Любопытна динамика внедрения отдельных масонских систем в России в 1770-е - 1780-е годы:
1775 год - 13 лож первого Елагинского союза и 18 Рейхелевых лож 1777 год - 18 лож Елагинско-рейхелевого союза 1780 год - 14 лож Шведской системы 1783-1786 гг. - 14 (только явных) лож розенкрейцерских 1787-1790 гг. - 22 ложи второго Елагинского союза и не менее 8 розенкрейцерских тайных лож (теоретических собраний) [565].
Согласно донесению князя А.А.Прозоровского Екатерине II, в 1792 году в России было не менее 800 масонов [566].
Те же цифры приводит и его современник, ритор ложи "Трех знамен" [567].
Общее же число масонов за весь период его существования в России во второй половине XVIII века гораздо больше. "Принимая в среднем по 35 человек на ложу (цифра, очевидно, скорее низкая, чем высокая), получаем для сотни лож, какую, вероятно, можно было насчитать в годы масонского расцвета (конец 1770-х - начало 1780-х годов) - не менее 2500 человек", считал Г.В.Вернадский [568].
Однако другой исследователь, О.Ф.Соловьев, ссылаясь на данные А.Н.Пыпина [569], пишет всего о 93 масонских ложах последней трети XVIII века, распределявшихся по десятилетиям следующим образом: 1770-е годы 54; 1780-е - 35; 1790-е - 4. Г.В.Вернадский, по его мнению, сильно завысил цифры. На самом деле общая численность масонов в XVIII веке вряд ли превышала одну тысячу человек [570], - считает он.
Как бы то ни было, и одна тысяча братьев-масонов, учитывая их высокий социальный статус и положение в тогдашнем обществе для России было немало.
Характерный штрих: по свидетельству Рейнбека, Екатерина II очень часто на свой вопрос, где находится тот или иной сенатор или царедворец, получала лаконичный и многозначительный ответ: "В ложе!" [571].
Г.Р.Державин в своих записках приводит многозначительный эпизод из практики его председательствования как генерал-прокурора Правительствующего Сената.
Однажды, пишет Г.Р.Державин, во время заседания поднялся большой шум. "Сенаторы встали со своих мест и говорили между собою с горячностию, так что едва ли друг друга понимали". Прошел час. Державин несколько раз показывал господам сенаторам на часы, убедительно взывал к ним успокоиться и сесть на свои места, но тщетно. Никто его не слушал. "Тогда седши на свое место за генерал-прокурорский стол, ударил по оному молотком (деревянный молоток Петра I, хранившийся в ящике на генерал-прокурорском столе). Сие, - свидетельствует Державин, - как громом поразило сенаторов: побледнели, бросились на свои места и сделалась чрезвычайная тишина" [572]. Причина столь быстрого водворения порядка в Сенате лежит на поверхности. Многие, если не большинство из господ сенаторов, как то: граф В.П.Кочубей, П.А.Строганов, А.М.Голицин, граф В.А.Зубов и другие были масонами, а молоток в руках мастера "есть орудие начальства. Когда звук оного слышат братья, какого бы достоинства и звания в ордене не были, должны молчать", - гласит масонский артикул Законов шотландской директории андреевских братьев [573].
Да что там говорить. Даже личный секретарь Екатерины II А.В.Храповицкий был масоном и в свое время заседал в елагинской ложе (1776 год) [574].
Все это едва ли могло понравиться императрице. Однако в центре внимания Екатерины II оказалось не все русское масонство как таковое, что следовало от нее ожидать, а масонство московское. И это не случайно. Вступив по совету И.-Г.Шварца в розенкрейцерский орден, московские масоны, как полагал Я.Л.Барсков, тем самым совершили как бы двойную ошибку: "направили на ложную дорогу (в мистицизм) свою просветительскую работу и запутались в политической интриге". Последняя, собственно, и привела братьев к "неизбежной гибели"
[575].
Глава 7.
Масоны и политика: дело Н.И.Новикова
К началу 1790-х годов обстоятельства складывались так, что все враждебное Екатерине II в России и за границей так или иначе было связано с масонством.
Екатерина II, как известно, сама будучи немкой по происхождению, немцев, тем не менее, недолюбливала. Что же касается ее сына и наследника Павла Петровича, то он держался противоположного взгляда и простодушно восхищался всем немецким или, вернее, прусским. Неудивительно поэтому, что именно на него и ориентировались связанные со своим берлинским начальством братья московского Ордена Злато-розового креста.
"Когда в руках "больших господ", - писал в этой связи Я.Л.Барсков, остаются лишь "малые дела", они заполняют досужее время разговорами о том, что не ими делается, как при них бывало и как они поступили бы, если бы их призвали к власти. Таких господ в екатерининской Москве было множество.
Их объединяло все: общественное положение, родство, свойство, жизнь не у дел, на покое, в опале". В конце 70-х годов, после Пугачевского восстания, в Москве пошли толки о тайных масонских собраниях с участием знатных вельмож, недовольных правлением Екатерины II. "В следующем десятилетии, - подчеркивает Я.Л.Барсков, - масоны выступили публично, с явным стремлением все захватить в свои руки - управление, суд, школу, печать, благотворительность. Правительство и общество насторожились" [576].
Нельзя сбрасывать со счетов и то немаловажное обстоятельство, что уже по складу своего ума - холодного и рассудительного - Екатерина II терпеть не могла никакого тумана и никакой мистики. И уже только на этом основании русские масоны едва ли могли рассчитывать на ее сочувствие и поддержку.
"Не сходит с трона на Восток", - одобрительно отмечал в связи с этим в своей оде "К Фелице" Гавриил Романович Державин. Более того, выясняется (письмо к графу А.А.Безбородко, 1790 г.), что Екатерина II предполагала даже обнародовать специальный манифест к русскому народу с предостережением его "от прельщения, выдуманного вне наших пределов под названием разного рода масонских лож и с ними соединенных мартинистских иллюминатов и других мистических ересей, точно клонящихся к разрушению христианского православия и всякого благоустроенного правления, а на место оного возводящих неустройство под видом несбыточного и в естестве не существующего мнимого равенства"
[577].
Первое полемическое сочинение Екатерины II, направленное против масонов, - "Тайна противонелепого общества", остроумная пародия на масонские ритуалы - вышло в свет еще в 1780 году. В последующем ее недовольство деятельностью "братьев", подогреваемое ярым недругом масонов, фаворитом государыни А.М.Дмитриевым-Мамоновым вылилось в написанных ею и поставленных в 1786 году трех комедиях, разоблачающих и осмеивающих "вольных каменщиков": "Обманщик", "Обольщенный" и "Шаман сибирский". Внимательно изучивший эти комедии, как и вообще полемику Екатерины II с масонами А.И.Семека пришел к выводу, что негодование ее против "братьев"
было вызвано, главным образом, их замкнутостью, мистическим настроением и критическим отношением к тогдашней российской действительности. "Подозрительным казалось ей и существование у масонов какой-то тайны; добродетель их она считала лицемерием, самих масонов - или обманутыми простаками, или ловкими мошенниками" [578].
Однако эффект от литературной полемики с масонами, как вынуждена была признать впоследствии сама Екатерина II, оказался крайне незначительным и на самих масонов ее критика их деятельности должного впечатления не произвела.
"Перечитав, - писала она, - в печати и в рукописях все скучные нелепости, которыми занимаются масоны, я с отвращением убедилась, что как ни смейся над людьми, они не становятся от того ни образованнее, ни благоразумнее"
[579]. Стало очевидно, что одной литературной полемики с масонами мало: пора и власть употребить.
Целесообразность этого употребления власти была тем более очевидна, что несмотря на формальное прекращение своих работ в 1786-1787 гг. [580], тайная деятельность по крайней мере 6 розенкрейцерских лож "теоретического градуса" по-прежнему продолжалась [581]. Приостановлена была деятельность только так называемых "иоанновских" лож, т.е. лож первых трех степеней. Как ни в чем не бывало продолжалась просветительская и филантропическая деятельность ордена. Вопреки распространенному взгляду, она отнюдь не была так безобидна, как это представляется в трудах наших историков, а преследовала далеко идущие цели повсеместного распространения и внедрения в общественное сознание масонской идеологии. Обстоятельство это нисколько не противоречит, как представляется, ни чистоте побуждений некоторых братьев, жертвовавших огромные суммы на общественные нужды, ни положительной оценке этой стороны деятельности московских масонов позднейшими исследователями.
