Поездка поздно вечером к внушительному восьмиэтажному зданию Генштаба на улице Знаменка продлилась меньше, чем предполагал Николай Селезнёв, хотя, как решил он, это было скорее связано с осмыслением разговора в кабинете Остапова. Его донимала усталость, причем не физическая, а в большей степени моральная, накопленная в последнюю, казалось, бесконечную неделю. По пути он мысленно прокручивал в голове совещание среди высшего руководства службы. Все эти разборы полетов на повышенных тонах, местами переходящие в крики и откровенные обвинения, принятия серьезных решений с последующими выговорами и остальным, что часто сопутствует подобные мероприятия, не могли не сказаться на генерале, особенно на его уязвленном честолюбии. Все же одному думать всегда лучше, когда есть некоторое время без посторонних оценить эту цепь поражений. Он был удивлен отказом Кирилла Петровича рассматривать его решение написать рапорт об отставке.

«В этих условиях, — сказал начальник ГРУ после разговора, — у нас каждый человек на счету, а профессионалами мы не можем разбрасываться. Куда проще покинуть свой пост в самый сложный момент и намного сложней найти приемлемый выход».

Селезнев понимал, что его прошение об отставки будет отклонено, но посчитал нужным взять на себя ответственность за провал всей миссии. Это понимали и начальник ГРУ, и Клюев, который поддержал решение своего шефа не принимать рапорт. Во всяком случае, разбирательство можно на время оставить до лучших времен, если, конечно, эти времена настанут.

Автомобиль въехал на территорию Генштаба, минуя окрашенные в черный цвет ворота с гербом Российской Федерации. В сопровождении охранника Селезнев быстрым шагом вошел через главный вход из массивной черной дубовой двери. Внутри восьмиэтажного здания генерал-майор сдал пальто в гардероб и пятью минутами позже уже сам вошел в приемную. Дежурный был предупрежден о важном визитере и Селезнев без проволочек попал в просторный кабинет. От количества высокопоставленных лиц у Николая Федоровича зарябило в глазах — в конце концов не каждый день увидишь вместе министра обороны, начальника Генерального штаба, начальника ГРУ, его первого заместителя и главу Департамента военной контрразведки. Все при полном параде, даже министр Шитов, которого все привыкли видеть в строгом костюме, нежели в мундире и с погонами генерала армии. Присутствие больших людей на закрытом совещании за десять минут до его начала по определению не могло быть чем-то обыденным и не предвещало ничего хорошего, особенно если всмотреться в мрачно-угрюмое выражение лиц у всех присутствующих. Отдав честь, Селезнев уселся на кресло рядом с Клюевым за внушительный лакированный стол.

— Это все? — торопливо спросил министр обороны Шитов, сидя спиной к стене, на которой висел портрет Президента.

— Так точно, Юрий Павлович, — подтвердил Митрохин, занимающий должность начальника Генерального штаба. Министр метнул взгляд в сторону Селезнева, но быстро уткнулся в документы, разложенные перед собой.

— Положение критическое, — Шитов начал с места в карьер, — и та информация, которой я обладаю, в полной мере дает мне право ставить вопрос именно таким образом. Потерян объект чрезвычайной важности, на который мы сделали чуть ли не главную ставку. Выяснилось, что среди тщательно отобранной команды объявился предатель с наклонностями маньяка, на чьих руках, по всей видимости, кровь нескольких десятков человек. Да это самый натуральный терроризм!

В голосе министра все больше появлялось гневных ноток. Для успокоения он сделал вдох и более сдержанно продолжил.

— Большая часть подразделения, специализирующегося на операциях в Чернобыльской Зоне, не вышла на связь и, скорее всего, погибла. Поставленная задача не выполнена. Все записи, результаты замеров наемников покоятся под руинами заброшенной радиолокационной станции в самом сердце аномальной земли, а вы говорите, что единственная наша надежда это инженер-связист и раненый биолог?!

Следя за Шитовым, Селезнев заметил, что никто из присутствующих, кроме него и контрразведчика Велихова, не смотрел на министра. Митрохин так вообще сосредоточенно рассматривал ручку, держа ее пальцами обеих рук. Первым на речь министра отреагировал Остапов.

— Разрешите, Юрий Павлович?

— Докладывайте.

Главный военный разведчик взял секундную паузу, чтобы собраться с мыслями, и заявил:

— Считаю, мы сможем до некоторой степени снизить урон от потери комплекса. Главное действовать сейчас максимально оперативно.

— И каким же образом? — буркнул Шитов и посмотрел с выражением легко недоверия к словам начальника ГРУ. — К сожалению телепортацией мы не овладели.

— Она здесь не потребуется, — ответил Остапов, пропустив мимо ушей колкость министра. — Более подробно об этом расскажет генерал-майор Селезнев.

Услышав свою фамилию, Николай Федорович встал для доклада и почувствовал, как у него взмок лоб.

«Сейчас начнется».

— Прежде всего, я хочу заметить, что отсутствие связи с группой спецназначения еще не повод делать вывод о ее гибели. В практике были известны примеры, когда наши бойцы неделями, а порой и месяцами не могли по объективным причинам связаться с Центром. Виной тому был выход из строя передающих устройств или аномальные явления, объяснение которым так и не были найдены. Вам известно такое явление, как Мёртвый сезон…

— Исключено, — резко оборвал министр. — У нас есть неопровержимые доказательства отсутствия признаков этого явления минимум в последний месяц. Да и блокировка всех выходящих радиосигналов в Мёртвый сезон ни разу не длилась больше двух суток.

Осведомленность министра приятно удивила Селезнева, но все-таки он возразил:

— У нас нет никакой уверенности в точности оценок этих сроков, но существует тысячи способов не дать отряду выйти на связь. Я лишь прошу подождать хотя бы некоторое время и не делать однозначных выводов о судьбе наших парней.

— До тех пор, пока у нас нет доказательств считать их живыми, мы будем вынуждены числить их погибшими или пропавшими без вести, — слова Шитова прозвучали как приговор. — Это единственное, о чем вы хотели сообщить?

Взгляд министра был красноречив и не выражал ничего, кроме скепсиса. Убедить настроенного подобным образом чиновника дело непростое и Селезнев это понимал, равно как и необходимость более конкретных предложений.

— Двое сотрудников, возможно, наша единственная зацепка в поиске ответа на вопрос, что известно нанимателям Серегина по проекту «Черный орел».

Настала, казалось, звенящая тишина. Все сидевшие, кроме Остапова и Клюева, переглянулись. Произнесенные слова вызвали неодобрение, читавшееся на лицах военного руководства. Чтобы не дожидаться потока гневных реплик, начальник ГРУ быстро объяснил:

— Сейчас у нас нет выбора, — пошел напролом Остапов. — Мозаика начинает складываться и есть все основания считать трагедию в комплексе, падение «Небесного взора» и деятельность частников из «MPRI» звеньями одной цепи. Для решения всей проблемы мы не можем не привлечь дополнительные ресурсы, иначе любые попытки спасти все, что еще можно спасти будут сведены на нет.

Настала пауза, в ходе которой министр сделал фигуру из десяти пальцев и некоторое время размышлял. Наконец, он произнес:

— Этот Серегин… Владимир Леонидович, у вас есть версии, как его могли завербовать?

Сидевший до сего момента Велихов — первый особист страны, — выровнялся в своем кресле.

— В виду крайней изоляции подземного комплекса, как вы понимаете, контроль отдела контрразведки в нем очень непрост. Особенности Зоны не позволяют производить ротацию состава, регулярную проверку на полиграфе и так далее. Мы можем рассчитывать на систему сдержек и противовесов, выстроенную в структуре руководства комплекса. Поэтому проверить всю поступающую информацию оттуда мы могли исключительно по косвенным признакам. Зная об этой особенности, выбору сотрудников уделялось самое серьезное внимание и проверка психологами человека как до заброса в Зону, так и на месте, была особенно тщательной. Психологические портреты записаны в досье на каждого сотрудника и хранятся как зеница ока. Естественно, все эти меры не могут дать стопроцентной гарантии от предательства, какими бы целями оно не мотивировалось.