― У тебя все? Я ничего не скрываю, Каллей.

― Когда я приехала сюда, в первую очередь я просто подозревала, что ты знала,

кто такая Сэнди Кармайкл…но теперь я думаю, что может быть Сэнди Кармайкл…это ты.

― Что? ― выдохнула Лиз.

Вот, черт! Она не знала, что ей делать. Черт возьми, что она должна была сказать?

Ей не хотелось врать, но это была Каллей. После всего, что Лиз только что сказала

Брейди, она не могла себе представить, как подтверждает это. Это бы все разрушило. Она

отдаст все козыри масс медиа, и Лиз даже не хотелось думать, на что станет похожа ее

жизнь, если это случится.

Она чувствовала, что ее лицо пылает, и она знала, что выглядела растерянной.

Каллей, без сомнения, умела читать язык тела. Только при мысли об этом у Лиз вспотели

ладони, и она отвела взгляд от Каллей. Этого не могло быть.

Отрицать, отрицать, отрицать.

― Ты можешь попытаться сменить тему, ― казала Каллей, ― но я знаю, что ты

мела отношение к его предвыборной кампании на первичных выборах. Это все, но нет

никаких подтверждений. Так как на счет того, чтобы выступить для прессы и все

подтвердить? Лиз, это ты Сэнди Кармайкл?

189

Глава 31

Брейди

Брейди сделал глубокий вдох, пока кружил вокруг дома своих родителей и потом

выехал на длинную подъездную дорожку. Проверив свой телефон, все пропущенные

вызовы, голосовые сообщения, и смс, он знал, что его ожидало много вопросов, на

которые он должен был дать ответы. После спокойных выходных с Лиз, он не мог себе

представить, как снова вернуться к этому бою. У них больше никогда такого не будет. Это

огорчало, потому что даже если они все уладят, они больше никогда не будут по-

настоящему наедине.

Сейчас он ничего не мог с этим поделать. Они должны еще дожить до того

момента, когда он сможет беспокоиться о чем-то еще.

По периметру дома разместились журналисты, и как только он припарковался и

вышел из машины, несколько из них подбежали к нему. Он ожидал чего-то подобного, но

все равно это раздражало.

― Конгрессмен Максвелл, вы прокомментируете утверждения о ваших

отношениях с Сэнди Кармайкл? ― прокричал один, тыча микрофоном ему в лицо.

― Конгрессмен Максвелл, кто такая Сэнди Кармайкл? ― спросил другой.

― Почему вы скрываете ее от нас? Какие еще секреты вы скрываете от людей? ―

прокричал еще один.

Включились камеры и со всех сторон его окружили люди.

Брейди всегда знал, что жизнь политиков как под микроскопом. Он знал это не

понаслышке, а по примеру своего отца. Но одно дело наблюдать за этим со стороны, и

совсем другое – проходить через это самому.

Брейди покачал головой, выставив руки.

― Без комментариев. Когда я захочу сделать какое-нибудь заявление, я созову

пресс-конференцию. До тех пор, покиньте мою территорию, ― сухо ответил он,

поднимаясь по ступенькам и проскальзывая через парадный вход.

Он тяжело закрыл двери и прислонился к ним. Он не мог продолжать бегать от

репортеров. Прошло всего пару дней, а он уже устал от этого. Он услышал голоса и тихо

пересек фойе, чтобы посмотреть, что там происходило. Он не успел далеко пройти, когда

услышал Хизер и его адвоката Элиота, которые яростно о чем-то ругались. Прозвучал

голос его отца, призывая их к тишине.

― Когда захочет, тогда и вернется. Вы оба относитесь к нему, как к ребенку. Он

чертов Конгрессмен. Вы вините его за то, что он взял день на передышку? Я - нет. Мы все

время будем с этим сталкиваться. А пока, возможно, вам следует найти другое место для

своих пререканий.

Брейди расплылся в улыбке. Его отец без сомнений знал, как пресечь любые

возражения. Он не надеялся, что Хизер и Элиот передумают набрасываться на него, как

только он вернется.

Он только хотел увидеться с еще одним человеком, до того, как он будет обязан

решить, как преподнести новость о Лиз всем остальным. Он надеялся, что у него

получится сначала поговорить с Хизер и Эллиотом. Ему хотелось, чтобы Лиз была рядом

с ним, когда он все расскажет своей семье, но он понимал ее небольшую панику, поэтому

ему, вероятно, следовало сделать это самому.

Он не хотел торопиться. Но в такой ситуации, он не мог понять, как хотя бы

немного замедлить процесс. Он знал, что смущало Лиз. Они начали с того, что, не видя

друг друга полтора года, они встретились и тут же переспали. Теперь ему хотелось

привести ее домой к своей семье, рассказать прессе о том, что они встречаются, и жить

190

долго и счастливо среди этого медийного сборища. Это было не честно по отношению к

ней. Ему хотелось дать ей большего, но он не мог этого раньше, и не может сейчас. Ему

просто хотелось дать ей все, что было в его силах.

Он любил ее. Черт, он никогда не прекращал любить ее.

Она сказала, что пыталась забыть его, а вот он не думал, что когда-либо по-

настоящему сам пытался это сделать. Ей как-то удалось пустить свои корни в нем. Она это

сделала еще в первый день, когда она совершенно невозмутимо посмотрела на него, и

задала вопрос, который изменил все. Как он мог уйти от такой, как она?

Ну, ответ был прост: он не мог. Если быть честным с самим собой, каким он

обычно и был, Эрин была просто заменой. Бедняжка Лиз. Было жестоко так о ней думать,

но черт, ведь так и было.

Эрин никогда бы не заменила Лиз. Он всегда это знал, но она была хорошим

отвлечением. Затем, когда он просто все бросил в тот октябрьский вечер, ради шанса

увидеться с Лиз, потому что он даже думать не мог, о том, что она плачет…да, это был

переломный момент.

Одна отчаянная поездка, один взгляд, один поцелуй. И это был конец.

Он порвал с Эрин, как только самолет приземлился в Вашингтоне. Эрин плакала, и

он чувствовал себя плохо, но это было ничто по сравнению с тем, что он чувствовал, когда

ему позвонила в слезах Лиз. Ему казалось, что он умирает. Это только подтвердило его

решение.

Он помнил, как рассердилась Эрин.

«Я думала, ты любишь меня. Как можно вот так внезапно разлюбить кого-то? У

тебя кто-то есть? Все из-за этого?»

Брейди помотал головой, когда поднялся по лестнице на второй этаж. Этот кто-то

был всегда.

Он не знал, чтобы он сделал, если бы Лиз не позвонила ему. Сейчас ему даже не

хотелось об этом думать. У него было слишком много всего, о чем нужно было

волноваться.

Когда он зашел, гостиная была пустой. Брейди повернул налево и открыл двери в

первую спальню справа, не ожидая, когда ему разрешат войти. Клэй быстро обернулся с

прижатым к уху телефоном.

― Эй, подожди, ― сказал Клэй в трубку. ― Как дела, приятель? Блядь, где тебя

носило?

Брейди закрыл двери.

― Тебе, наверное, стоит завершить свой телефонный разговор.

Клэй нахмурился.

― Андреа, я тебе перезвоню. ― Клэй отключил вызов и бросил телефон на

кровать. ― Что все это значит?

― Клэй, я знаю, что в прошлом у нас были разногласия, ― сказал Брейди, делая

шаг к своему брату. ― Я знаю, что мы не всегда соглашались. Ты выбрал свой путь. А я

выбрал свой. Я смирился с тем, что мы никогда не будем близки.

― Какого хрена, Брейди? Мы вдруг решили сблизиться? ― спросил Клэй.

― Можно и так сказать. ― Он сделал еще один шаг. ― Теперь, как я уже сказал,

мы никогда не были близки. Но я думал, что у нас есть некое взаимопонимание.

― Ты на счет Лиз?

Брейди накинулся на него за считанные секунды, грубо толкнув к стене, зажав

локтем яремную вену. ― Не произноси ее имя.

― Блять, Брейди! ― Клэю удалось оттолкнуться от стены.