джентльменов, сидящих по центру, смотрели на нее с каменным выражением лица, и она

быстро отвела взгляд. Она надеялась, что они всегда выглядели такими злыми, а не

потому, что были недовольны ее презентацией.

У нее было пятнадцать минут, и уже пройдя полпути, профессор Майрес ей

ободряюще улыбнулась. Это немного сняло напряжение с ее плеч, и она прошла вперед.

Она справится. Ей бы не хотелось это делать каждый день, но пока что у нее все шло

хорошо.

В дальнем конце зала открылась дверь и Лиз подняла глаза, прерывая свою речь.

В зал вошел Брейди Максвелл.

Она проглотила язык, ее лицо покраснело, и она перед всеми стояла как полная

идиотка. Он закрыл дверь и встал в задней части зала, прислонившись к стене.

Она не могла поверить, что он пришел на собрание. Она знала, что сегодня днем он

должен был присутствовать на коллоквиуме за круглым столом для политиков, но она

думала, он посетит свое мероприятие и уйдет.

Но нет. Брейди сейчас был в зале на ее презентации.

Черт.

Ее память не отдала должное этому человеку. Даже на таком расстоянии она

видела очертания его лица, гладкий костюм-тройку, уверенное поведение, и эти карие

глаза. Ладно…может она и не могла их увидеть, но ее воображение без сомнений могло

дополнить детали.

Черт возьми, о чем она до этого говорила?

Политика в области образования. Правильно.

Лиз разорвала зрительный контакт с Брейди и посмотрела на бумаги, которые она

мертвой хваткой сжимала в руках. Она взяла минуту, чтобы собраться с мыслями. Она

знала, что Брейди наблюдал за ней. Она чувствовала его взгляд, и она чувствовала себя

уязвимой и беззащитной. Как часто в ее темные времена, после своего ухода, она

представляла, как он придет, чтобы найти ее и умолять вернуться?

Сколько раз она думала о его красивом лице, рисуя его в своей памяти? Сколько

раз она хотела, чтобы эти глаза смотрели на нее, оценивали ее, любили ее?

Нет. Боже, сейчас она не могла углубляться в воспоминания. Она не могла любить

Брейди сейчас. Она больше никогда не могла любить его снова. Она похоронила эти

чувства, она похоронила их в темном, сыром месте, к которому никогда не сможет

52

добраться. Барабанная дробь отбивала быстрый ритм у нее в груди, пока она пыталась

вернуть себя в чувства.

Она просто должна пережить эту презентацию. А уже потом впадать в панику. До

тех пор ей нужно держаться.

Лиз откашлялась и посмотрела в зал.

— Как я уже говорила, наша образовательная политика в своем нынешнем виде

нуждается в модернизации. Студенты отлынивают, готовясь только к экзаменам, а не

думая о себе. Некоторые исследования показали, что предыдущие поколения проявляли

себя лучше, учась в университете, когда акцент ставился на дальновидность, а не на сдачу

экзаменов.

Она пролистала пару слайдов, давая подробную информацию о работе политологов

и журналистов, которые более внимательно уделяли внимания теме образовательной

политики. Затем она изложила свои собственные наблюдения и выводы о роли

социальных медия и журналистики, которые могли улучшить и переориентировать

политическую программу.

— Эти изменения, с помощью политических журналистов, а так же при поддержке

политиков, могут значительно улучшить не только систему среднего образования, но

также и систему высшего образования.

Лиз подвела итог своей презентации, после чего села. Она чувствовала себя

выжатой как лимон.

Помимо того неудачного эпизода, когда Брейди вошел в зал, она считала, что ее

презентация прошла без заминок. Но Брейди все время не сводил с нее глаз. На самом

деле, она чувствовала, как его шоколадно-карие глаза, которые когда-то заставляли все ее

тело сгорать от желания, сверлили в ней отверстие. А она говорила о политике в области

образования. Она всегда была не равнодушной к этой теме.

Сколько раз она спорила с Брейди об отстранении образовательной политики,

которая могла принести пользу университетам в бюджетной сфере? И она долго думала,

что он был за спонсоров, на которых он так сильно полагался…что просто хотел оказаться

в центре внимания. Это было то, чего она никогда не могла понять, потому что она

никогда не хотела этого для себя. Но затем, спустя время, она поняла, как ошибалась на

счет Брейди.

А теперь было слишком поздно. Она ушла. Он был с другой. Она была с Хайденом.

Три следующие презентации она не слушала, после того как использовала свои

пятнадцать минут. Она знала, что они обсуждали, потому что она работала ассистентом на

коллоквиуме, но слова, которые они произносили, были для нее тарабарщиной.

Единственное, на чем она могла сконцентрироваться, это на человеке, упорно стоящем в

глубине зала.

— Большое спасибо всем выступающим, — произнесла професор Майрес, корда

последний человек закончил.

Толпа начала аплодировать, и она подождала, корда зал затихнет, прежде чем

снова заговорить.

— Все студенты проделали большую работу, и мы ценим ваши усилия. Поскольку

у нас осталось еще немного времени, я бы хотела, чтобы вы могли задать ваши вопросы.

Несколько рук поднялись вверх, и профессор Майрес называла людей. Лиз

ответила пару раз, как и все остальные. Отвечать на вопросы, безусловно, не было столь

тяжело, как выступать с речью, хотя как репортер, она привикла сама задавати вопросы.

А затем она выдела как в дальнем конце зала поднялась рука, и у нее замерло

сердце. О чем мог спросить Брейди? Это было вообще уместно с его стороны задавать ей

вопросы?

— Конгресмен Максвелл, — назвала професор Майрес.

Ее голос прозвучал удивленно. Лиз сомневалась, что она ожидала того, что

политик будет задавать вопросы.

53

Все взгляды устремились к нему. Если остальные были удивлены, так же как и

профессор Майрес, то они этого не выдали.

— Да, у меня вопрос к мисс Доугерти, — официально произнес Брейди.

— Пожалуйста.

— Поскольку я являюсь действующим членом Комитета Образования в Конгрессе,

— начал Брейди, его голос звучал ровно и сильно — какой самый важный фактор в

вашем исследование могли выделить лично вы, чтобы я мог озвучить это в округе

Колумбия в отношении образования?

У Лиз все перевернулось в желудке. Он был в комитете образования? Она

совершенно не следила за его деятельностью в Конгрессе. Она специально избегала это

любой ценой. Ей не хотелось знать, чем он занимался и еще больше мучить себя.

Но что мог делать человек, который занимался регулированием бюджета

Законодательного органа Северной Каролины, чей отец был главой бюджетного комитета

в Сенате, в сфере образования? Она знала, что новые Конгрессмены могут оказаться где

угодно, где бы их разместили старшие члены правительства, но это был Брейди. Имя его

отца продвигало его вперед.

И это, безусловно, не было по его специальности. Он даже не занимался

реформами образования. Он работал в сфере недвижимости, занимался бизнесом своей

семьи, предусмотренным бюджетом своей семьи. И вот теперь…почему он занимался

образованием?

От этого ей захотелось вернуться к своему компьютеру и просмотреть каждый

законопроект, над котором он прежде работал, и выяснить, какого черта он начал этим

заниматься.

Но сначала она должна была справиться с его пристальным взглядом.

Что она должна сказать Брейди, что бы он озвучил в Вашингтоне? Господи, вот это

вопрос!

Ох, как же часть ее желала высказаться на счет его больших вложений не в пользу

бюджетных реформ, вместо образовательной политики.

Образование являлось положительным моментом для обсуждения, но это было не