Это предложение дискутабельное. Печальный опыт приватизации породил у людей ряд сомнений. Появились опасения, что таким же образом могут быть «приватизированы» суды, прокуратура, милиция. Другой выход – чтобы бюджетное финансирование государственной судебно-медицинской службы строжайше соблюдалось и соответствовало в полном объеме трудозатратам.
Но вернемся к нашей истории.
Вердикт тогдашнего прокурора Черноземельского района КАССР Бембеева Николая Манджиевича был строг, но справедлив:
– Как вы труп проворонили, так и находите!
Перед свежелицым Александром Павловичем Коженбаевым замаячила первая в жизни эксгумация, мероприятие обременительное, достаточно сложное; одним словом, сплошная головная боль для следователя, тем более что касалось оно столь специфического региона, как Северный Кавказ, а Кавказ – хоть и не совсем Восток, но все равно дело тонкое, как заметил еще красноармеец Сухов. Не имея опыта в подобного рода делах, Саша не провел в полном объеме подготовительную работу: не созвонился с карачаевской прокуратурой и милицией, не провел телефонные переговоры с родственниками убитого и тамошними священнослужителями (может быть, этот налет самоуверенности и дилетантства и привел к конечному «успеху» – мы «упали» на Карачаевск, как снег на голову).
И вот в «исторический» день 4 августа 1981 г. А. П. Коженбаев появился в морге Бюро судебно-медицинской экспертизы (старожилы помнят, что он находился в 101-м квартале, на территории противотуберкулезного диспансера). В распоряжении помощника прокурора имелись: старый потрепанный 8-местный «УАЗ» в хорошем рабочем состоянии, за рулем которого поочередно восседали два водителя-даргинца – небритые субъекты с внешностью абреков; милиционер Черноземельского РОВД (для обеспечения нашей безопасности); для пущей убедительности на филейной части стража порядка висел в кобуре табельный «Макаров»; папка с бланками и документами, авторучка и удостоверение Прокуратуры КАССР.
Иван Максимович Кирюхин, начальник Бюро СМЭ МЗ Калмыкии с 1964 по 1998 год
До этого случая в командировки для эксгумаций (а они происходили довольно часто на Кавказе) ездили эксперты И. М. Кирюхин (он же Шеф) и В. Ф. Громов (заведующий отделом экспертизы трупов – моргом). Теперь настала пора моего «боевого крещения». Выехали мы под вечер того же дня, едва успев оформить командировочное удостоверение и приказ. Шеф, хотя и был настроен скептически в отношении того, что нам удастся провести эксгумацию, напутствовал меня словами:
– Не волнуйся, делай так, как на обычном трупе. Главное – найти дробь.
Однако найти огнестрельный снаряд даже в свежем трупе дело далеко не такое элементарное, как может показаться на первый взгляд. С дробовыми повреждениями проще, но с пулями иногда возникают различного рода затруднения. Во-первых, огнестрельное ранение может оказаться сквозным, и тогда, как говорится, ищи ветра в поле. Но и в случаях со слепыми «огнестрелами» выудить из трупа пулю – задача при некоторых обстоятельствах чрезвычайно сложная. При прохождении через мягкие ткани и органы тела она (пуля) может столкнуться с костью и немыслимым образом изменить первоначальную траекторию, в результате чего способна оказаться в самом невообразимом месте, где без рентгенконтроля ее не отыщешь. А рентгеновской установки в морге нет, я уже не говорю о работе в «полевых» условиях.
Валерий Федорович Громов, заведующий отделом экспертизы трупов БСМЭ
У того же Ивана Максимовича в практике был случай исследования нетривиального огнестрельного ранения в голову, поставивший в тупик и заставивший изрядно помучиться этого видавшего виды эксперта. Пуля вошла в затылок чуть выше основания черепа (почти на границе с шеей), выходное отверстие отсутствовало, так что кроме черепной коробки ей просто негде было, по логике, находиться. Шеф тщательно исследовал мозг, буквально протирая его ткань сантиметр за сантиметром между пальцами, внимательно изучил полость черепа изнутри в надежде, что пуля застряла в костных структурах. Но, хоть плачь, ее нигде не было. Пришлось обратиться за помощью к рентгенологам соседствующей с моргом Республиканской больницы, которые встретили, понятное дело, без энтузиазма необходимость делать снимки с такого нетипичного для них объекта (вопрос был решен, кажется, на уровне прокурора и главного врача). В конечном итоге выявился казус, описанный, кстати, в некоторых руководствах по судебной медицине. Пуля, отрикошетив от внутренней стенки черепа, угодила в большое затылочное отверстие, через которое проникла в спинномозговой канал позвоночника, где и была зафиксирована где-то на уровне верхних поясничных позвонков.
В прошлом году мне довелось исследовать труп элистинского предпринимателя П., застреленного волгоградскими киллерами и закопанного в лесополосе. На голове убитого имелись следы двух пулевых выстрелов в голову. Одно повреждение было сквозным с типичным входным отверстием в правой части затылка и выходом через тонкие кости левой глазницы. Второе входное отверстие было расположено слева и значительно ниже затылочного бугра, почти у места соединения головы с позвоночником. Раневой канал проникал в полость черепа, где имелись значительные разрушения; у правого передненаружного края большого затылочного отверстия пуля выходила из черепной коробки и следовала под костями основания черепа, далее след ее неожиданно обрывался. Лишь более детальный осмотр выявил следующую картину: на задней поверхности правой верхнечелюстной кости имелся неопределенной формы дефект размером 34 × 13 мм (без повреждения наружной стенки верхней челюсти), в просвете которого застряли стальной наконечник пули и фрагмент разорвавшейся оболочки из металла зеленоватого цвета. Таким же цветом была прокрашена окружающая дефект кость. Ионы меди, входящей в состав металлов оболочки пули, диффундировали таким образом в костную ткань.
Автор в начале экспертной карьеры
Столь пространное отступление от магистральной темы связано с тем, что на момент выезда на свою первую эксгумацию я мог лишь приблизительно предполагать и догадываться о тех препонах экспертного характера, которые ожидают любого нашего специалиста в ординарных, казалось бы, ситуациях…
Помню, что находился я в слегка возбужденном состоянии, обусловленном ответственностью задания, «романтическим» ореолом поездки на Кавказ, который со времен русских классиков всегда манил к себе и поэтов, и воинов, и авантюристов, и просто любителей пошататься по заповедным местам. Вероятно, из-за этого возбуждения я забыл погрузить в «УАЗ» «походный» чемодан с инструментами, униформой, посудой и пакетами для объектов, которые предстояло извлечь из трупа. А самое главное, что очень огорчило моих попутчиков, – находящаяся на дне чемодана объемистая бутыль чистого медицинского спирта, предназначенного для обработки рук, также была оставлена.
Поужинав в ресторане «Степь» на улице Хомутникова, мы отправились в путь. В народе в то давнее время ресторан-забегаловка «Степь» имел дублирующее название – «Вдали от жен», что было связано с его относительной удаленностью от центра и малой вероятностью встреч с этими нежелательными лицами.
Сгустившиеся сумерки постепенно поглотили серовато-бурую, с палевыми оттенками калмыцкую степь, и нас окружила тьма. Какие-то крупные ночные белые птицы в свете фар бесшумно пересекали дорогу, едва не касаясь крыльями лобового стекла. А. Коженбаев и остальные дремали на заднем сиденье. Водитель, испытывая ко мне непонятное почтение (он, видимо, посчитал меня значительной фигурой), кося диким глазом, поддерживал деликатный разговор, терзая при этом мой слух громкими звуками восточных мелодий, извергающимися из портативного кассетного магнитофона. Поскольку кассет с другими записями в запасе не имелось, пришлось пожертвовать своими эстетическими вкусами и продолжать беседу под своеобразные кавказские ритмы и гортанное пение.
