— Зелье от головной боли.
— У меня голова не болит.
— Сейчас заболит, — невесело усмехнулась Гермиона.
Гарри взял протянутый флакончик и выпил содержимое одним глотком. Гермиона увидела, как он на миг поморщился, а потом принялся разглядывать опустевший флакончик, и ей вдруг стало страшно. Примени сейчас кто-то по отношению к ней заклятие империо, или же кто другой прими Оборотное зелье, и Гарри легко и безропотно выпьет яд, например. Как же он доверял. Даже после ее признания, даже сейчас, когда злился. Верил ей, как не верил, возможно, даже себе. Гермиона подумала, что стоило бы сказать ему об этом, напомнить об осторожности, но она лишь потерла ноющий висок. Бесполезно. Доверие — это часть Гарри, как недоверие — часть Драко.
— Возможно, мне не стоило говорить тебе это сейчас. Но… мне показалось, что Дамблдор этого хотел. Да и ты вправе знать.
— Что знать?
— Помнишь предпоследний день летних каникул?
Гарри на миг задумался, а потом неуверенно кивнул.
— Кажется, мы встречались с Роном. Это же было тридцатого?
— Да. Мы… должны были встретиться с Роном.
Гарри вдруг почувствовал, как сердце отчего-то пропустило удар и понеслось вскачь. Ведь он чувствовал. Он знал, что что-то случилось в тот день. Не могла Гермиона, милая, славная Гермиона, ни с того ни с сего удариться в слезы, а потом грустить, места себе не находить несколько недель, срываясь, отмалчиваясь. Что-то произошло. И Дамблдор знал. И… Малфой знал.
— Мне стерли память?
Гермиона кивнула, с болью глядя в потемневшие глаза друга.
— А… настоящий день. Его… как сделали? Откорректировали?
— Маховик времени. Дамблдор просто вернул нас.
— А тебе не стерли?
— Нет. Он… предоставил мне выбор.
— И ты отказалась? Почему?
— Он попросил помочь Малфою.
— Малфой нуждался в помощи?
— Ты даже не можешь представить, насколько.
— И… чем ты должна была помочь?
— Не знаю. Дамблдор не сказал.
— И твоя помощь зашла так далеко?
Гермиона пожала плечами и кивнула одновременно.
— Что там произошло?
— Мы гуляли в парке…
Надо же. Гермиона молчала об этом несколько месяцев, а вот сегодня пересказывала эту историю во второй раз. За время, что длился ее изрядно сокращенный рассказ, Гарри не проронил ни слова. Гермиона обрисовывала в общих чертах события, участницей которых стала, и сама удивлялась, что пересказ истории, длившейся, как ей казалось, вечность, сейчас не занял и десяти минут. А все потому, что она говорила лишь о фактах. В этом рассказе не было ее страха, не было сдержанности Нарциссы Малфой и надменности Люциуса Малфоя, здесь не было шипения Темного Лорда и… «поверь мне» Драко Малфоя тоже не было. Лишь хронология событий. Гермиона впервые подумала, что понятия не имеет, что происходило в это время с Гарри. А ведь что-то же происходило. Сейчас она осознала это отчетливо по тому, как Гарри сжал кулак, так что побелели костяшки пальцев, по тому, как напряглись его плечи, и остекленел взгляд.
— А потом Дамблдор вернул тебя и предложил мне сохранить воспоминания.
Гермиона замолчала, и в коридоре повисла напряженная тишина. Девушка смотрела на знакомое лицо и понимала, что готова сейчас к тому, что он закричит, выплеснет эмоции, разозлится, но Гарри молчал, разглядывая что-то на каменном полу.
— Что там было, Гарри? — едва слышно выговорила она.
— Ничего особенного, — медленно произнес Гарри, отгоняя воспоминания о холодном смехе, заставлявшем бежать мурашки вдоль позвоночника, о лихорадочном блеске красных глаз и направленной на него волшебной палочке. Палочке, убившей его родителей. Воспоминания, казалось, вырванные с корнем древней магией, сейчас врывались в сознание. Обрывками. Неясными потоками, словно кровь, бьющая фонтаном из раны. Почему такая странная ассоциация? Гарри не знал. Может оттого, что в висках пульсировало, несмотря на принятое зелье.
— Ничего. Так что там дальше? Получается, ты… влюбилась, — слово далось с трудом, — в Малфоя из-за того, что тебе предложили ему помочь?
— Нет… Гарри. Все было не так. Это… Господи! — Гермиона прижала ладони к щекам. — Это все сложнее, чем выглядит. Просто тот день показал, что Малфой совсем другой и…
— Милый и добрый… — монотонно проговорил Гарри.
— Нет. Просто оказалось, что он может жертвовать собой ради других и… вообще. Его дом — паршивое место. Ты даже не представляешь, насколько, и…
— Представляю, — откликнулся Гарри, едва удержавшись от того, чтобы поежиться.
Он представлял. Нет, конечно же, не себя на месте Малфоя, а вот, что чувствуют люди в подземельях этого замка, представлял очень хорошо. Юноша чуть поморщился. Головная боль была пульсирующей и тупой, словно пробивалась через вату. И воспоминания были такие же, точно сквозь узорчатую дымку. Он помнил только нескончаемый поток заклинаний, лицо Люциуса Малфоя и то, как сорвал пуговицу с его камзола, когда Люциус приблизился. Чего он хотел? Кажется, что-то говорил. Гарри тогда еще показалось, что тот говорит слишком тихо — лично он ничего не расслышал. Волдеморт, кажется, тоже, потому что просил повторить. Впрочем, повтора Гарри тоже не понял. Он вообще почти ничего не соображал в тот момент.
Значит, вот что получается. Он оказался пленником, а Гермиона ринулась его спасать. Гарри поднял голову и посмотрел на девушку. Пристально. Изучающе.
Гермиона стояла в паре шагов от него и теребила рукав кофты. Она была похожа на пружину, сжатую так сильно, что казалось еще чуть-чуть и сломается, или же, наоборот, разожмется. Гарри вдруг подумал, что давно не смотрел на нее вот так — долго и без помех. Зимой ее веснушки почти всегда пропадали, словно меркли, а к весне расцветали на вздернутом носике. Вот и сейчас он скорее их угадывал, нежели видел. В карих глазах плескались тоска и боль. У левого виска прядка выбилась из хвостика. Гарри вдруг захотелось убрать эту прядку, как он делал раньше. В прошлой жизни. В жизни, где правду укутывали в сто слоев изощренной лжи, и все ради его же блага.
— Значит, Малфой вернулся в свое имение с аврорами? — негромко произнес он, просто чтобы что-то сказать.
— Да, — кивнула Гермиона. — И наткнулся на режущее заклятие.
— В смысле? Ты не сказала…
— Я не знаю, где оно было, но в Хогвартс он уже ехал изувеченный. Помнишь? Вы в карете…
— Помню. И что дальше? Вы стали общаться?
— Нет. Не стали. Малфой… Он упрямей Рона, — Гермиона усмехнулась, но, увидев, что Гарри не принял ее шутку, смутилась и, откашлявшись, продолжила: — Он всячески старался, чтобы все было, как раньше.
— А ты?
— Я тоже. Просто так получилось. Сначала эти занятия с Брэндом и Томом. А потом как-то все завертелось.
— Вы давно встречаетесь? — пристальный взгляд заставил покраснеть.
Не так она представляла этот разговор. Ожидала, что придется что-то доказывать, остужать его ярость, а он спрашивал ровным голосом, без тени эмоций. Словно… это и не он вовсе.
— Нет, Гарри. Да мы и не встречались, в общем-то.
Гарри опустил голову, скользнув взглядом по джинсам Гермионы до натертого до блеска каменного пола. Он вспомнил вчерашний вечер и расстегнутое платье. И слезы. Все-таки поежился.
— Что произошло вчера?
— Когда? — Гермиона переступила с ноги на ногу, и Гарри отвлекло это движение. Он вновь поднял голову.
— Вечером. Ты плакала.
— Гарри, это… неважно. Сейчас уже не важно.
— Гермиона, сделай милость, давай поиграем в правду. Для разнообразия.
Голос Гарри прозвучал гораздо резче, чем он хотел. Девушка поправила ворот кофты и глубоко вздохнула.
— Вчера он узнал, что мне не стерли память.
— То есть до этого он не знал?
— Нет. Дамблдор обещал ему, что сотрет.
— Поразительно, — зло рассмеялся Гарри, прислоняясь спиной к холодному стеклу.
— Гарри, ты простудишься.
— Очень трогательная забота, — прокомментировал он. Некоторое время подумал, но потом все же сел прямо.
