без конца прерываемые треском, неслись по радио один за другим.

Но все это не касалось Рошфора. Он относился к среднему классу: слишком больной, чтобы работать, но достаточно хорошо себя чувствующий для немедленной эвакуации. Он покачивался на стуле среди сотен своих товарищей в вонючем жарком бункере, борясь с ознобом и тошнотой, иногда видя перед собой лицо Табиты, иногда — Ахмеда Назутиона, умершего тремя днями раньше.

Оставшиеся авалонские суда опустились в Экватории, где офицеры охраны распределяли их по местам.

Буря утихла. Первые Имперские суда поднялись с разрушенной базы. То были военные корабли, проверяющие возможность полета транспорта с ранеными и больными.

Навстречу им с орбиты двинулись другие суда землян.

Авалонская воздушная и наземная защита открыла огонь. В битву вступила и космическая ее часть.

Дэннель Холм сидел у сканнера. Тот передавал его слова и изображение его лица по большинству мощных передатчиков планеты. Невозможно было не услышать эту передачу.

«…мы перекрыли их пути к отступлению. Вы не можете взорвать нас, не убив при этом людей, число которых мы оцениваем в четверть миллиона. Даже если мы не станем сопротивляться, может быть, половина из них не протянет до тех пор, когда вы прекратите войну с нами. Мне просто не хочется думать об остальных — органические, нервные, мозговые поражения, действие которых необратимо. Вот что их ждет!

Сейчас мы не можем их спасти. А ведь мы располагаем целой сетью специальных лечебных заведений, рассредоточенных по всей планете. Постели, обслуживающий персонал, диагностическое оборудование, противоболевые средства, поддерживающие лечение ждут заболевших на Скорпулене. Мы будем рады принять у себя группы ваших инспекторов и медицинский персонал. Наше желание — не смешивать политическую игру с жизнью живых людей! В ту же минуту, как вы согласитесь на прекращение огня и на отвод вашего флота настолько далеко, чтобы он не мог нам угрожать, в эту же самую минуту наши спасательные отряды направятся к Скорпулене.»

Палата была чистой, с достаточным количеством обслуживающего персонала, но в нее пришлось поместить сорок человек и здесь не было экрана — впрочем, местная программа и не заинтересовала бы большинство из больных. Так что у них не было другого развлечения, кроме радио и болтовни. Большинство предпочитало последнее.

Вскоре Рошфор попросил принести ему пару наушников для того, чтобы он мог читать принесенные ему книги.

Таким образом, Филипп отключился от разговоров. Он вернулся к окружающей действительности лишь тогда, когда кто-то тронул его за плечо. «Ах, — подумал он. — Уже ленч?» Он поднял глаза от «Людей Ганалы» и увидел Табиту.

Сердце дрогнуло в его груди и куда-то провалилось. У Рошфора так тряслись руки, что он едва смог снять наушники.

Табита стояла среди шума и антисептических запахов так, как будто рамой для нее служило открытое окно, голубизна неба и цветение весны. Простой комбинезон скрывал ее фигуру. Даже по лицу Табиты было заметно, как она похудела. Скулы выступали отчетливее под потемневшей кожей, а волосы выгорели под солнцем более ярким, чем солнце Грея.

— Табби, — прошептал он и потянулся к ней.

Она подержала его руку в своей, но сжимая ее, почти не улыбалась.

— Хелло, Фил, — сказала она знакомым грудным голосом. — Ты выглядишь лучше, чем я ожидала, когда мне сказали, что ты здесь!

— Ты бы посмотрела на меня вначале. — Он плохо слышал собственный голос. — Как ты? Как все?

— Я — хорошо. Большинство из тех, кого ты знаешь, — тоже! Драун и Найссан погибли.

— Мне жаль, — солгал он.

Табита отпустила его руку.

— Я бы пришла раньше, — сказала она, — но пришлось ждать отпуска и потом немало времени ушло на то, чтобы проверить длинный список пациентов, перевезенных сюда. У нас еще много проволочек и неорганизованности. — Глаза ее были зелеными и серьезными. — Я была уверена, что ты на Авалоне, живой или мертвый. Хорошо, что живой.

— Как же я мог остаться вдали от тебя?

Она смежила веки.

— Как твое здоровье? Персонал слишком занят, чтобы хорошо ухаживать за всеми.

— Когда я немного окрепну, меня заберут в регулярный имперский госпиталь, чтобы заменить печень. На это может уйти год, целый земной год. Обещают, что я выздоровею.