Все эти годы он загонял мысли о Сириусе в самые потаенные уголки сознания. Он не хотел их, он их просто ненавидел. Потому что каждая отзывалась тупой болью где-то под ребрами. Потому что в памяти на фоне смеющегося мальчишки всегда возникали руины дома Джима и Лили. И мягкая улыбка Питера и… Гарри. Маленький беззащитный Гарри, который так звонко смеялся, стоило Сириусу взять его на руки.

И… было необходимо как-то это принять. Верил ли Ремус Люпин в предательство?

Ремус Люпин — бывший аврор. Ремус Люпин привык верить фактам. Никаких домыслов, никаких иллюзий — лишь сухие факты. Хранитель тайны — раз. Несколько невинных магглов — два. Питер — три. Сухие факты.

И не вспоминать фразу «я невиновен!», еле различимую, словно с трудом выдавленную, пересохшими искусанными губами. Не вспоминать…

Раньше Ремус Люпин не любил ночи, освещенные полной луной. Потом перестал любить абсолютно все ночи. Когда утомленному сознанию плевать на сухие факты. Когда слышишь негромкий голос:

«Опасен, говоришь? Покажи хоть одного, кто, имея волшебную палочку и десяток заклинаний, неопасен».

Слова друга. Слова человека, который доверял, прощал и принимал.

И сознание упорно сопротивляется. Факты. Сухие факты.

А в голове такое знакомое: «Да брось, Лунатик. Мы быстро. Это всего лишь шутка…».

Мерлин! Знал ли ты, до чего дошутится Сириус Блэк? Знали ли мы все?

И, раз за разом перебирая воспоминания, Ремус не найдет ни одной зацепки, ничего, что могло бы дать повод подозревать Сириуса в измене. И останутся лишь сухие факты и выправка аврора. Их ведь не зря учили выживать в условиях войны. Не верить, не привыкать. Помнится, их всегда критиковали «за слишком безоговорочную дружбу в условиях военного времени».

— Так нельзя, — грозно рычал Грюм. — Нельзя, чтобы при гибели одной детали ломалась вся конструкция.

Молодые новобранцы были лишь конструкцией, призванной помочь в этой борьбе. Конструкцией, которая рухнула летом восемьдесят первого года, когда все «детали» рассыпались и покорежились. Но Великий Мерлин, наверное, это предвидел и сопроводил все падением Того-Кого-Нельзя-Называть, потому что иначе мир ждал крах.

Мерлин сыграл новой фигурой — Гарри.

Ремус зябко поежился.

Измученный вновь нахлынувшими воспоминаниями о собственных школьных годах, усугубленными мерным покачиванием «Хогвартс-экспресса», он и позабыл об одной маленькой детали, пока эта «деталь» сама не явилась в его купе.

Ремусу можно было даже не представлять этого мальчика. И не потому, что он был как две капли воды похож на Джеймса, нет, а потому, что, когда мальчик пришел в себя после обморока, вызванного дементорами, Ремус Люпин увидел слегка испуганный взгляд Лили. Это были ее глаза. Глаза того оттенка, который редко встречался Ремусу.

И завертелось…

Первые две недели в Хогвартсе едва не свели его с ума. Насмешки со стороны факультета Слизерин не трогали. Ремус слишком хорошо знал этот мир изнутри. Доставлял неудобство… Северус Снейп. Да-да, этот «милый» человек был деканом «любимого» факультета, а еще был несколько непривычен окружающий официоз. Профессор Макгонагалл, которую больше не нужно было бояться, но при виде которой все равно возникал давно позабытый трепет и мысленный вопрос, не успел ли чего натворить; профессор Флитвик, приветливо встретивший и сразу попытавшийся вовлечь в приятельскую беседу… И главное… Что же главное? Замок. Сам замок, чьи стены были наполнены голосами тех, других учеников. И воспоминания. Вот здесь его впервые поцеловала Фрида. Вот здесь он нашел окровавленного Сириуса. А там…

И вот эти бесконечные «здесь» и «там» порой доводили до отчаяния. А еще на фоне всего этого был Гарри. Мальчик-Который-Выжил. Какое нелепое прозвище дали газетчики. Ведь «выжил» — это совсем не значит «живет». Или «будет жить», или… Миллионы «или».

У Гарри были друзья. Милая девочка-всезнайка. Ремус про себя всегда улыбался, глядя на нее. Она жутко напоминала Лили. Вот этой привычкой опекать, давать советы и искренне заботиться. И был слегка неловкий какой-то там по счету сын Артура и Молли Уизли.

Мерлин! Как летит жизнь. Это понимаешь только, когда видишь отражение давно знакомых людей в их детях.

Например, сын Люциуса Малфоя был совершенно невыносим. Язвительный, невоспитанный. Хотя нет, не так… блестяще воспитанный и… несчастный. Да, банально несчастный. Оборотни чувствуют такие вещи. Внешняя бравада, эти бесконечные «мой отец, мой отец» вызывали сострадание. Как правило, в словах мы часто выдаем желаемое за действительное, вот и у Малфоя-младшего речи «мой отец» делом не подкреплялись. Отец не появлялся… а у ребенка, по сути дела, не было даже друзей. Слизеринцы вообще были странными. Со школьной парты этого не видно, а вот из-за учительского стола очень даже заметно.

В общем, жизнь Ремуса Люпина впервые за много лет бурлила и била ключом, заставляя зябко ежиться и пытаться придумать предлог как-то все изменить.

А потом произошло несколько вещей. Подумать только! Еще несколько. Словно полный штиль его жизни вдруг сменился штормом в девять баллов.

Во-первых, из Министерства пришла официальная бумага о том, что «Сириус Блэк, сумасшедший убийца, охотится за… Гарри Поттером».

Помнится, Ремус чуть дара речи не лишился, услышав подобную чушь. Зачем? Зачем Сириусу на кого-то охотиться? Это полнейший бред! Это… могло сравниться по эффекту разве что с новостью о самом побеге. Но на этом власти не остановились. «Каждый волшебник, обнаруживший хоть какой-то след Блэка, обязан немедленно сообщить в Министерство, по возможности не подвергая свою жизнь опасности». И по мерзкой ухмылке Северуса Снейпа Ремус вдруг понял, что Сириус обречен. Потянулись бесконечные минуты тревожного ожидания. А если Ремус увидит Сириуса, что он сделает? И что сделает сам Сириус? И что с ним, вообще, произошло? Как повлияли на него эти годы? Узнает ли он кого-то из старых знакомых? Нет, не знакомых — друзей! И слова Фаджа: «Блэк полностью вменяем», и страх вперемешку с желанием найти Сириуса первым, и… усталость и обреченность.

— Не могу понять, как все-таки Блэку удалось сбежать из Азкабана?

Взгляд Снейпа буравит спину. И Ремус Люпин улыбается. Он — единственный из всех знает возможный вариант. Сириус Блэк — анимаг, и перед Ремусом Люпином еще одна дилемма: рассказать или нет. Выучка аврора, так цепляющаяся за сухие факты, знает ответ на этот вопрос. Но Ремус Люпин молчит и вместе со всеми пожимает плечами и удрученно качает головой, не обращая внимания на взгляд Снейпа. Ремус Люпин молчит, потому что ночами утомленному сознанию плевать на сухие факты. Оно знает правду, которая прячется от дневного света. И этого знания хватает Рему, чтобы молчать.

Ремус поднимает воротник пальто. Сколько лет этому пальто, а оно как новенькое. Наверное, потому что ему очень редко приходилось надевать этот маггловский атрибут. Но женщина, попросившая о встрече, назвала именно это место — парк в маггловском квартале. И, глядя на кусок пергамента, исписанный ровным почерком и пахнущий дорогим парфюмом, Ремус отчасти порадовался, что не придется надевать видавшую виды мантию.

Это еще одно неожиданное событие за столь короткое время. Кто эта женщина? Что ей нужно? Лишь фраза «Я хочу поговорить о Сириусе Блэке» и место встречи.

И вот Люпин сидит в парке, размышляя, пойдет ли дождь из грязно-серой тучи над головой, или же ее успеет унести поднимающийся ветер?

— Ремус Люпин?

Вот тебе и аврор. Мужчина быстро встал и обернулся на голос. Невысокая, в дорогой маггловской одежде — неплохой маскарад, мягкий голос и приветливая улыбка. Что-то смутно-знакомое.

— Да, чем могу быть полезен…

— Мариса, — женщина протянула руку в изящной перчатке и после паузы добавила: — Мариса Делоре. Мы учились в Хогвартсе в одно время.

Глядя в это молодое лицо, Люпин вдруг понял, что они не могли учиться в Хогвартсе одновременно. Сколько ей лет?

— Не сочтите за комплимент, но вы слишком юны, чтобы быть моей однокурсницей, — мужчина улыбнулся.