Скрипели старые деревья, мигали вдали уличные фонари, и было холодно коленям. Тамара взглянула на часы и сказала «батюшки! пять минут первого!» Забыв обо всех страхах она шагнула, но вдруг ясно услышала голоса. Оглянулась – и в конце аллеи показались две фигуры. Прижимая к груди цветы, Тамара побежала между оградками и присела там, опустив голову и слушая глухие удары своего сердца. Эти удары совсем не давали ей слушать голоса. Она уже было подумала, что они ей почудились и в действительности на аллее никого не было, когда где-то невдалеке кто-то отчетливо произнес:

– Заманчиво, конечно, писать о себе, но кто знает, кто он сам? Что можно предложить, кроме утопий или имевших место событий? А бесконечно копировать природу и общество – это замкнутый круг.

Тамара ничего не поняла, взволновалась ужасно, сунула в рот палец и укусила.

А голос продолжал:

– Каждый старается продлить себя во времени, материализуется в детях, в камне, в звуках, красках, в слове. Фотографируются, биографии пишут, воспоминания. Здесь же явный закон!

– Вам мало того, что вы получили? – насмешливо спросил неприятный голос. – Бросьте! Были уже попытки перекидывания мостков. Они заканчивались бесконечным унынием.

И он пренеприятнейше расхохотался.

– Значит, – воскликнул надтреснутый, но сильный голос, – ты признаешь пропасть, раз были мостки и проблема в средствах?

– И ради таких вопросов ты добивался встречи со мной? Это вам, праздношатающимся, можно фантазировать и желать. А я же хлопочу об элементарном выживании и с трудом поспеваю. Вон, посмотри, луна полная, а ты со своими законами.

Они остановились совсем близко. Тамара крепко-крепко прижалась к холодной земле и не смотрела в сторону говоривших, она боялась, что они увидят ее глаза.

– А чем ты в полную луну занят?

– Женщин раздражаю, – рассыпался в смехе скрипучий голос, – раздражение им – ради всеобщего продолжения. У них хандра, глупость, они отыгрываются на мужчинах, те тоже выходят из состояния покоя, глядишь, где-нибудь и скандальчик, есть над чем мозгами пошевелить. Что, думаешь – примитивно? Но зато надежно. И без таких мелких раздражений никакому брожению не бывать.

– Ну, а если иначе?

– Ты наивен, – раздраженно сказал скрипучий голос, – вы думаете о море, когда нужна-то всего капля, из которой выльется новый океан. Для этого требуется малость, – это неприятный голос произнес издевательски, – бывать везде и всюду и быть всем! Под-натужьтесь, ребятки!

– А ты не будешь мешать? – примирительно спросил надтреснутый голос.

И Тамара уловила в нем что-то очень знакомое и почувствовала, как земля забирает из тела тепло, но она боялась шевельнуться, голоса звучали прямо над ней.

– Вон что! – веселился неприятный. – Весточку подать хотите, ну-ну! Удобный случай подвернулся? Развлекайтесь, что уж там. Вон и дружок твой нарисовался, а мне пора, ждут меня женщины, волнуются. Главное – рассвет не прозевайте!

– Прощай, – ответил надтреснутый голос, и Тамара уловила в нем сожаление.

Она услышала шаги и, воспользовавшись моментом, переменила позу.

– Чего это он притащился? – спросил новый голос, похожий на надтреснутый, но более мягкий. – Ты бы с ним поосторожней.

– Я сам его позвал. Он проговорился, оказалось точно так, как мы и предполагали.

– Слушай его больше, он же провокатор.

– Да нет, он же не виноват, что его так талантливо выдумали. И тебя он уважает.

– Да ты что! – заразительно рассмеялся мягкий голос. – Это он наверное за то, что мне памятник сменили.

– Он обещал не мешать.

– Это уже кое-что, он свое слово держит. Тогда можно и попробовать, тем более, ты сегодня родился.

– Я родился зимой.

– Я тоже когда-то не понимал элементарных вещей, – съязвил мягкий и повторил, – сегодня ты родился, в твою честь я апроби-ровал свое желание и вот что мне удалось…

Они еще о чем-то говорили, но Тамара уже не воспринимала, она вспомнила, кому сменили памятник, чуть было не вскрикнула, задрожала, и мысли в голове запрыгали, как солнечные зайчики.

«Встать и поздороваться? – лихорадочно соображала она, – сказать „здравствуйте!“, но это не подходит. А если они исчезнут? А вдруг разгневаются? А если им нельзя отвечать? А вдруг…»

И тут она услышала:

– Да, доказал ты мне. Значит, стоит рассчитать, захотеть…

– Возжелать, – подтрунивая, подхватил мягкий голос, – а все-таки мне ее жалко, ей останется максимум три года. Из-за нас с то-бой.

– Не мы же придумали такой порядок, и к чему сожалеть! – горячо воскликнул надтреснутый голос. – За эти три года она обязательно встретится с ним, и он поверит нам.

– В нас!

– Нам, – упрямо сказал надтреснутый, – и мы еще увидим ту каплю, в которой океан!

– Ну скажи, тебе ее не капли не жалко?

– Да я потом ей все по высшему сорту устрою!

Надтреснутый счастливо захохотал и пропел куплет из своей веселой песни.

– Я часто заскакивал тебя послушать, – признался ему мягкий, – ты без голоса никто, человек разве.

– Ну спасибо, можно подумать, что ты был поэтом!

– Да я шучу, – отмахнулся мягкий, – а где она? Давай по-говорим, а то уйдёт.

– Куда же она уйдет, если вон в пяти шагах лежит, встать от страха не может.

– Неправда! – обиделась Тамара. – Я совсем вас не боюсь!

– Еще бы ты боялась, я смелее тебя и не видел, – и тот, что у входа, подал ей руку.

Тамара спрятала за спину цветы и вышла на аллею.

– Привет! – сказала она и увидела, что они нисколько не изменились.

Тот, что у входа, снял с её волос листик и подал ей, она взяла, и листик оказался зеркальцем.

– Спасибо, – сказала Тамара и поправила прическу.

– Давай, дари цветы, – сказал тот, что должен лежать в глубине.

– Я поровну, – покраснела Тамара, но они этого не заметили.

Она протянула по пять цветочков и сказала, что не верит своим глазам.

– Верь, милая, – улыбнулся тот, что в глубине, – ты родилась под счастливой звездой.

– А что, такие звезды действительно есть?

– Все есть, и звезды счастливые, и девушки красивые.

– Не закручивай девчонке голову, – перебил тот, что должен лежать у входа, – у неё там достаточно вихрей. Как здорово они пахнут, – он держал букетик у самого носа, – я вообще-то не нюхаю этот дурман, но твои – особенные.

Тамара была счастлива.

– А можно я пожму вам руки?

Они по очереди протянули ей руки и серьёзно пожали. Им не показалась такая просьба неуместной или глупой.

– Сдержал, шельмец, слово! – радостно сказал тот, что в глубине.

– Да, удружил. Чтобы к нам – и такая кроха. Тебя как звать?

– Тамара.

– Ну вот, Тамарочка, мы на тебя очень и очень полагаемся. От тебя теперь многое зависит.

– Есть такой закон, – перебил тот, что в глубине.

– Что ты встреваешь! Я сейчас сам все объясню.

– Не ссорьтесь, – попросила Тамара, – а то вы впечатление ослабите.

Они переглянулись и рассмеялись.

– Ну и повезло же нам! Ладно, говори ты.

– Нет, ты.

– А ты начал.

– Ну и что!

– Нет, ну что мне с вами делать, – всплеснула руками Тамара, – вы так до утра будете препираться.

– А сколько времени? – спросили они в один голос.

– Пять минут четвертого.

– Ого, скоро рассвет. Ну давай я.

– Не забудь про инициалы! – волновался тот, что должен лежать в глубине.

– Я с них и начну. Тамарочка, когда ты встретишь человека с инициалами К. Б. Т., то ты в него непременно влюбишься. Запомнила? Так вот, не знаю, что у вас там получится, но ты ему обязательно расскажи о нас, об этом случае, ладно? Он тебе, скорее всего, не по-верит, но ты не расстраивайся, потому что у него с этого все и завертится. Это важно для всех…

– Все пойдет по иному, Тамарочка, – не выдержал тот, что в глубине.

– Ты же обещал!

– Молчу, молчу, – и он отступил на шаг в сторону.

– Ох, Тамарочка, не забудь инициалы, повтори-ка!

– К.В.Т., – сказала Тамарочка.