— Молодой человек!.. Может быть, чаю?.. — обратилась она в Юрию.
Тот неуклюже, боком поклонился и исчез в неосвещенной еще большой зале.
Через минуту оттуда раздались робкие и нежные отрывистые аккорды.
— Il faut de la lumiére[67], — поспешно встала Марья Львовна.
— О, нет! Он любит так… Он будет сейчас играть, — остановила ее Наталья Федоровна. — Надо, чтобы не мешали…
Ненси охватило внезапное беспокойство: а вдруг эти нелепые лакеи пройдут через зал! Она встала.
— Куда же ты, Ненси?
— Сейчас приду.
Обежав вокруг дома, она прошла в буфетную.
— Ходить в зал и через него — не нужно!.. — приказала она прислуге.
— Велено ужин накрывать, — мрачно заметил старик.
— Обходите вокруг!
Она вернулась довольная своим распоряжением. Бабушка пытливо посмотрела на нее. Ненси ответила ей даже победоносным взглядом. После того, что с ней произошло сейчас в саду, она почувствовала себя совсем уже взрослой, самостоятельной, вне всякой опеки.
И загремел рояль. Он выл, стонал; казалось, все стихии мира соединились в этой буре звуков; казалось, кого-то звал на бой, на смертный бой, чей-то могучий дух, изнемогавший в оковах….
У Ненси сначала сердце сжалось, потом порывисто забилось, переполненное бессознательным горделивым чувством.
Но вот послышались томящие душу другие звуки…
— А-а… «Warum»… — Ненси вся точно замерла, вся превратилась в слух. Чем дальше наростала мелодия, тем тревожнее и тревожнее становилось чувство. Ненси чудилось, что это не звуки рояля, не фантазия Шумана — ее собственное сердце громко и отчаянно кричит:- Warum?.. Warum?..
И едва замерла под пальцами играющего последняя музыкальная фраза — Ненси, стремительно вскочив с места, в одну минуту очутилась возле рояля.
— Ненси, да куда же ты?.. — точно сквозь сон услышала она недовольный голос бабушки.
Э, да какое дело теперь Ненси до бабушки, до всего мира! Если бы цепями связали ей руки и ноги — она порвала бы эти цепи и, поддаваясь могучему, влекущему ее неудержимо желанию, очутилась бы здесь — у рояля.
— Послушайте… Я вас люблю… и не уеду никуда, — прошептала она, задыхаясь, и, закрыв лицо руками, выбежала из залы.
А вслед за ней, после минутного молчания, понеслись бешеными скачками, точно все сокрушая на пути и ликуя свою победу, полные восторга, пламенные страстные звуки… То была молодость, встречающая свою первую любовь…
Когда юноша кончил и взволнованный поднялся с места, в комнате стояли очарованные, потрясенные, его мать, Марья Львовна и Ненси.
— Что ты играл?.. — спросила мать. — Я никогда не слышала… Что-то странное и удивительное?
— Charmant![68]- прошептала бабушка. — Что это?
— Свое, — промолвил небрежно Юрий.
Одна Ненси молчала. Одна она знала, что говорили эти странные, дивные звуки, и когда все общество вышло в столовую, где его дожидался ужин — молодые счастливцы были не в силах оторвать глаза друг от друга. Их обоюдно пожирал один огонь, ярко, неудержимым светом горевший в их чистых, прекрасных глазах…
«Que-се qu'elle а, la petite?..»[69] — снова подозрительно пронеслось в мыслях у бабушки.
А очарованная музыкой сына, Наталья Федоровна читала в глазах Ненси только дань восхищения его таланту.
По отъезде гостей, Марья Львовна вошла в комнату Ненси, разстроенная, недовольная.
— Ненси, ma chére[70], — ты себя не хорошо вела, и я хочу с тобой поговорить серьезно.
— О, я сама хочу поговорить с тобою, бабушка!.. И не противоречь ты мне… не отговаривай — все будет бесполезно, все! Я люблю его, бабушка, и никуда я не поеду!.. Я выйду замуж. Это решено!
Марья Львовна даже опустилась на стул от неожиданности, широко раскрыв испуганные глаза.
— Как решено?
— Да, решено… и никаких других решений быть не может!
Ужасная мысль молнией промелькнула в голове Марьи Львовны.
— Ненси… tu dois me dire la vérité!..[71] Слышишь — все, все, как было!
Ненси правдиво и просто рассказала историю своей короткой юной любви.
— И… и больше ничего?.. C'est tout?..[72]- задерживая дыхание, спросила Марья Львовна.
— Чего же больше, бабушка? C'est tout… — наивно ответила Ненси.
— Pas de baisers?[73]
Ненси вспыхнула.
— Нет!
— О, Dieu merci!..[74]- Бабушка перекрестилась.
— Ты, бабушка, не думай только, чтобы я перерешила!.. — серьезно проговорила Ненси.
— Он сделал тебе предложение? — уже с негодованием спросила Марья Львовна, успокоенная в своих «страшных опасениях».
— И никакого предложения… Да разве это нужно? Я люблю его, он меня любит, и мы должны жениться — это ясно.
Бабушка разсердилась.
— Совсем это не ясно. Tu est belle, riche, jeune[75], ты можешь составить счастие самого блестящего юноши, и вдруг отдать все это первому встречному мальчишке, без имени, без положения… à Dieu sait qui?!..[76]
Ненси побледнела.
— Бабушка, не оскорбляй его!.. Бабушка, не говори!.. Бабушка, я люблю его!.. — нервно вскрикнула она и топнула ногой.
Теперь, в свою очередь, побледнела Марья Львовна.
— Ненси, c'est trop![77] Ты забываешься. С кем ты говоришь?
Но Ненси уже не слушала. Она бросилась в постель и, уткнувшись в подушки, громко, неудержимо рыдала.
— Чего же ты хочешь — чтобы я умерла?.. Да, да, умерла?.. — выкрикивала она посреди рыданий. — Ты думаешь увезти меня, но это все равно… где бы я ни была… я умру… я покончу с собой… я брошусь с горы… не знаю, что я сделаю… и ты будешь моей убийцей… да, да!.. радуйся!.. ра…радуйся!
Ненси конвульсивно билась в кровати.
Марья Львовна смертельно испугалась. Она не знала, что ей делать. Она бросилась в свою спальню и дрожащими руками едва могла достать, из домашней аптечки, несколько пузырьков успокоительных капель. Она не знала, какие выбрать, и потащила все в комнату Ненси.
— Ненси! Mon enfant…[78]— говорила она, чуть не плача, протягивая Ненси рюмку с лавровишневыми каплями. — Выпей!.. Успокойся!.. Ну, ради Бога… Ну, пожалей меня!..
Ненси, всхлипывая, выпила лекарство. Бабушка нежно гладила ее спутавшиеся волосы, целовала заплаканные распухшие глазки; но в душе твердо решила не поддаваться малодушию.
— Ты успокойся, дай мне подумать… Может быть, все устроится так, как ты хочешь… Ляг, моя радость, — усни!
И в первый раз, с тех пор как бабушка начала культивировать ее красоту, Ненси заснула без перчаток и без всех предварительных приготовлений во сну.
VII.
Бабушка Марья Львовна провела тревожную ночь. Она ломала себе голову над решением так внезапно возникшего пред нею вопроса о замужестве Ненси.
«Но как же быть?.. С одной стороны, это — безумие, чистейшее безумие!..» Но в ушах бабушки еще слышались отчаянные крики Ненси… «Qui sait? — avec un coeur si passionné![79] все может случиться — не углядишь!..» В воображении вставал образ погибшей Ненси и… бабушка — ее убийца! Марья Львовна содрогалась от ужаса… «Elle est si maladive, pauvre enfant[80], — ее надо беречь». Марья Львовна старалась найти примирение в новом «невероятном положении вещей». Ее мысли останавливались на Юрие и его высокой, неуклюжей фигуре, робких, неловких движениях… «Peut-être, ça passera, il est trop jeune… Но он возмужает… il deviendra plus fort… он сложен недурно — trop maigre… voilà le défaut… Et puis: надо одеть у хорошего портного… Il est un peu sauvage… поездка за границу… Париж… un bon entourage[81] — он развернется».
Неразрешимое, таким образом, становилось разрешимым. По мере приближения утра, Марья Львовна все находила новые и новые достоинства на оборотной стороне медали. «II est pauvre — тем лучше: он будет чувствовать себя обязанным — il sera comme esclave auprés de le femme belle et riche… Быть может, она встретит в жизни… Qui sait?.. un homme»!.. В виду этих высших соображений, Юрий представлялся Марье Львовне почти идеальным мужем… Покорный, доверчивый, недальновидный — les qualités bien désirées pour un mari!.. А что он будет именно таким — она не сомневалась… Да, наконец, теперь… l'amour des enfants pures — что может быть прелестнее? Марья Львовна находила невозможным лишать Ненси такого счастия: «И даже справедливо, чтобы первый обладатель прекрасной невинной девушки — был чистый, невинный мальчик… c'est fait!..»[82]