Она помолчала, но ей на ум пришло новое соображение:
– Вы даже думали, что я симулирую амнезию. Неужели после этого вы теперь считаете, что я выдумала историю, которую только что рассказала вам?
Он ответил уклончиво:
– Мне не понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что ваша амнезия настоящая, хотя сейчас предполагаю – вы скажете, что никакой амнезии и в помине не было. Честно говоря, не знаю, как мне реагировать на все это; уверен лишь в одном – вы думаете, что говорите правду. Но очевидно, вы все-таки страдаете от какого-то заболевания мозга.
Сочувствие в его взоре несколько смягчило жесткое значение слов, и на душе у Аманды стало полегче. Она улыбнулась более решительно.
– Давайте забудем на время о моей умственной неполноценности. Сейчас покажу вам одну вещицу, которая, по-моему, убедит вас в истинности моих слов. – И, сунув руку за кружевной вырез платья, вынула тот самый медальончик, что несколько недель хранила в своем туалетном столике. Сняла его через голову и передала Ашу.
– Что это такое?
– Эта вещица прибыла со мною из двадцатого столетия. Сначала я не поняла – почему только она и ничего другого из моего имущества, теперь понимаю. Некто или нечто, с чьей помощью я оказалась здесь, предположил, что в какой-то момент мне может понадобиться вещественное доказательство. Взгляните на него. «В Господа веруем», – прочитал он. – А кто этот джентльмен с бородой?
– Авраам Линкольн, шестнадцатый президент Соединенных штатов Америки. Он был... то есть будет убит в 1865 году, вскоре после окончания Гражданской войны в США. Да, было у нас и такое. Обратите внимание на дату, Аш, – добавила она, – взгляните на дату.
– 1989, – пробормотал он изумленно, – Откуда это у вас?
– Это не моих рук дело, если вы такое имеете в виду; я не могла изготовить подобное за последние несколько недель, – сухо проговорила она.
– Не могли, – заметил Аш, вертя монету в пальцах. – Выглядит как несомненно настоящая, но я не понимаю...
– Говорю вам как другу: это – монета, часть денежной единицы; она была... то есть будет отчеканена в 1989 году – как там и обозначено. Неужели и теперь вы не понимаете, что это значит?
– Нет, конечно, понимаю, – огрызнулся Аш, – но надо поискать еще какое-то объяснение, – он опять тщетно повертел монету в пальцах. – А кто такой Дерек, – резко спросил он.
– Дере... Ох! Это – один старый знакомый.
– Звучит так, будто вы были с ним близко знакомы, – сказано это было небрежным то ном, но с подтекстом.
– Аш, у меня сейчас нет настроения рассказывать о Дереке. Позже у нас будет достаточно времени и я вам расскажу о жизни и времяпрепровождении Аманды Маговерн. В данный момент надо обсудить совсем иные проблемы. Так уж вышло, что у меня появились веские причины раскрыть вам правду о моих недавних – фу! – путешествиях. – Аш промолчал, но вопросительно поднял брови. – Дело в том, что я могу принести вам удачу.
– Прямо так?
– Так! – отрезала она. – Не продавайте облигации государственного займа. Наоборот, купите их как можно больше, потому что как раз сейчас Веллингтон наносит Наполеону сокрушительный удар в жестоком сражении у маленькой деревушки, именуемой Ватерлоо.
– Никогда не слышал этого названия, – проговорил Аж уже менее недоверчиво.
– Кажется, это около десяти миль южнее Брюсселя.
– Ага...
– Цена государственных облигаций будет падать еще некоторое время, и завтра до полу дня вы сможете за бесценок накупить этих бумаг хоть полную корзину. И весь следующий день пелена мрака и уныния будет еще висеть над городом, но в среду, двадцать первого числа, из королевского дворца Сент-Джеймс выедет карета, она проследует по улице Сент-Джеймс-стрит мимо дворянских клубов к площади Гросвенор-сквер, а из ее окон будут торчать трофейные французские гербы – императорские орлы. Вскоре последует и официальное оглашение победы Англии – и все! Цены на государственные бумаги вздуются и вы заработаете кучу денег.
Аш молчал довольно долго и пристально смотрел на нее с какой-то туманной поволокой во взоре, потом опять глянул на монету. Аманда взяла ее.
– У вас есть перочинный нож?
Он молча вынул из жилетного кармана нож с рукояткой из слоновой кости и подал ей. Аманда сковырнула ножом золотую оправу и снова отдала монету Ашу.
– «Соединенные Штаты Америки», – прочитал он на обороте и быстро взглянул на Аманду. – Значит, там вы живете? – Аманда кивнула.
– «Е Pluribus Unum», – прочитал он далее.
– Означает в переводе с латыни: «Из многих единственное», – поспешила объяснить Аманда.
– Мне понятно значение, – выпалил Аш, – я был первым в классических языках. А что это за здание с колоннами?
– Памятник Линкольну в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия.
– М-да... новая столица. Я слышал, так зловонная трясина и ничего более.
– Наверное, так оно и есть – пока, – улыбнулась Аманда. – Но сейчас нам не стоит тратить время на разные подробности. Мне кажется, я вам наговорила достаточно, чтобы как следует призадуматься. А сейчас, полагаю, вам пора отвезти меня домой, – и Аш молча тронул лошадей.
– А где в Америке вы родились... то есть еще родитесь? – спросил через некоторое время Аш.
– В маленьком городке по имени Кестер в Южной Дакоте, в 1968 году, теперь мне двадцать восемь лет, – и потом Аманда рассказала ему об аварии, в которой была изуродована и...
– При катастрофе экипажа? – переспросил он.
– Да, хотя правильнее этот экипаж называется автомобиль, ну... он без лошади... работает на бензине, который делают из нефти, – пояснила она.
– Угу...
Аманда продолжала рассказывать, будто не замечая его недоверия, перешла к своей жизни в Калифорнии, потом в Чикаго.
– Так вы говорите, в двадцатом столетии женщины преподают в университетах?
– Да! – с негодованием ответила она. – В моем веке женщины имеют права голоса и участвуют в выборах; у нас есть женщины – губернаторы штатов и члены законодательных собраний штатов. У нас даже... – Она уже начала развивать свою излюбленную тему, но Аш прервал ее.
– Должно быть, мужчины в этом вашем веке – бестолковые и слабовольные существа, – презрительно фыркнул он.
– Ничуть не больше, чем в любом веке, – отпарировала она. – Нам предстоит пройти еще долгий путь развития, но несомненно у нас людям во всех отношениях гораздо лучше и живут они намного обеспеченнее, чем когда – либо за всю предыдущую историю человечества.
Аш опять продолжительно помолчал, а потом задал безадресный вопрос:
– Почему?
– Что – почему? – переспросила она, не поняв.
– Почему же, думаю я, выбрали именно вас для такого единичного предприятия с переносом во времени? Полагаю, что оно в самом деле совершенно исключительного характера, ибо я никогда не слышал ни о чем подобном. Почему Аманду – Маговерн, кажется так? – отправили в такое фантастическое путешествие? – Аманда хладнокровно восприняла вопрос.
– Я тоже об этом не раз думала. Не уверена, что я единственная, с кем произошло такое за все времена. Но о данном случае я думаю следующее: по всей вероятности, предполагалось, что Аманда Бридж проживет полную положенную ей жизнь. Однако произошел какой-то сбой – случилось что-то непоправимое с ее мозгом. В связи с этим вмешался некто (или нечто), чтобы исправить ситуацию. Это... существо... натолкнулось на меня... а я ведь знаю историю Англии и ее жизнь этой эпохи, пусть не в совершенстве... и у меня, думаю, такое же заболевание, что у нее... то же имя и, как я недавно узнала, то же число у дня рождения. Быть может, все это – простое совпадение или часть какого-то вселенского предначертания, но, судя по всему, было решено, что я подходящая кандидатура для продолжения жизни Аманды Бридж до изначально задуманного срока. Я до сих пор не знаю – было ли совпадением то, что я появилась в часовне Гросвенор в то же самое число 1996 года, что и сто восемьдесят лет назад, когда Аманда Бридж должна была там скончаться, или все это было специально подстроено каким-то сверхъестественным организатором. Но я пришла туда и, стало быть, оттуда. Понятия не имею... – она внезапно замолчала, заметив, что они въехали на улицу Верхняя Брук-стрит. Спустя несколько минут Аш остановил коляску у входа дома Бриджей. Проводил ее до двери, и, прежде чем он ушел, она пальцем слегка оттянула его жилетный карман и опустила туда медальон.