Хотя, уже возвращаясь назад, понял, что поступил правильно. Не гадь там, где ешь. Или живешь. Пусть даже в их с котом пещерке они и не жили, и с едой туго. Один хрен, нечего расслабляться. Тем более, что идти, неожиданно, стало легче.

Еще вчера, добравшись сюда и разведя костер, Морхольд попробовал немного разобраться в собственных повреждениях. Выходило не особо хорошо, но не так страшно, как казалось. Глаз пришлось прикрыть повязкой из чудом оставшегося на поясе остатка прокипяченного бинта. Левая ладонь превратилась в отбивную, совсем как после удара кухонным молотком. Первого удара, когда мясо еще не в лохмотья, но… и этого хватает. Ну очень неудобно и больно. Скорее всего, два оставшихся ногтя слетят к чертовой бабушке в течение пары дней. Но, самое главное, на спине крови не оказалось.

Значит, что? Приложило волной от взорвавшегося снаряда хрен пойми откуда взявшегося танка, да-да. Впечатало в одно из ближайших деревьев, такие дела. Позвоночник подозрительно щелкал и хрустел, и поневоле становилось не по себе. Да и черт с ним. Живой, относительно целый. Все остальное… ерунда, война план покажет.

– Э, кошастый, жрать хочешь? – Морхольд покрутил головой, отыскивая необходимое. Кот, как ни странно, смотрел на него заинтересованно. Даже, как показалось, понимающе.

– Ты б хоть мяукнул, что ль, если согласен… – Морхольд довольно кивнул, обнаружив искомое. А кот коротко и приглушенно муркнул. Прямо как БТР.

Снег полностью все же не растаял. Так, лежал белыми пятнами там и сям. Солнце, понятное дело, не выглядывало. Но холодная корка заметно сокращалась. Это хорошо, глядишь, вода покажется не такой и холодной. Какая вода? Морхольд поежился.

Река находилась недалеко. Пусть сейчас она и не бежала так быстро, чтобы услышать, но в этом он не сомневался. Ее Морхольд чувствовал сразу. С самого детства. И вода сейчас ох как нужна. Потому что еду взять негде.

Из съедобного рядом оказался лишь одинокий куст рябины. Красные ягоды радостно горели на ветках, густо обсыпав их алыми россыпями. А толку? Он же не снегирь или синица, чтобы наесться этой вот красивой горечью.

Да и кота стоит покормить. Мышковать или, того пуще, поймать птицу себе по размеру кошак сможет не скоро. Раз так, нечего торчать дуб дубом и ждать манны небесной. Пусть и способ, которым стоило добыть пожрать, применялся на его веку всего пару раз. И то не им самим.

Морхольд подкинул сушняка, собранного еще ночью и лежавшего поодаль от костерка, выпаривая влагу. Огонь пригодится. Ненадолго придется вернуться в каменный век, честное благородное слово.

Выдаст их дым? Нет, не выдаст. В этом Морхольд не сомневался. Дым стлался над землей, теряясь в корнях и не поднимаясь вверх. Птиц вокруг не оказалось, не вспугнешь. Да и кот чужих-опасных почует. Как и любой усато-полосатый – пусть и сильно ранен, но бдителен. Точно-точно, вон, ухо еле заметно крутится локатором. И хорошо, такую сигнализацию и за цинк «семерки» просто так не купишь.

Замеченную ветвь, относительно прямую и вполне крепкую, ломал уже не таясь. Древесина, упругая и сильная, поддаваться не желала. Но бороться не смогла и отступила, наградив длинной, по плечо и толщиной с запястье необходимой снастью. Пусть пока еще и в виде полуфабриката. Глаза боятся, руки делают.

Среди редких оставшихся при нем вещей сохранился один, крайне важный, предмет. Тот, без которого пришлось бы тяжело. Нож. Короткий, широкий и крепкий. Сохранился только благодаря куртке, где сталь постоянно спала во внутреннем кармане на груди. Пользоваться им выпадало нечасто, но вот и пригодился.

Так… рядом обнаружилось полезное переплетение корней. Высокое, чуть не по колено. И очень удачно вышло закрепить там эту самую палку. Так, чтобы она поменьше вертелась. Что еще?

Шнур, скрепя сердце и плюя на собственную алчную жабу, пришлось выпарывать из многострадальной куртки. Крепкий, стянутый из синтетических нитей, он утягивал живот Морхольда, и таким способом приходилось пользоваться давно. В спокойные сытые месяцы живот упорно старался подрасти. Ничего, сейчас – тоже весьма нередкие дни – лишнее уйдет быстро. Так что сильно жалеть не стоило.

Короткий и плотный сучок валялся прямо под ногами. Пригодится. Морхольд, поморщившись от чуть колыхнувшейся боли, примерился и взялся за дело. Дело оказалось небыстрым и непростым. Что поделать, в чем-то ты специалист, в чем-то сущий рукожоп. Так всегда и у всех.

Нож входил в плотное дерево тяжело и адски скрипя. Два первых надреза, крест-накрест, посередине обломанного края. Чуть расширить, водя сталью как пилой, порой подстукивая сучком, стараясь вбить поглубже. Ветка поддавалась с заметной неохотой. Но поддавалась.

Упорно, до рези в ладонях от спинки ножа и шершавой коры сука, взад-вперед, и снова и снова. Нож уже не скрипел, практически стонал. Дерево аккомпанировало чуть тоньше. Но дело шло, как и задумывал. Сталь входила все глубже, добравшись на две трети до нужной глубины.

Приходилось останавливаться и вытирать пот. Тот уже не просто выступал. Катился по лицу и спине градом. Тонкие струйки, противные и липкие, с шеи перебрались на грудь, явственно желая стечь на живот. А вот спина стала болеть меньше. И даже вышло перенести вес на больную ногу. Та даже стала слушаться, не подгибалась.

Время явно перевалило за полдень, низкие тучи прямо посветлели. Растеплило, от снега остались только жирные влажные прогалины. Пар изо рта уже не шел. Взамен явственно парили рукава и, наверное, спина. Зато и дело потихоньку приблизилось к концу.

Когда нож закончил скрипеть, резать им можно было разве что давно пропавшую в природе вареную колбасу. «Докторскую», прочно занесенную в Красную книгу канувших в небытие примет развитой цивилизации. Да и то, возникло сомнение в способности ножа разрезать полиэтилен обертки лезвием. Разве что незатупившимся кончиком.

Придирчиво рассматривая результат, Морхольд довольно хмыкнул. Ну, первый блин вышел не особо комом. Такие… вполне одинаковые четыре рога. Хватило бы ножа, чтобы заострить. Он вздохнул и принялся кромсать дерево снова. Плоские разлохмаченные концы потихоньку превращались в острые и относительно опасные жала.

Шнур пошел в дело чуть позже. Аккуратно, не перетягивая, Морхольд стянул рога у целой части своей самоделки и пошел к пещерке. Вот что-что, а как посошок эта деревяшка ему точно сгодится.

Кот наконец-то сменил положение. Морхольда он встретил, лежа на пузе. Роскошная шуба и рыжеватый подшерсток делали его даже больше, чем на самом деле.

– Ба, да ты, хвостатый, ожил? – Морхольд сел осторожно, боясь потревожить спину, и сунул конец деревяшки в костер. Подбросил сушняка и приготовился вовремя достать эту вот древнюю снасть.

Кот фыркнул, запах занявшегося дерева ему почему-то не понравился. И не ответил, совершенно не удивив.

Дерево, потрескивая, тлело. Несколько раз поворачивая его, Морхольд пристально всматривался. Да, охотник-неандерталец из него, словами классика, как из козьей жопы труба. Ну, бывает на старуху проруха. Дело-то все равно не бесполезное, да и спорится.

Выхватив чуть вспыхнувшую шнуром палку, он быстро притушил огоньки, сунув в просохший песок на полу. И критично осмотрел творение. Лишнее обгоревшее убрал бедным ножом и хмыкнул. Затея удалась. Обугленные рога стали крепче. Ну, или должны были стать. Из сломанной ветки вышла самая настоящая острога. Рыбацкая древняя острога. Осталось только использовать ее удачно – и будет им с котом счастье. Если и впрямь повезет.

Морхольд встал, покосился на усатого собрата по несчастью. Тот, не сменив позы и загадочно, как только кошки и умеют, смотрел на него. Страшноватое зрелище, что и говорить, когда на тебя смотрит огромный одноглазый саблезубый кот.

– Отдыхай, жопа мохнатая, – Морхольд сплюнул, – а я попробую найти нам жратву. Остаешься за старшего. Если что – три зеленых свистка.

Позвоночник, радостно отреагировав на подъем и первые шаги, стрельнул горячим трассирующим. От крестца и до самой пятки. Морхольд сплюнул, с горечью поняв, что уже привыкает.