«Зачем вам стена? Разве я хищный зверь и собираюсь напасть на вас? Или вы решились не послушаться моих добрых желаний и надеетесь укрыться от моих воинов за этой стеной?» — Так вопрошал Агга, повелитель Киша в послании. — «Не хотите ли вы ослушаться веления наших богов? Ведь это по их воле Киш поставлен старшим над всеми городами черноголовых. Выстраивая стену вокруг Урука, вы отделяетесь от моих взоров и противитесь желаниям наших богов».

Не много ли он захотел, этот Агга, спутав свое желание с желанием бога? Да, на великой реке Евфрат ни один город не окружал себя боевыми стенами. Гильгамеш — первый царь, которому сам Шамаш сообщил свое пожелание: собрать всех горожан, провести линию вокруг города и начать то, что мы строим уже несколько лет. Города на реке Евфрат беззащитны от любого нашествия хищных людей, словно дом без двери, словно воин — обнаженный и без оружия. И только Урук, огражденный стеною стал теперь неприступным.

«Зачем вам нужны новые колодцы? — Вопрошал царь Агга. Разве копателям земли больше нечем заняться? Отчего же тогда третий год вы не посылаете в Киш корабли, груженые зерном? Я-то прожил бы и без вашего зерна, но так угодно богам, чтобы каждый город посылал старшему своему брату, Кишу, хлеб нового урожая и тем подтверждал, что чтит волю бессмертных богов.

Перестань копать на холмах колодцы, вышли корабль, полный зерна и сломай немедленно стену, что выстроил вокруг города. Только этим, Гильгамеш, ты докажешь, что правильно служишь богам! Иначе мне придется привести своих воинов. И тогда уже я сам научу тебя исполнять волю тех, кто создал нас!»

Такое послание получил Гильгамеш.

Такое послание получил Гильгамеш и сказал о нем на совете старейшин.

Я — лишь молодой служитель бога неба и для меня не было места на совете рядом с теми, кого знал весь город.

Но слухи, как ветер, — их задержать невозможно. К тому времени, когда спала жара, а великий Шамаш стал опускаться на край земли, за Евфрат, решение совета уже обсуждали во всех домах.

— Не поддадимся угрозам Агги, — говорил Гильгамеш старейшинам, сидевшим на земле вокруг него на подстеленных циновках. Рядом возвышались стены Эанны, жилища богов. Под его стенами на небольшой площади собирался совет. — Нам помогают боги, — продолжал Гильгамеш. — С нами великий Ан, бог неба, с нами сама Иштар, приносящая земле и людям плодородие и любовь. Это их желание сообщил мне Шамаш, когда мы начали огораживать город стеной. Это по их воле я приказал копать на холмах колодцы и строить там новые поселения. Пусть Агга попробует привести к нам воинов. Я сам пойду на битву впереди наших жителей. Мы сожжем его корабли, а его воины станут у нас рабами. Сам возгордившийся Агга станет нашим слугой. Боги помогают нам, а не ему, и мы подтвердим это! — так говорил Гильгамеш.

Но самые старые из тех, кого знал весь город, думали иначе.

Рабы, люди обычные — ходили почти голые — лишь прикрыты срамные места.

Богатые с юных лет учились набрасывать белые покрывала, сотканные из тонкой шерсти овец, расшитые красной бахромой снизу. Их перекидывали через левое плечо, так что первое оставалось свободным и зажимали костяной или бронзовой застежкой на груди. Самым знатным храмовые работники — портные шили особое одеяние, расшитое ярко-голубыми лоскутками материи. Лишь царю, да нескольким старшим жрецам дозволялось носить его.

Здесь, на совете, не было ни одного обнаженного — только в белых одеждах со строгими складками, да в таких же, расшитых голубыми кусками материи.

Главный храм, гордость Урука, Эана, возвышался за спиной Гильгамеша. За храмом горой вырастал Зиккурат. Гильгамеш собрал старейшин на площади, где по краям полукругом стояли статуи наших богов, украшенные серебром, золотом и драгоценными каменьями. Среди богов были и цари Энмеркар, Лугальбанда предки самого Гильгамеша. Совершив на земле великие дела, они стали богами в загробном мире.

Справа, на краю площади была священная кухня — широкие глиняные столы для разделки жертвенных животных, колодец, жаровня. Слева — пекарня.

Сюда, на площадь под нижним храмом собирались для молений перед богами. Выше их, в храм главных богов входили лишь посвященные. И была площадь рядом с небом, на вершине Зиккурата. К ней, одна за другой, вели три лестницы с каменными ступенями. На ту площадь, словно крышу под небом, сходили иногда боги, присматривающие за нашей жизнью. И для бесед с ними поднимался только один смертный — верховный жрец и царь Гильгамеш.

Да еще была ночь — праздник богини Иштар, покровительницы Урука, и тогда на эту площадку поднималась жрица — та, что собой заменяла вечно юную богиню. И весь город с площади перед нижним храмом наблюдал за торжественным танцем Гильгамеша и юной богини, за их священным браком, потому что от этой ночи, от священного брака главного жреца и утренней звезды зависел весь урожай, который зрел на полях, весь приплод овец, коров и коз, пасшихся в степи, рыбы, бултыхающейся в каналах. Рождение каждого нового существа в нашем городе зависело от того, как исполнит священный брак с юной богиней царь и жрец Гильгамеш.

Теперь же Гильгамеш стоял на площади перед старейшинами, и многие из них были не согласны с ним. Они сидели молча, лишь ветер шевелил их одежды.

Наконец поднялся старик Эйнацир, один из старших жрецов богини Иштар. Его считали стариком еще в те годы, когда я не родился. Он был родственником Гильгамеша, братом царя Лугальбанды и говорят, что когда-то их называли соперниками.

Был он длинен, худ, всегда гладко выбрит и бледен, расшитое голубям одеяние трепыхалось на нем, как на жерди.

— Ты слишком юн, Гильгамеш, и потому самонадеян, — он сказал это спокойно и негромко, но так, чтобы слышали все. — У царя Агги множество воинов, ему послушны города Шумера, с ним дружат дикие люди гор. В храмах его города собраны подношения от наших отцов и дедов. И всякий знает, что после потопа именно Киш был назначен богами старшим среди городов. Если Агга одарит великую Иштар роскошными украшениями, если он смутит ее пламенными словами молитв, если юная Иштар отвернется от тебя, Гильгамеш, кто защитит город? — Старый Эйнацир посмотрел на Гильгамеша сурово, но царь не ответил, потому что жрец еще не закончил. — Мы жили при царе Энмеркаре, мы жили при твоем отце, Лугальбанде, который стал теперь богом, и было нам хорошо, Гильгамеш. Мы не копали колодцы на холмах и не строили там поселения, мы не громоздили вокруг города высокие стены, но зато жили в дружбе с царями Киша. Если Агга напустит диких воинов с гор на наш город, что станет с нашими храмами, Гильгамеш? Что станет с жителями? У нас не будет ни людей, ни храмов, а мы сами превратимся в рабов, если останемся живы. Ведь ты не хочешь этого, Гильгамеш? Подчинись же Агге!

«Подчинись же Агге!» — эти слова, произнесенные одряхлевшим жрецом на совете старейшин, скоро узнал каждый мужчина города.

— Я услышал твои мысли, — ответил тогда Гильгамеш и гордо выпрямился. — Ты состарился, Эйнацир, и боишься, что твои молитвы прозвучат не так громко, как молитвы Агги. Не думаю, что юной Иштар так уж приятно разглядывать тело столь дряхлого жреца в своем храме, — он был царем и мог говорить так. — Вижу, что среди вас немало согласных с Эйнациром. Но ваши слова — это не слова богов и даже не слова жителей Урука. Послушаем же, что скажет нам город.

Никто кроме него на такое бы не осмелился. Гильгамеш же послал глашатая в город. И глашатай спустился вниз, останавливаясь на каждой улице, бил в барабан, объявлял о собрании. Он был здоровенным парнем из рабов, шлепал по красной пыли босыми ногами, в одном лишь набедреннике, а когда разевал огромную свою пасть, могло показаться, что то ревет бык, но не человек.

Многие только вернулись с работ — кто с полей, огородов, кто с корзинами рыбы, кто с построек. Не все успели съесть свои лепешки и выпить сикеры. Даже ноги омыть успели не все. Но на зов глашатая откликнулись сразу.